Мокруха - Ширли Джон
Ещё он услышал смех, идущий непонятно откуда. Сдавленный, словно бы ссохшийся смех, очень хорошо сочетавшийся с запахом гниющих цветов. До него доносилась какая-то иностранная музыка, отчасти арабская, отчасти восточная, отчасти южноамериканская. Музыку издавало устройство навроде расстроенного стереопроигрывателя.
Шум пробивался через единственное окно комнаты. Большое панорамное окно, почти полностью утопавшее в тени, сквозь которую лишь местами проступали блики света. Он вспомнил урок биологии, на котором они вскрывали ящерицу: учитель тогда оттянул чешуйки на её брюшке, поднял к свету, и все увидели розово светящиеся вены...
Розы.
Подобравшись к окну, он увидел огромные толстые розы. Он никогда ещё не видел таких больших роз. Венозные тени получались от игры света меж толстых розовых стеблей: некоторые были толщиной с его запястье, а острые шипы походили на динозавровые гребни.
Окно было заколочено наглухо.
Нагнувшись заглянуть в единственный светлый уголок оконного стекла, он увидел из красно-зелёной пещерки роз людей, медленно движущихся по замусоренной террасе. Большинство блуждали в одиночестве, другие молча стояли в тенях у края. На террасе стояла крупная каменная печка-гриль, в ней светились угли и жарились стейки, да так, что почернели и скрутились. Их вроде бы никто не ел. Какая-то женщина, слепо бродя по террасе, выбрела на середину, наклонилась, обхватила себя руками: плечи её содрогались. Остальные не обращали на неё внимания. У неё из рук что-то выпало: большая зелёная винная бутылка. Она разбилась о камни, забрызгав их красным вином и покрыв осколками зелёного бутылочного стекла. Женщина повалилась на террасу почти плашмя, лицом вниз, будто её кто-то пнул сзади под колени, и осталась лежать, скорчившись. В нескольких футах от неё прошла пара человек, но ничем не выдала своего присутствия. Они даже не глянули на неё. Спустя пару минут на террасе появился Палочка-Выручалочка, нагнулся над упавшей, взял её под локти, поднял. Удивительно было видеть такую силу у коротышки, почти карлика. Женщина поднялась, и Палочка-Выручалочка увёл её, продолжая поддерживать под руки. Теперь походка у неё была вполне уверенная. (Что это за музыка? Откуда?)
Кто такой Палочка-Выручалочка? Тот коротышка из госпиталя. Узнавание пробудило в Митче некоторые воспоминания: проблески, картинки из скверно отредактированной видеозаписи. Тьма отступает на миг, достаточно долгий, чтобы он увидел через стекло, как машина проезжает через автоматически затворившиеся за ними воротца. Чернокожий охранник держит на поводках пару скалящихся собак. Круговая дорожка. Большой дом. Кресло-коляска. Запах роз и старого ликёра. Ещё один дом, поменьше. Большая каменная конюшня, статуя жокея с покрытым ржавчиной железным кольцом в руке. Полуразвалившийся «Мерседес», тоже ржавый, в поросшем травой дворике с одной стороны маленького дома. Голоса. Смех, а может, рыдание. Тьма смыкается вновь.
Воротца. Он снова вспомнил воротца, через которые его провезли: из чёрного металла, покрытые сверху замысловатым орнаментом. Там были два больших скрещенных костевидных ключа, украшенных лиственной резьбой. В центре орнамента.
Двойные ключи.
Это ранчо Дабл-Ки.
Музыка внизу внезапно выключилась. Несколько секунд тишины, затем взрыв оглушительного смеха. Опять молчание. Залаял пёс. Нет, завыл — издал несколько пронзительных, жалобных, перепуганных рулад на высоких тонах, и снова всё стихло.
Из холла донеслись новые голоса. Один голос был низкий, глубокий, и Митч узнал его по резонансу даже прежде, чем собственно по тембру. Больше Чем Человек. Митч метнулся к двери так быстро, как мог, прижал ухо.
— Этот не участвует, мы станем его тут культивировать. Ему надо выдать...
Выдать что? Он не расслышал. Может, судно?
Больше Чем Человек продолжил:
— Через месяц-другой он...
Не слышно. Но Митч с головокружительной, тошнотной, как килевая качка, уверенностью понял, что Больше Чем Человек говорит о нём.
