Энн Райс - Талтос
А звездное небо и в самом деле пробуждало в нем странное, болезненное чувство. Когда Эш наконец остановился, он был уже на высоком гребне горы. Его длинные ноги немного болели, как, наверное, и полагается ногам. Но, очутившись в этом священном месте — в месте, которое значило для него больше, чем любой другой клочок земли в мире, Эш припомнил те времена, когда его ноги не болели, когда он мог быстро взбежать сюда размашистым шагом.
Не важно. Что значит какая-то слабая боль? Она давала ему понимание чужой боли. А человеческие существа страдают от ужасной боли. Лучше думать о цыгане, что спит в теплой постели и видит во сне свою ведьмочку. А боль — это просто боль, будь она хоть физической, хоть душевной. И никто из мудрейших мужчин, или женщин, или даже Талтосов никогда не мог сказать, какая из них хуже: боль сердца или боль плоти.
Эш повернулся и стал взбираться еще выше, уверенно карабкаясь по склону даже там, где он казался невероятно крутым, частенько хватаясь за ветки кустов и надежные камни, чтобы одолеть подъем.
Снова поднялся ветер, но не слишком сильный. Руки и ноги Эша замерзли, но это был не такой холод, какой нельзя было бы вынести. Холод всегда освежал его.
И стоило поблагодарить Реммика за теплое пальто с меховым воротником. Поблагодарить себя за то, что надел шерстяную одежду. И поблагодарить небеса, возможно, за то, что боль в ногах не становилась сильнее, а лишь чуть больше раздражала.
Земля ползла под ногами. Эш мог бы здесь и упасть, но деревья были как высокие перила, они помогали ему удержаться, позволяли быстро идти все дальше и дальше.
Наконец Эш нашел ту тропу, которая, как он знал, должна была быть здесь, извиваясь между двумя мягко возвышавшимися склонами, где стояли старые, никем не потревоженные деревья, покой которых веками не нарушали пришельцы.
Тропа спускалась в небольшую долину, усыпанную острыми камнями, причинявшими боль ступням Эша и заставившими его не раз и не два потерять равновесие. Потом он снова направился вверх, думая о том, что этот подъем мог бы показаться непреодолимым, если бы не тот факт, что он уже преодолевал его прежде и знал, что воля победит чувства.
И вот Эш вышел на маленькую поляну, неотрывно глядя на далекую, нависавшую над ним вершину. Деревья здесь стояли так густо, что тропу теперь было не так-то легко найти, да и была это уже не тропа, а едва заметная дорожка. Эш шел все дальше, топча на ходу мелкие кусты. И когда он наконец повернул направо, далеко внизу, за огромной глубокой расселиной, показались воды горного озера, сиявшие бледным светом под луной, а еще дальше — высокие развалины какого-то собора.
У Эша перехватило дыхание. Он и не знал, что они восстановили уже так много. Сосредоточив взгляд, он смог рассмотреть крестообразное основание церкви и множество квадратных палаток и строений и заметил несколько мигающих огоньков, крошечных, как след булавочного укола. Он прислонился к скале, надежно уперся ногами и всмотрелся в этот мир, не боясь свалиться вниз.
Эш знал, каково это — падать и падать, кричать, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но не в силах остановить падение, когда беспомощное тело с каждым футом набирает скорость под собственным весом, стремясь к земле внизу.
Его пальто порвалось. Ботинки промокли от снега.
На мгновение все запахи этой земли навалились на него, охватили его с такой силой, что он почувствовал почти эротическое наслаждение, двигаясь сквозь них, потирая себя между ногами и заставляя волны удовольствия пробегать по всему телу.
Эш закрыл глаза, и мягкий, безобидный ветерок погладил его лицо, остудил пальцы.
Он уже был близко, очень близко. Все, что нужно было делать, это идти дальше, вверх, и повернуть перед огромным серым камнем, который Эш уже видел под освободившейся от облаков луной. Облака могли через миг снова скрыть ее свет, но это уже не помешало бы Эшу.
Его слуха коснулись какие-то доносившиеся издалека звуки. Эшу даже показалось на мгновение, что это лишь его воображение. Но звуки были: низкий бой барабанов и тонкий плач дудок, мрачный, лишенный ритма или мелодии, которые мог бы уловить Эш. Эти звуки вызвали у него мгновенный приступ паники, а потом погрузили в глубокую, пульсирующую тревогу. Звуки становились громче. Скорее, он позволил себе слышать их более отчетливо. Ветер усилился, потом снова затих. Барабаны стучали на склоне внизу, дудки продолжали ныть, и опять Эш попытался уловить мелодию, но не сумел и, стиснув зубы, зажал основанием ладони правое ухо, чтобы не слышать ничего.
