Гули (ЛП) - Ли Эдвард
С низкой ветки листья сассафраса свисали на руку, как варежки. Больше всего Курта беспокоило то, что цвет руки и цвет грибов были абсолютно одинаковыми.
- Это шутка, - вынес он свой окончательный вердикт. В его голове царили смятение и отвращение. - Я никогда в жизни не видел ничего более дерьмового.
- Есть еще кое-что, - сказал Глен. - Сюда.
Он повел Курта на другую сторону дороги. Глен указал. У их ног лежало что-то маленькое и черное.
- Перчатка, - сказал Глен. - Это было последнее, что я заметил.
Курт уставился вниз, словно в пропасть. Узнавание предмета потрясло его.
- Это больше, чем перчатка. Это перчатка с утяжеленными костяшки пальцев.
- Ты имеешь в виду одну из тех перчаток с песком на костяшках пальцев?
- Да, ты их уже не часто увидишь. Это все равно что носить с собой дубинку... Боже правый, это лучше всего.
- Ты говоришь так, будто это важно.
- Черт возьми, так оно и есть.
- Почему?
- Сваггерт - единственный из всех, кого я знаю, у кого была такая пара.
Курт наклонился и чистым носовым платком поднял перчатку за край. И почти в то же мгновение приступ тошноты закрутился у него в животе и подступил к голове. Его лицо побелело. Он выронил перчатку и отступил назад.
- Что не так? - спросил Глен.
Курт едва мог говорить, не в силах забыть о тошнотворной тяжести.
- Перчатка, - пробормотал он. - В ней все еще его рука.
ГЛАВА 8
- Я не знаю, Чед. Я имею в виду, я ценю твое предложение и все такое...
- Но идет проливной дождь, - настаивал бармен, от которого разило перегаром. - Ты не можешь идти домой в этом, ты простудишься насмерть.
Вики почувствовала себя загнанной в угол. Он был прав, но она предпочла рискнуть.
- Хорошо, Чед, - сказала она. - Ты можешь отвезти меня домой. Я закончу натирать пол, а ты допивай пиво. Тогда мы пойдем.
На опухшем, лоснящемся лице бармена появилось выражение восторга. Она заметила, что он чем-то набил штаны.
"Боже мой, - подумала она. - Где мы их достаем?"
От его одежды пахло потом и старым пивом.
Вики поспешила в уборную, потрясенная непристойной ухмылкой бармена. В последнее время ложь слишком легко слетала с ее языка; это угнетало ее, но у нее не было выбора. Она обнаружила, что ее успокаивают резкие сосновые запахи, доносящиеся из помещения для швабр.
Большая часть "Наковальни" была погружена в темноту; последний клиент ушел час назад. Снаружи бушевала гроза. Непрерывные струи дождя барабанили по крыше и просачивались сквозь оконные щели, словно какая-то бесплотная сущность пыталась проникнуть внутрь.
Вики огляделась по сторонам, ожидая подходящего момента; массивная фигура бармена исчезла в складском помещении. Она быстро натянула на себя ярко-желтый дождевик и накинула капюшон.
"Апрельский дождь, - подумала она. - Дерьмо".
Завывала буря. Она выскользнула через боковую дверь и побежала.
Дождь, казалось, почувствовал ее присутствие; он обрушивался на нее сосредоточенными ударами, словно хотел загнать ее на парковку. Через несколько секунд бежать уже не было смысла - она промокла до нитки, но все равно побежала. Дождь проникал сквозь овал ее капюшона и стекал по груди и спине. Он, как черви, заползал на манжеты. Она помчалась домой в бессмысленном порыве, и только оказавшись в безопасности дома, поняла, что бежала не столько от дождя, сколько от невротического образа чего-то невыразимого, преследующего ее по дороге.
