Энн Райс - Талтос
Наконец Майкл отодвинулся, взял руки Роуан и поцеловал их. И вдруг на его лице снова появилась ясная мальчишеская улыбка, та самая, которую Роуан уже не надеялась увидеть.
— А ты и в самом деле по-прежнему любишь меня, детка, — подмигнув, сказал он чуть надломившимся голосом.
— Да, — кивнула Роуан. — Похоже, я это однажды поняла, и так будет всегда. Идем со мной, пойдем под тот дуб. Я хочу побыть немного рядом с ними. Не знаю почему. Ты и я — мы единственные, кто знает, что они там вместе.
Они выскользнули из дома по черной лестнице, через кухню. Охранник у бассейна просто кивнул им. Когда они дошли до железного стола, двор был уже темен. Роуан бросилась к Майклу, и он поддержал ее.
«Да, сейчас все так, а потом ты снова меня возненавидишь, — подумала Роуан. — Да, ты будешь меня презирать…»
Роуан поцеловала волосы Майкла, его щеку, потерлась лбом о его жесткую щетину. И ощутила его ответный вздох, глубокий и тяжелый.
«Ты будешь меня презирать, — думала она. — Но кто еще может найти тех, кто убил Эрона?»
Глава 5
Самолет приземлился в эдинбургском аэропорту в одиннадцать вечера. Эш слегка дремал, прижавшись лицом к окну. Он увидел фары двух машин, уверенно направлявшихся к нему. Черные немецкие «седаны», которые должны были отвезти его и его маленькую свиту по узким дорогам в Доннелейт. Это уже была не та дорога, которую можно одолеть только на лошадях. Эш был этому рад. Не то чтобы ему не нравились такие опасные путешествия через горы, просто хотелось добраться до той горной долины без промедления.
«Современная жизнь сделала всех нетерпеливыми», — подумал Эш. Сколько раз за его долгую жизнь он отправлялся в Доннелейт, полный решимости повидать место самых трагических его потерь и заново исследовать собственную судьбу? Иной раз ему требовались годы, чтобы добраться до Англии, а потом поехать на север, в гористую часть Шотландии. А иногда это был вопрос нескольких месяцев.
Теперь же все можно было сделать за несколько часов. Путешествие уже не представляло трудности и не являлось чем-то вроде очищения. Скорее, это был обычный визит.
Он встал, а его помощница Лесли, которая прилетела с ним из Америки, уже принесла ему пальто и сложенное одеяло, а заодно и подушку.
— Что, спать хочется, милая? — спросил ее Эш с мягким упреком.
Американские слуги озадачивали его. Они делали странные вещи. Эш не удивился бы, если бы девушка переоделась в ночную рубашку.
— Это для вас, мистер Эш. Ехать почти два часа. Я подумала, вам это может пригодиться.
Эш улыбнулся, проходя мимо нее. Интересно, что все это могло для нее означать? Ночные поездки по всему миру? Должно быть, Шотландия кажется ей похожей на все прочие места, куда он иногда тащил ее и других служащих. И никто не мог даже предположить, что она значит для него.
Эш ступил на металлический трап, и от ветра у него перехватило дыхание. Здесь было даже холоднее, чем в Лондоне. Воистину путешествие провело его от одного круга холода к другому, а потом еще к одному. И с детской пылкостью и скрытым сожалением Эш вдруг захотел очутиться в тепле лондонского отеля. Он подумал о цыгане, сладко спавшем на мягкой подушке, стройном темнокожем цыгане с жестким ртом, с угольно-черными бровями и ресницами, которые загибались вверх, как у ребенка.
Эш прикрыл рот тыльной стороной ладони и поспешил спуститься вниз и сесть в машину.
Почему у детей всегда такие длинные ресницы? И почему потом они перестают быть такими? Может быть, они нуждаются в каком-то особом уходе? А у Талтосов с этим как? Эш не мог припомнить ничего такого, что касалось бы его детства. Ясно, что для Талтосов это был просто некий период жизни.
«Потерянное знание…»
Эти слова он слышал часто и не помнил времени, когда их не знал.
Его возвращение было некоей мукой — возвращение, отказ двигаться вперед без горького совещания с собственной душой.
«Душа. У тебя нет души, или, по крайней мере, тебе так говорили».
Сквозь затемненное стекло Эш наблюдал за тем, как юная Лесли устраивается на пассажирском сиденье впереди. Он с облегчением убедился, что заднее сиденье полностью предоставлено ему, что две машины приехали, чтобы отвезти его и его сопровождающих на север. Для него сейчас было бы невыносимо сидеть рядом с каким-нибудь человеческим существом, слушать человеческую болтовню, ощущать запах здоровой человеческой женщины, такой нежной и такой юной.
Шотландия. Запах лесов, запах морской воды в воздухе.
