Андрей Кокоулин - В эфирной полумгле
— И поэтому вы убивали, — сказал Соверен.
— Нет. Вы можете встать?
— Пожалуйста.
Соверен поднялся. Бедро скрутило, но он выпрямился и, подволакивая ногу, проковылял за Жефром в ванную комнату.
Столик с зеркалом. Стул. Кувшин. Растрескавшаяся штукатурка.
— Смотрите.
Приподняв лампу, Жефр стянул покрывало с медной ванны. Запах паленой шерсти стал гуще. Соверен не сразу сообразил, на что смотрит.
— Дьявол!
Ванна до половины была наполнена черными и серыми крысиными трупами.
— Вот кого я убиваю, — сказал Жефр. — Энергии мало, но мне хватает. — Он выщелкнул трубку из левого рукава. — С помощью этих электродов я получаю «эфир» напрямую. Достаточно прижать их к мертвой тушке.
Сложив трубку, он натянул покрывало обратно.
— Дальше были еще опыты, — сказал Жефр, возвращаясь в комнату. — Вы не представляете, сколько людей согласилось ради семьи подвергнуться смерти за полфунта! Но того превращения, что случилось со мной, Антуану повторить не удалось. Зато обнаружилось, что с умирающего человека можно снять втрое, а то и вчетверо больше «эфира», чем с обычного мертвеца. Узнав об этом, Коулмен сказал, что это прекрасный повод очистить город от всякого сброда. Видимо, тогда он и поделился этой идеей, а также идеей бессмертных солдат с лордом-канцлером, и у нас появился неограниченный кредит и охрана из солдат гвардии.
Но пока Антуан был жив, Коулмен не позволял себе брать людей с улицы. У них был договор. Правда, Престмут жрал все больше и больше эфира. Лампы. Эфирные двигатели. Люди с достатком принялись оживлять домашних животных. Коулмен втихую поднимал кое-кому богатых родственников. Ведь каждый день посмертную жизнь необходимо поддерживать эфиром, а это звонкая монета в его кармане.
Антуан страшно осунулся. Он сказал мне, что некротическая энергия оседает на стены и крыши домов, подминает под себя город и живущих в нем людей, превращает души человеческие в гниль, а улицы — в живое кладбище. Коулмен на это смеялся и повторял: не чувствую! Не чувствую! Все ему было нипочем.
А три с половиной месяца назад Антуан решил в одиночку повторить опыт с быстрым оживлением на себе, глотнул эфира и выстрелил себе в сердце.
— И сделался мертвецом? — спросил Соверен.
— Да, обычным мертвецом. Увы. Вот тогда-то в Коулмена и вселился дьявол. Он как-то нашел способ управлять мертвецами и открыл Пичфорд-Мейлин. Сначала он умерщвлял людей небольшими партиями и заполнял колбами с эфиром гигантские склады. Мертвецов размещали в бараках. Без подпитки они скоро впадали в подобие летаргического сна, и их можно было без опаски перетаскивать как мебель. До пропавших нищих Неттмора и Догсайд дела никому из властей не было. А затем, когда он позвал в Пичфорд-Мейлин всех желающих… — Жефр посмотрел на Соверена. — Я сбежал.
— А убийства?
— Иногда, когда ночью в холмах работает машина, — помедлив, сказал Жефр, — я чувствую, как она тянет меня к себе. Как вся масса накапливающегося эфира… как она смотрит в меня, — он зажмурился. — Тогда я теряю контроль и становлюсь… Я становлюсь Смертью! — выкрикнул он. — Это не голод, нет, это много страшнее. Этому невозможно сопротивляться. Это тьма. И она всегда оборачивается кем-то. Стариком, мальчишкой. Девушкой.
Он умолк.
— М-да, — Соверен подтянул и заправил под нижний слой размотавшуюся ленту. — Что вы собираетесь делать дальше?
— Не знаю. — Жефр поднял шпагу. — Думал пустить серебра в горло. Или…
Он замер.
Снизу, с лестницы, раздался невнятный крик. Соверен расслышал лишь: «…енса!».
— Кто это? — изменился в лице Жефр.
— Не знаю. Кажется…
Это Паркер! — неожиданно понял Соверен. Паркер кричит: «Полпенса!». Он обернулся к Жефру, застывшему у кровати со шпагой:
— Нам срочно надо…
В следующий миг дверь с грохотом и треском снесло с петель.
Соверен закрылся от щепок и пыли, но едва отнял руки, как в проеме появились молчаливые, но очень упорные люди в мешковине. До тошнотворности сладко запахло эфиром.
Без особого успеха он разрядил «адамс».
Даже пуля, снесшая половину черепа, никого не смогла остановить. Мертвецы хрипели и тянули пальцы. Подскочивший Жефр полоснул ближнего, и тот рухнул, проломив телом створки шкафа.
— Серебро!
В коридоре взвизгнули. За спиной француза осколками взорвалось оконное стекло.
Соверен успел кинуть стул в перевалившуюся через подоконник фигуру, затем его сбили с ног, кто-то навалился сверху, а кто-то прокусил предплечье.
Анна, подумалось ему, а ты бы меня оживила?
* * *Очнулся Соверен от толчка, отозвавшегося резкой болью в затылке.
Он был связан, рядом в темноте чувствовалось чье-то плечо, судя по покачиванию, его куда-то везли в закрытом экипаже. Не слышалось только звона подков по мостовой.
Странно.
Соверен попробовал переменить позу, и кто-то застонал у него в ногах. Снаружи заржала лошадь, под колесом щелкнула ветка.
— Кто здесь? — спросил Соверен, таращась во тьму.
— Паркер, сэр, — последовал ответ. — Это ваши ноги?
— Нет, — сказал Соверен.
— Значит, с нами едет кто-то еще.
— Скорее всего, тот, кого мы с тобой искали.
— А меня здорово отоварили, сэр, — сказал Паркер, шевельнувшись внизу. — Весь ливер отбили. Что это за люди, сэр? Враги мистера Тибольта?
— Это уже не важно, Паркер.
Сцепив зубы, Соверен вытянул раненую ногу.
— А это ваша нога? — спросил Паркер.
— Моя.
— Вы сейчас дали мне в ухо, сэр.
— Извини.
Соверен кое-как освободил плечо от навалившегося на него тела.
— Вы не знаете, куда мы едем? — спросил Паркер.
— Нет, — ответил Соверен. — Возможно, мы выехали из города.
— Как есть, прикопают в лесочке.
Карета внезапно остановилась.
— Выгружай, — послышался знакомый голос.
Дверца кареты распахнулась, крепкий мертвец легко вытащил Соверена. Затем пришла очередь Паркера и Жефра, связанного куда основательней — и по рукам, и по ногам, и с кляпом во рту.
— Здравствуйте, господин Стекпол, — улыбаясь, встал перед ним Коулмен. — Как видите, я оказался прав. Сколько чуши я вам наговорил! Но вы нашли мне инженера, и это стоило мне не в пример меньше, чем если бы я взялся заниматься поисками сам. Это называется верный расчет. Мало того, вам хватило двух дней. Вот она, сила любви!
Он расхохотался и помог мрачному Соверену встать.
— Вам придется ответить!
— Дорогой мой, — сказал Коулмен, поигрывая тростью, — скоро перевод никчемных нищих на эфир станет государственной политикой. А армии бессмертных солдат замаршируют по Европе.
