Энн Райс - Талтос
Энн Райс - Талтос краткое содержание
Энн Райс
Талтос
Anne Rice
TALTOS
Copyright © 1994 by Anne O’Brien Rice and the Stanley Travis Rice, Jr. Testamentary Trust
All rights reserved
© Т. Голубева, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство АЗБУКА®
* * *Посвящается с любовью
Стэну, Кристоферу и Мишель Райс, Джону Престону, а также Маргарет и Стэнли Райс
Сад любви
Я увидел в Саду Любви,
На зеленой лужайке — там,
Где, бывало, резвился я, —
Посредине стоящий Храм.
Я увидел затворы его,
«Ты не должен!» — прочел на вратах.
И взглянул я на Сад Любви,
Что всегда утопал в цветах.
Но вместо душистых цветов
Мне предстали надгробья, ограды
И священники в черном, вязавшие терном
Желанья мои и отрады.
Глава 1
Снег шел весь день. Когда быстро сгустилась плотная тьма, он стоял у окна, глядя вниз, на крошечные фигурки в Центральном парке. Под каждым фонарем на снег падал безупречный круг света. На замерзшем озере люди катались на коньках, но он не мог разглядеть их как следует. По темным дорогам вяло ползли автомобили.
Справа и слева толпились небоскребы центральной части города. Но между ним и парком не было ничего, кроме, конечно, целого леса невысоких домов, на крышах которых красовались садики и чернели огромные ящики с каким-то оборудованием. Кое-где виднелись крыши со шпилями.
Он любил этот вид, и ему казалось странным, что другие находили пейзаж необычным, а мастер, устанавливавший кое-какое офисное оборудование, даже признался, что никогда прежде не видел Нью-Йорк вот таким. Жаль, что не было для каждого своей мраморной башни, что не было целых рядов башен, на которые могли бы подниматься все люди, чтобы взглянуть на город с разной высоты.
Это следовало взять на заметку: построить несколько башен, не имеющих другого назначения, кроме как служить местом отдыха в небе для всех людей. И использовать для них тот прекрасный мрамор, который он так любил. Возможно, он сможет сделать это прямо в текущем году. Скорее всего, сможет. И библиотеки. Он хотел открыть их побольше, а значит придется совершить несколько поездок. Но он справится со всем, да, и скоро. В конце концов, обустройство парков почти завершено, и в семи городах открыты небольшие школы. И карусели построены уже в двадцати местах. Конечно, фигуры животных изготовлены из синтетических материалов, но все они представляют собой весьма искусные и точные копии великих европейских образцов резьбы. Людям нравятся эти карусели. Но пора уже строить новые планы. Зима застала его в мечтах…
В прошлом столетии он воплотил в жизнь сотни подобных идей. Но и маленькие победы этого года приносили удовлетворение и обнадеживали. Прямо в этом здании он воссоздал древнюю карусель, состоявшую сплошь из старинных лошадок, львов и прочих животных — подлинников, послуживших образцами для создания их копий. А один из подвальных этажей теперь занял музей классических автомобилей. Публика валом валила, чтобы увидеть «форд-Т», «штуц-бэркат» или сверкающий гоночный «MGTD» со спицами в колесах.
Конечно, был еще музей кукол: в больших, хорошо освещенных комнатах двух этажей над холлом располагалось множество витрин, заполненных куклами, собранными им по всему миру. Наконец, существовал его личный музей, доступ в который открывался лишь изредка, — собрание особенно дорогих его сердцу кукол.
Иногда он сам спускался вниз, чтобы побродить в толпе и понаблюдать за людьми. На него обращали внимание, но кто он, разумеется, не знали.
Существо семи футов ростом не могло избежать людских взглядов. Так было всегда. Однако за последние две сотни лет произошло нечто весьма забавное: человеческие существа стали выше! И теперь — о чудо из чудес! — он уже не так сильно выделялся среди них. Конечно, люди оглядывались на него, но теперь не боялись.
Более того, иногда в этом здании появлялись человеческие самцы, которые были даже выше его. Само собой, служащие тут же сообщали ему об этом. Требование ставить его в известность о появлении таких людей считалось одной из его маленьких причуд. Служащим оно казалось забавным. А он ничего не имел против. Ему нравилось видеть улыбающихся и смеющихся людей.