— Нет-нет, он не собирается становиться... — Не слышно. — ...неважно, но он может нас удивить. Спарить его с...
Кто-то бормочет, может, Палочка-Выручалочка, отвечает Больше Чем Человеку. Потом снова голос Больше Чем Человека:
— ...если только не вернётся этот мудак Эфрам...
Пропал. Звук пропал. Потом:
— ...не станут его искать, не нужно...
Больше Чем Человек внезапно умолк.
Он понял, что Митч его слышит.
Митч отскочил от двери.
О нет-о нет, завизжал маленький перепуганный мальчик внутри его головы. Собственно, то была часть самого Митча. Она вопила: О нет-о нет-о нет.
Митч сказал ребёнку: Всё в порядке. Я отсюда выберусь. Я выберусь.
Но это было всё равно что успокаивать ребёнка, вокруг которого в пламени пожара рушится родительский дом. Ребёнок был не из глупеньких. Он всё понимал.
Митч с необыкновенной ясностью осознал, что Больше Чем Человек лгал ему. Больше Чем Человек лгал всегда и во всём, лгал про необходимость немного поторговать собой во имя карьеры в музыкальном бизнесе, о том, чтобы немножко задержаться здесь, а потом выйти на свободу.
На свободу? Выхода не было. Митча не отпустят никогда и ни за что.
Когда Митч снова пришёл в себя, на дворе уже было темно. Он не помнил, как ложился, не помнил, как заснул.
В дверях кто-то стоял.
Он слышал, как там возятся с замками. Он представил, как встаёт с постели, крадётся к двери, набрасывается на вошедшего, нокаутирует его, бежит к лестнице.
Но ему даже сидеть было адски больно.
Если бы непрожаренный гамбургер мог ощущать себя, подумал Митч, он бы чувствовал себя так, как я сейчас.
Он посмотрел на свои руки. Я сам это с собой сделал. Я сам с собой сделал.
Ему снова и снова приходилось это повторять, убеждая себя. Чувство ирреальности происходящего не оставляло.
Дверь раскрылась, и вошёл Палочка-Выручалочка, неся на пластиковом подносе бутылочку перекиси водорода, бинты и губку.
Кривоногий и куклолицый Палочка-Выручалочка. От него воняло креозотом и горячим собачьим жиром. Он игнорировал придушенные вопросы Митча, громко насвистывая себе под нос без определённого мотива, будто пытался заглушить их. Он заставил Митча лечь на постель и сменил повязки, смочив раны пузырящейся перекисью.
Он улыбался, перебинтовывая Митча ловкими пальцами без ногтей, улыбался, забирая то, что приносил, улыбался, выходя из комнаты.
— Увидимся в бане, — сказал Палочка-Выручалочка на прощание.
Он не запер дверь за собой. Митч уставился на слегка приотворённую створку, и надежда поднялась в его голове, как навострённые уши гончей. Потом вошёл Больше Чем Человек, и гончая издохла.
— Привет, Сэм, — сказал Митч с усилием.
— Кагдила, Митч? — спросил Больше Чем Человек. Митч всегда думал о Сэме Денвере как о Больше Чем Человеке. Так его ребята на улице прозвали. Больше Чем Человек нёс деревянный поднос, на котором стояли чашки с пыреем, помидорами и брюссельской капустой. Рядом лежали какие-то таблетки, наверное, витаминки. Деревянная вилка. Керамическая кружка сока, наверное, морковного.
Больше Чем Человек был мускулистый, загорелый, носил белую льняную куртку, а под ней — раскрашенную в технике сибори цветастую футболку. Льняные брюки, белые парусиновые туфли без носков. У него была небольшая бородка, под затуманенными голубыми глазами прорезались морщинки, зачёсанные назад светлые волосы начинали редеть. Но двигался он с неожиданной энергией юноши.
Митч знал, что Больше Чем Человек не носит оружия, а ещё он знал, что это не важно.
— Пырей, Митч! — провозгласил Больше Чем Человек моложавым добродушным голосом. — Пырей! — Тут голос его сделался немного отстранённым, точно он в действительности сам себя не слушал, вопреки заложенной в слова сердечности. — Пырей прочищает кровь, перестраивает клетки, обновляет чакры, реэнергетизирует жизненные потоки! Не слишком, а как раз в меру, немного альфа-альфа, немного томатиков! Господи, Митч, да ты уже через пару дней по крышам скакать будешь!