«Пещера. Надо идти дальше. Идти вверх и войти в нее. Повернись к барабанам спиной. Что тебе до них? Если бы они знали, что ты здесь, разве они стали бы играть истинную песню, привлекая твое внимание? Да и знают ли они до сих пор те песни?»
Эш двинулся дальше, обошел камень, обеими ладонями ощущая его холодную поверхность. В двадцати футах или чуть дальше впереди находился вход в пещеру, совсем заросший, скрытый от любого постороннего взгляда. Но Эш знал о хаотичном нагромождении камней над входом. И пошел выше, осторожно обходя его шаг за шагом. Здесь ветер буквально свистел между соснами. Эш отодвинул в сторону ветки, при этом те, что помельче, оцарапали его руки и лицо. Ему было плевать на это. Он шагнул в собственно черноту. И сразу ослабел, тяжело дыша, прислонившись к стене и снова плотно закрыв глаза.
Ни звука не доносилось до него из глубины. Только ветер пел, как и прежде, милосердно заглушая далекий грохот барабанов, если, конечно, этот ужасный, безобразный шум продолжался.
— Я здесь, — прошептал Эш.
И тишина отступила от него, съежившись, наверное, где-то в самой глубине пещеры. Но ответа не было. Осмелится ли он произнести ее имя?..
Эш робко сделал шаг вперед, потом еще один. Он продвигался все дальше, касаясь обеими руками близких стен, волосы задевали камни над головой, пока проход наконец не расширился и эхо шагов не подсказало Эшу, что потолок над ним поднялся на новую высоту. Но он ничего не мог видеть.
На мгновение его охватил страх. Может быть, сам того не замечая, он даже шел с закрытыми глазами. Может быть, он просто позволял рукам и ушам вести его. Он открыл глаза и пытался найти хоть какой-нибудь свет, но увидел только черноту. Он мог даже упасть — так ему было страшно. Некое внутреннее чувство говорило Эшу, что он здесь не один. Но он запретил себе бежать, отказался ринуться наружу, как какая-нибудь перепуганная птица, униженно, может быть даже поранившись в поспешном бегстве…
Он держался стойко. Во тьме ничто не менялось. Тихие звуки его дыхания как будто улетали куда-то в вечность.
— Я здесь, — прошептал Эш. — Я снова пришел. — Слова уплыли от него в никуда. — Прошу, еще раз, ради милосердия…
Ответом ему была тишина.
Несмотря на холод, Эш чувствовал пот на спине под рубашкой, вокруг талии, под кожаным ремнем, что поддерживал его шерстяные брюки. Он ощущал влагу на своем лбу как нечто жирное и грязное.
— Зачем я пришел? — вопросительно произнес Эш, и на этот раз его голос прозвучал слабо и отстраненно. Потом он заговорил так громко, как смог: — В надежде, что ты можешь снова взять мою руку, здесь, как ты это делала прежде, и дать мне утешение.
Выспренние слова, улетая прочь, заставили его содрогнуться.
В этом месте скопились не милые призраки, а воспоминания о горной долине, которые никогда его не покидали. Битва, дым, крики… Эш снова услышал ее голос сквозь те языки пламени:
— …проклят, Эшлер!
Жар и гнев ударили его в душу, так же как в барабанные перепонки. На мгновение Эша охватил древний ужас перед тем давним обвинением…
— …пусть мир вокруг тебя рухнет до того, как кончатся твои страдания!
Тишина.
Он должен был теперь вернуться назад, должен был найти выход. Он мог бы просто погибнуть, не в состоянии видеть, не в состоянии сделать хоть что-то, кроме как вспоминать. В панике Эш резко развернулся и бросился вперед, пока не почувствовал близость шероховатых каменных стен.
Когда Эш наконец увидел звезды, он вздохнул так глубоко, что к глазам едва не подступили слезы, и замер в неподвижности, прижав ладонь к сердцу. А стук барабанов нарастал. Возможно, потому, что ветер снова стих и ничто не мешало грохоту долетать до Эша. Но теперь в этом грохоте появился ритм — сначала быстрый и как будто игривый, потом снова медленный, как будто барабаны сообщали о начале казни.
— Нет! Убирайтесь! — прошептал Эш.
Он должен был бежать от этого места. Его известность и удача должны были как-то помочь ему сбежать. Он не мог застрять на этой высокой вершине, лицом к лицу с ужасным боем барабанов, слыша дудки, которые теперь выводили отчетливую и угрожающую мелодию. Как он мог оказаться настолько глуп, чтобы прийти сюда? Пещера жила и дышала прямо за его спиной…
