Джонатан Кэрролл - Сон в пламени
Надо отдать должное Люку, он сохранял спокойствие и вежливо спросил, нельзя ли минутку поговорить с Марис. Голдстар обернулся и проревел просьбу в машину. Хелена Прекрасная опустила стекло и показала им кукиш.
– Сдается мне, это означает «нет», Люк, – Голдстар сложил нож и спрятал его в карман. – Наверное, она не любит парней, которые пинают ее в зад, а потом носят ее трусы. Знаешь, ты уж или то, или другое. Нужно быть или тем, или другим – верно, Николас?
Позвонив нам позже, Николас сказал, что Голдстар немного переигрывал, но это сработало. Марис сказала, что, похоже, он переиграл примерно на пятьсот процентов. Но я бы сказал, ее это позабавило и принесло облегчение. Как бы она ни храбрилась после тех тяжелых дней в Мюнхене, сам факт, что Люк, свихнувшийся до точки кипения, находится где-то на том же континенте, тревожил ее страшно. Ночью она разговаривала во сне. Хотя я не говорил ей, ее бред слишком часто был громким, неистовым, тревожным. Однажды, придя в ресторан и увидев кого-то похожего на Люка, она чуть не бросилась бежать и только в последний момент поняла, что у этого человека совсем другого цвета волосы. А Марис не из тех людей, кто шарахается от чего попало. Я сразу это почувствовал, и это не изменилось до сих пор.
После того как Хелена показала им кукиш и Голдстар ушел, Николас спросил Люка, не хочет ли тот еще чего-нибудь. Тот казался растерянным и сбитым с толку, но не мог оставить все как есть. Он приехал сюда издалека, чтобы… чтобы что?
– Как она может быть шлюхой? Марис?
– Она не шлюха, Люк. Она живет с ним, и это он любит, чтобы она так одевалась. Думаю, он убьет любого, кто попытается до нее дотронуться, а тебя в первую очередь. По-моему, она все ему рассказала. А что это он говорил про ее трусы? Ты что, носил их?
– Как ты мог отвезти ее к нему? К сутенеру? Как ты мог?
– А сам-то ты, Люк, что ты с ней делал? Колотил ее? Пугал до смерти? Как ты думаешь, почему она с ним? Она не хочет, чтобы ты путался в ее жизни. Это ты ее беда, парень, а не он.
– Пошел ты на хрен, Сильвиан. Николас обернулся и крикнул Голдстару:
– Люк посылает тебя на хрен, Голди! Голдстар дважды погудел клаксоном и стал снова вылезать из машины. Хелена пыталась удержать его, но не смогла. Он вылезал, и вылезал, и вылезал из сверкающего «ягуара», словно демонический мистер Чистоль.
Потом направил палец на Люка и проревел:
– Убирайся восвояси, вонючая жаба. Убирайся восвояси, пока я не обгрыз тебе харю.
Когда мистер Чистоль всерьез намеревается обгрызть вам харю, вы поскорее улепетываете. Что и сделал Люк, все же успев прошипеть Николасу:
– Я еще доберусь до тебя!
– Что он хотел этим сказать? – заволновалась Марис.
И снова я повернул трубку так, чтобы мы оба могли разговаривать одновременно. Николас хмыкнул.
– Наверное, доложит обо мне в Гильдию режиссеров.
– Он сумасшедший.
– Марис, он был так ошарашен увиденным, что еще месяца два не сможет прийти в себя, поверь мне. Он перетрусил, милая, и что еще он мог сказать? Он думает, что у нас есть друг-громила, который не замедлит его отделать!.. Не думай об этом, забудь! Ты победила! Уокер, скажи ей, чтобы не волновалась. Идите куда-нибудь, отпразднуйте. Мне нужно еще сегодня уладить десяток дел, чтобы завтра быть готовым к поездке. Знаешь, что мне не нравится в Израиле? Завтрак. Там нельзя налить в кофе молока, и тебе дают сырой лук и помидоры. Боже, что за страна! Я пришлю вам открытку с танком. Когда вернусь, сходим к Фраскати. Скажи, что я твой герой, Марис.
– Ты и так знаешь, что я люблю тебя, Николас.
Возникло неловкое молчание, потом он ответил: – Да, я тебя тоже. Позаботьтесь друг о друге. Увидимся через несколько недель.– Хочешь, я провожу тебя в аэропорт? Это не составит труда.
– Нет, меня проводит Ева. Она любит рулить и слушать музыку по радио. Пока!
На следующее утро Сильвианы приехали в аэропорт за час до вылета. Это было не похоже на него, он не ранняя пташка, но он знал, что израильская авиакомпания «Эль-Аль» очень медленно и тщательно досматривает багаж и проверяет паспорта, прежде чем пропустить в самолет. Николас не мог себе позволить опоздать и играл хорошего мальчика.
Пока он проходил контроль, к одному из входов на верхнем уровне аэропорта подъехал «мерседес». Несколько арабов с автоматами и гранатами выскочили из него и ворвались в здание. По словам свидетелей, все были так ошарашены, что никто ничего не предпринял, пока арабы не открыли огонь и не забросали гранатами стойку «Эль-Аль». То же самое произошло в Риме в аэропорту Фьюмичино.
Пуля, оторвавшая кусочек уха Евы Сильвиан, вероятно, была та же самая, что, продолжив полет, угодила прямо в голову ее мужа. Другая попала ему в живот. Если вы видели ту жуткую фотографию в «Тайме», со множеством убитых в Венском аэропорту, Николас Сильвиан – это мужчина в темном костюме, распластавшийся на полу, как брошенная кукла, все еще сжимая что-то в руке. Это был его паспорт в кожаном бумажнике, который мы с Марис подарили ему при последней встрече.
Про теракт мы услышали в магазине электроники, куда пришли купить новый видеомагнитофон. Вначале по радио сообщили, что всякое движение по дороге в аэропорт перекрыто по причине «инцидента». Мы не придали этому значения, так как австрийцы в любое время дня любят прерывать свои радиопередачи сообщениями о дорожном движении. Но через несколько минут поступили более подробные известия о происшествии. Марис сказала, что заметила, как все в магазине замерли и повернулись к стоявшим на полках радиоприемникам. Такого в Вене еще не случалось. Просто не случалось. Никто не смотрел на других – ответы на наши вопросы были только у радиодикторов.
Когда стал проясняться весь ужас случившегося, сначала я был возмущен явной несправедливостью акции. Беспорядочно стрелять в группу людей в аэропорту? Зачем, ради какой политической цели? А как же политика гуманизма? Или гипотетически присущая человеку способность отличать врага от ребенка с куклой в руках? Или часть мира действительно так обезумела, что не делает различия между ребенком и врагом? Я повторял про себя «ублюдки!», когда последние известия обернулись фильмом ужасов.
Кто-то схватил меня за локоть. Прежде чем я осознал это, Марис испуганным, дрожащим голосом проговорила:
– Там же Николас! Он собирался в Израиль рейсом «Эль-Аль»!
На мгновение я возненавидел ее за эти слова. Мы ненавидим тех, кто вручает нам смертный приговор, сообщает, что все в мире имеет конец.
Переглянувшись, мы выбежали из магазина. Моя машина стояла рядом, и мы, не вымолвив ни слова, заскочили в нее. Всю дорогу в аэропорт оба молчали и лишь вместе слушали громкие сообщения радио. В миле от города Швехат автобан перегородила полиция. Я сказал первому подошедшему, что среди убитых может быть мой брат. Он выразил нам сочувствие и посоветовался со своим начальником, но не смог пропустить нас, так как события в аэропорту еще не закончились.