Машина мягко тронулась с места. Хороший водитель. Эш был благодарен за это. Ему не придется испытывать постоянные толчки до самого Доннелейта. На мгновение Эш увидел яркое отражение фар машины, ехавшей следом. Там, как и положено, находились его телохранители.
Внезапно Эша охватило ужасное предчувствие. Зачем он подвергает себя такому испытанию? Зачем едет в Доннелейт? Зачем ему карабкаться в гору и снова посещать святилища прошлого? Эш закрыл глаза и на мгновение увидел сияющие рыжие волосы маленькой ведьмы, которую Юрий любил глупо, по-мальчишески. Он увидел жесткий взгляд ее зеленых глаз, устремленный на него с той фотографии, по-детски связанные яркой цветной лентой волосы. Юрий, ты просто дурак.
Машина набрала скорость.
Эш ничего не мог рассмотреть сквозь сильно затемненные окна. А жаль. И настоящее безумие. В Соединенных Штатах стекла его машин не были затемнены. Его никогда не заботило уединение. А вот видеть мир в его естественных красках — это было нечто такое, в чем он нуждался, так же как нуждался в воздухе и воде.
Ну тогда, наверное, он сможет немного поспать без снов.
Его заставил вздрогнуть голос молодой помощницы, раздавшийся из маленького динамика.
— Мистер Эш, я позвонила в гостиницу. Они готовы к вашему приезду. Вы хотите где-нибудь остановиться по пути?
— Нет, Лесли, я хочу поскорее добраться туда. А вы устраивайтесь поудобнее. Дорога долгая.
Он закрыл глаза. Но сон не шел. Это была одна из тех поездок, когда он ощущал каждую минуту и каждую неровность на дороге.
Тогда почему бы не подумать снова о том цыгане… о его тонком темном лице, блеске зубов между губами, таких белых и безупречных, зубов современного человека. Наверное, это богатый цыган. Богатая ведьма, как понял Эш во время того разговора. Он вообразил, как расстегивает пуговки белой блузки на фотографии. И распахивает блузку, чтобы увидеть грудь. Он представил себе розовые соски, голубые вены под кожей… они ведь должны там быть. Эш вздохнул, низко присвистнул сквозь зубы и склонил голову набок.
Желание было таким болезненным, что Эшу потребовалось большое усилие, чтобы его подавить. А потом он снова увидел цыгана. Увидел его длинную темную руку, лежащую на подушке. От цыгана пахло лесом и долиной. «Юрий», — в своей фантазии прошептал Эш, перевернул молодого человека на спину и наклонился, чтобы поцеловать его в губы.
И это тоже обожгло его. Эш резко выпрямился, наклонился вперед, поставил локти на колени и оперся головой о ладони.
— Музыка, Эш, — тихо произнес он, а потом, снова откинувшись на спинку сиденья, прислонился головой к окну, широко раскрыл глаза, и, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь это ужасное темное стекло, негромко запел высоким фальцетом песню, которую не мог понять никто, кроме Сэмюэля, и даже Сэмюэль едва ли понимал до конца.
Было уже два часа ночи, когда Эш велел шоферу остановиться. Он не мог ехать дальше. За темным стеклом скрывался весь тот мир, ради которого он сюда явился. Он больше не мог ждать.
— Мы уже почти добрались, сэр.
— Знаю. Ты увидишь тот город в нескольких милях впереди. Езжай прямо туда. Устраивайтесь все в гостинице и ждите меня. А сейчас позвони охранникам, в ту машину. Скажи, чтобы ехали за тобой. Я должен остаться здесь один.
Он не стал ждать неизбежных возражений.
Прежде чем водитель успел выскочить и предложить свою помощь, Эш вышел из машины, хлопнув дверцей, и, едва махнув на прощание рукой, быстро шагнул к обочине дороги и дальше, в густой холодный лес.
Ветер дул уже не так сильно. Луна, пойманная в ловушку облаков, бросала на землю слабый переменчивый свет. Эш ощутил, как его окутало запахами шотландских сосен, темной холодной почвы под ногами, храбрых острых лезвий первой весенней травы, сминавшейся под его ботинками, едва ощутимыми ароматами ранних цветов.
Кора деревьев была приятной на ощупь.
Эш долго шел в темноте, все вперед и вперед, иногда спотыкаясь, иногда хватаясь за толстый ствол какого-нибудь дерева, чтобы не упасть. Он не останавливался, чтобы перевести дыхание. Он знал этот склон. Знал звезды над головой, пусть даже облака пытались их скрыть.
А звездное небо и в самом деле пробуждало в нем странное, болезненное чувство. Когда Эш наконец остановился, он был уже на высоком гребне горы. Его длинные ноги немного болели, как, наверное, и полагается ногам. Но, очутившись в этом священном месте — в месте, которое значило для него больше, чем любой другой клочок земли в мире, Эш припомнил те времена, когда его ноги не болели, когда он мог быстро взбежать сюда размашистым шагом.