Внутри у нее перехватило дыхание, когда она щелкнула выключателем. На полу валялись стаканы и раздавленные пивные банки. Шкафы были распахнуты настежь. В кухонной раковине нагло высилась груда грязной посуды. Все это означало, что Ленни впервые за много дней был дома. Она пересекла кухню, надеясь, что, может быть, он ушел, но при виде его "Шевелле" в гараже у нее поникло сердце. Рев бури перерос в издевательский смех; она почувствовала, что срывается с места. Она сбросила туфли, и они с глухим стуком ударились о корзину для белья. Она сорвала с себя жесткий, мокрый плащ. Она стянула с себя промокшие джинсы и отбросила их в сторону. Иногда это случалось так, когда ее сознание выходило из-под контроля, когда она была застигнута врасплох правдой. Правда заключалась в том, что она села не в ту лодку и тонула в ней. Каждое утро, глядя в зеркало, она видела картину ада. Она бы солгала, обвиняя Ленни; она могла винить только себя. Она обрекла себя на рабство, на жизнь, которая быстро распадалась по направлению к центру. Разозлившись, она ничего не исправит - ей придется самой искать выход.
Она закрыла глаза и замерла на мгновение, пока снова не успокоилась.
Ленни, должно быть, наверху, погрузился в глубокий сон после наркотиков и секса. Она нахмурилась, увидев разгром на кухне; с уборкой придется подождать до утра. Голод сжал ее желудок, как сжимающийся жгут. Она открыла холодильник, но обнаружила там только упаковку из шести банок пива, две бутылки соуса и немного вина.
Через несколько мгновений она уже сидела на диване. На кухне было темно, и она выключила весь свет в гостиной, кроме одного. Ее пальцы слабо сжимали бокал с вином, словно опасаясь, что оно может пролиться. Она позволила вину пролиться в горло; первый бокал был выпит плавно и сразу. От второго бокала у нее закружилась голова. Она знала, что глупо наливать вино на пустой желудок, но после третьего бокала ей стало все равно.
Она не стала подниматься в постель. Решила, что сойдет и диван. Это лучше, чем случайно разбудить Ленни.
Вскоре от алкоголя она уже светилась, стала отчетливо различать детали обстановки. В воздухе витал запах марихуаны, а в центре кофейного столика лежал маленький стеклянный квадратик, посыпанный некачественным кокаином. С края стола свисал белый хлопковый бюстгальтер. Это не было неожиданностью: Джоанна Салли сегодня вечером была свободна, и она решила, что та пришла сюда, чтобы потрахаться с Ленни, пока Вики накрывала столы в "Наковальне". Вики вспомнила слова Джоанны о смерти ее собаки, а затем подумала о том, что случилось с могилой животного. Эта мысль обожгла ее. Мысленно она увидела, как яма на заднем дворе наполняется дождем, как сточная канава. Что-то глупое, но очень приятное подсказывало, что за этим стоит Джоанна, но Вики не могла представить, чтобы Джоанна выкапывала мертвое животное просто назло ей. Глупо, да, но эта мысль не давала покоя.
От вина в комнате все закружилось. Темнота, казалось, сгустилась вокруг единственной лампы, горевшей желтым светом. Стены начали деформироваться, а тени расплываться, как пятна. Внезапно дом наполнился не призраками, а воспоминаниями. Прошлые диалоги эхом отдавались в ее голове, осколки брака превратились в руины.
- Пизда.
- Не называй меня так.
- Я буду называть тебя, как захочу, пизда. Ты, кажется, забыла, кто здесь главный.
- Отвали.
Пощечина.
- Ты моя жена. Ты будешь делать, что я говорю. И когда ты станешь слишком большой для своих ботинок, я сброшу их с тебя.
Дюжинами крутятся раболепные образы, все легальные варианты извращений и изнасилований.
- Нет. Не прикасайся ко мне.
- О, тебе это нравится, просто ты не хочешь в этом признаваться. Моя маленькая деревенщина. Я вижу, ты просто умоляешь об этом.
- Черт возьми! Остановись! У меня месячные.
- Все в порядке. У тебя изо рта не идет кровь.
И угрозы, множество угроз. И насилие.
- Видишь, что происходит, когда ты становишься умнее. Чертовы маленькие сучки никогда ничему не учатся. Разве это не так?
- Придурок, я звоню в полицию.
- Давай. И пока они будут везти меня в тюрьму, они будут везти тебя в больницу. Я выйду оттуда раньше тебя.
- Ты мог сломать мне зубы, придурок.
- Правильно, и в следующий раз я это сделаю. И, возможно, твои руки и ноги тоже. Ну, давай, ты не собираешься вызывать копов?
Тишина.