Мария Барышева - Коллекция
Но все же после сообщения тети Ани Кира возмутилась снова. Любить — не любить — это одно, но все-таки это была ее родная бабушка, и она обязана была присутствовать на похоронах! На что это похоже?! Почему ей не сообщили?! Почему ей даже не сообщили, что она попала в больницу?! Бог с ними, с отношениями, ведь когда человек тяжело болен, на многое можно закрыть глаза.
В ответ на гневные упреки тетя Аня своим тихим мурлыкающим голосом сказала, что баба Вера сама ее просила так сделать. Это была ее последняя воля. Ни Кира, ни Стас не должны были присутствовать на ее похоронах.
— Но ты будь готова! — предупредила она напоследок и положила трубку прежде, чем Кира успела спросить, к чему?
Буквально через полчаса она поняла, к чему была брошена эта фраза, когда ей позвонили из нотариальной конторы и сообщили, что в такой-то день и такой-то час ей надлежит явиться к нотариусу для вскрытия и оглашения завещания, поскольку она является одной из наследниц Веры Леонидовны Ларионовой.
Кира вначале изумилась, потом обрадовалась, а потом насторожилась.
Прямыми наследниками по закону являлись она и Стас, остальные являлись второочередными. Но раз существует завещание, значит перед смертью бабуля успела распорядиться своим имуществом. Что если она, Кира, приглашается лишь как член семьи, обязанный присутствовать при вскрытии завещания? Даже умирая, Вера Леонидовна не могла бы не устроить какой-нибудь пакости и обойти внуков хоть в чем-то? Оставить все той же тете Ане, с которой была в довольно теплых отношениях? И тогда начнется волокита, судебные разбирательства, иски о признании завещания недействительным и прочее. И заниматься этим придется непременно, потому что наследство того стоит.
Квартира.
Насколько Кире было известно, Вера Леонидовна так и не обменяла своей просторной трехкомнатной квартиры. Другое дело, приватизировала ли она ее? И если да, то у Киры будет шанс вновь вдохнуть жизнь в свою керамическую мастерскую. Оборудование есть, все есть — нужны лишь деньги… А будут деньги — и она сможет начать все заново, послав к чертям унылую работу в канцелярской лавке. Ее призванием была керамика — причудливые и оригинальные цветочные горшки и вазоны, изящные статуэтки, чудные фигурные коробушки и бочонки, которыми так любят украшать свои кухни многие домохозяйки. У Киры были богатая фантазия и хороший художественный вкус, и ее тонкие умные пальцы творили чудеса.
Квартира.
Кира не знала, в каком та сейчас состоянии, но помнила, что трехкомнатная бабушкина квартира располагалась в очень хорошем тихом старом районе, совсем рядом с морем, что существенно поднимало ее цену. Поэтому раздумывать тут особо было нечего. Другое дело, что надо было приготовиться к бою, чтобы заполучить причитающуюся ей часть.
Но существовал еще и Стас, и именно его звонок и был третьим.
Их родители развелись, когда Кире было четыре года, а Стасу — шесть, и разъехались в разные стороны, поделив детей пополам — мать вместе со Стасом уехала куда-то на запад Украины, где вскоре снова вышла замуж. Отец, забрав дочь, вернулся в Симферополь, где они и проживали до двухтысячного года в небольшом частном домике недалеко от университета, пока Кира не сбежала оттуда на съемную квартиру — и не столько из-за жажды самостоятельности, сколько из-за занудности появившейся полгода назад мачехи, которая все эти полгода ежедневно так или иначе просила прощения за то, что является ее мачехой. В сущности, она была неплохой женщиной, но слушать это было невозможно.
Мать, уехав, не вспоминала о ее существовании, словно Кира никогда и не появлялась на свет, равно как и отец Киры словно бы позабыл, что у него есть сын. А шесть лет назад она вместе со вторым мужем погибла в автокатастрофе. Кира узнала об этом только полмесяца спустя и так и не смогла понять, какие чувства испытала в этом момент. А потом жизнь понеслась вперед так стремительно, что задумываться над этим было уже некогда.
Стаса она больше так не разу и не видела, и теперь, слушая в телефонной трубке совершенно незнакомый молодой мужской голос, все никак не могла совместить его с братом. Разговор получался неуверенным, растерянным и довольно глупым, и Стас, поняв это, кратко сообщил, что тоже вызван представителем нотариальной конторы, послезавтра приедет в Симферополь и попросил Киру встретить его, после чего неумело пробормотал: «Ну, до встречи, сестренка!» — и, не дождавшись ее ответа, повесил трубку.
Обдумывая все это, Кира немного успокоилась, но когда до прибытия поезда оставались считанные минуты, снова разнервничалась так, что опять не могла спокойно стоять на месте и, постукивая о плиты каблуками, сновала между синих опор навеса и встречающих, стоявших кучками и поодиночке. А вдруг Стас неправильно назвал номер вагона? Или она неправильно записала? Или неправильно услышала? Вдруг они разминутся — она же не сможет его вот так влет узнать? Что тогда? Ведь он совершенно не знает города!
Кира раздраженно одернула себя — недаром подруги часто сетовали на ее излишнюю мнительность. Ничего страшного не произойдет. Даже, если случится путаница, Стас — взрослый человек, у него есть все нужные номера телефонов и адреса — уж, в конце концов, как-то да состыкуются!
Ну конечно же!
Только от осознания этого факта лучше ей не стало.
Наверное, потому, что нервничала она не столько из-за того, что может прозевать брата, сколько из-за того, что вообще его увидит. Двадцать лет — долгий срок. Двадцать лет — пропасть, через которую лишь иногда протягивались нити писем и телефонных звонков. Они с братом перестали общаться по телефону, когда Кире было лет десять, и с тех пор она не слышала его голос вплоть до позавчерашнего дня, когда он позвонил ей и сообщил, что приезжает. Кира никогда не задавалась вопросом, была ли тому виной их природная лень, влияние родителей, которые терпеть друг друга не могли, или чрезмерная увлеченность собственной жизнью. Всегда больше думаешь о людях, которые перед глазами, чем о живущих где-то далеко, они постепенно стираются из памяти, превращаясь в голоса в телефонных трубках и надписи на конвертах. А когда исчезают письма и прекращаются звонки, уехавшие становятся лишь лаконичной строчкой биографии. Кира знала, что у нее была мать и что у нее есть брат — где-то там… И все. Воспоминаний о них почти не осталось, и их лица она знала лишь по старым фотографиям, на которых, кроме нее и отца были красивая неулыбчивая женщина с короткой стрижкой и худой смуглый мальчишка со сбитыми коленками, надутыми губами и хитринкой в темных глазах. Но этому мальчишке было шесть лет. А сейчас Станиславу Сарандо двадцать семь и, конечно же, теперь он, скорее всего, совершенно непохож на свою фотографию. Ведь и ее мало кто из знакомых мог узнать на детских снимках.