— Мистер Эш, там один высокий. Пятая камера, — докладывали ему.
Он сразу поворачивался к ряду маленьких светящихся экранов и быстро отыскивал упомянутого индивида. Всего лишь человек. Эш обычно сразу определял это безошибочно. Лишь однажды он не был уверен. Спустившись вниз в бесшумном скоростном лифте, он долго шел рядом с тем гостем, дабы по ряду деталей убедиться, что и это тоже всего лишь человек.
Были у него и иные мечты: маленькие дома для детских игр, богато украшенные, построенные исключительно из пластика — материала нынешней космической эры. Он видел маленькие соборы, замки, дворцы — безупречные копии реальных архитектурных сокровищ, — созданные с молниеносной скоростью, и «экономичные», чтобы совет директоров их одобрил. Они были бы самых разнообразных размеров: от домиков для кукол до таких, куда могли бы входить и сами дети. И на продажу — карусельные лошадки, изготовленные из древесных смол, доступные по цене почти каждому. Сотни их можно было бы подарить школам, больницам, прочим учреждениям такого рода.
И еще одна идея преследовала Эша: по-настоящему прекрасные куклы для детей бедняков, небьющиеся, легко моющиеся… Но над этим он так или иначе работал уже с начала нового века.
В последние пять лет он выпускал все более и более дешевых кукол, превосходящих тех, что были прежде, кукол из новейших искусственных материалов, кукол, которые были долговечными и привлекательными. Но все равно они стоили слишком дорого для детей бедняков. В этом году он собирался испытать нечто совершенно иное… На его чертежной доске уже имелись кое-какие наброски, парочка многообещающих прототипов. Возможно…
Эша охватило мягким теплом при мысли обо всем множестве этих проектов, потому что они могли занять его на сотни лет. Давным-давно, в античные времена, как называли их люди, он мечтал о монументах. Огромные каменные круги, видные всем, танцы гигантов в высокой траве равнины. Даже скромные башни преследовали его десятилетиями, а несколько столетий подряд он развлекался, делая тиснение на красивых книжных переплетах.
Но забавы нового мира, все эти крошечные изображения людей, не детей, конечно, потому что куклы никогда не выглядели как дети, вдруг стали его странной, всепоглощающей страстью.
Монументы были для тех, кто готов был путешествовать, чтобы их увидеть. Куклы и игрушки, которые он совершенствовал и производил, добирались до каждой страны на земном шаре. Ведь благодаря машинам все виды новых и прекрасных вещей становились доступными для людей любой национальности, для богатых и нищих, для тех, кто нуждается в утешении или в хлебе насущном и убежище, для тех, кто навсегда заперт в больницах и сумасшедших домах.
Его компания была для него спасением. Даже самые дикие и наиболее дерзкие его замыслы успешно воплощались в жизнь. Эш на самом деле просто не понимал, почему другие производители игрушек вводят так мало новшеств, почему формы для печенья — куклы с унылыми лицами — рядами стоят на полках торговых центров, почему легкость производства не порождает огромного множества новизны и фантазии. Он же в отличие от своих скучных коллег ради каждой победы рисковал все больше и больше.
Его совсем не радовало, что он вытеснял других с рынка. Нет, конкуренцию он по-прежнему воспринимал лишь умозрительно. Втайне Эш верил, что количество потенциальных покупателей в современном мире неограниченно. И места хватало для любого, кто продавал хоть что-то стоящее. И в этих стенах, в этой грандиозной, вздымающейся на опасную высоту башне из стали и стекла, он наслаждался своим триумфом, испытывая чистое блаженство, которое не с кем было разделить.
Больше не с кем. Разве что только с куклами. Куклами, стоявшими на стеклянных полках вдоль стены из цветного мрамора, вознесенными на пьедесталы по углам, куклами, что сгрудились на его широком деревянном письменном столе. И с Бру, его принцессой, французской красавицей ста лет от роду. Она была его самой терпеливой слушательницей. Не было дня, чтобы Эш не поднялся на второй этаж здания, дабы навестить Бру, свою любимицу из неглазурованного фарфора с безупречной фигурой, идеально сохранившимися пушистыми волосами и личиком ручной росписи. Ее торс и деревянные ножки так же совершенны сейчас, как и более ста лет назад, когда одна французская компания[1] создала ее для Парижской выставки.
