Неряха (ЛП) - Борегар Арон

Когда я очнулась, трудно было понять, где я нахожусь. Из-за того, что здание, в котором я находилась, простиралось вверх, оно было похоже на церковь. Это мои похороны? - спросила я себя, немного взволнованная этой идеей.

Я почувствовала легкую шершавость на своей коже и только потом поняла, что лежу на куче сена. Мое новое подозрение подтвердилось, когда я повернула голову и увидела у стены позади себя набор инструментов. Повернувшись в другую сторону, я заметила, что тоже не одна.

Рядом со мной лежала груда трупов, все они были мертвыми женщинами. Каждая из них была обезображена, изуродована и имела свой собственный, неповторимый почерк. Все мы были заперты в огромном четырехугольнике из стальных прутьев, похожем на клетку, в которой Барнум и Бейли^[5] держат животных. Когда я приподнялась, это было труднее, чем обычно, и я почувствовала звон металла. Я увидела несколько футов нелепой толстой цепи, прикрепленной к колышку в земле. Другой конец был прикручен к стальному ошейнику, который был неудобно затянут на моей шее.

Внутри сарай больше походил на небольшой завод. Я не увидела ни животных, ни типичных вещей, которые должны быть в амбаре. Я слышала гогот птиц, как и в прошлый свой приезд, но их нигде не было видно.

Я обратила внимание на небольшой бумбокс с вращающейся внутри кассетой. Там стояли два массивных прозрачных чана, которые, похоже, кипели, о чем свидетельствовал густой пар, и три поменьше - с крышками. Вода была коричнево-красного цвета, и в ней виднелись очертания плавающих тел.

Неряха стоял на дальнем краю одного из чанов спиной ко мне. Перед ним стоял большой стол и массивная стальная конструкция. Над ним вращались дьявольские лезвия, готовые перерубить и искромсать все, с чем они соприкоснутся.

Внизу он нажал на педаль, и содержимое чана стало выливаться в гигантскую мясорубку. Она вбирала в себя соки и плоть, измельчая находящиеся в них секреции. Звук, который она издавала, был душераздирающим и вызывал стресс.

Мгновением позже он потянул за стальной рычаг перед собой, в результате чего из носика мясорубки пошла мокрая субстанция фарша. Снизу смесь падала в огромную стальную банку, в которую он сплевывал. Он окунул свою жирную перчатку в горячее каннибальское рагу и поднес горсть женской грудинки к губам. Я слушалa, как он жадно глотает и сосет измельченную мякоть и коричневатую жидкость, наполненную отходами. Казалось, что этот осадок был его любимой вещью на свете. Он продолжал это отвратительное зрелище, пока почти не прикончил банку. Неизвестно, сколько их уже съела эта бездонная пасть...

Он быстро закончил облизываться и наполнил банку доверху. Затем он поднял ее и опустил в какое-то ручное устройство для консервирования. Достаточно было несколько раз повернуть рукоятку, чтобы герметично закрыть крышку. На расстоянии вытянутой руки от него лежала стопка этикеток с круглой белой наклейкой с загадочной аббревиатурой "Н.М.Д.".

Он отложил только что наполненную консерву и попятился ко мне. Его глазница все еще была изуродована после последней встречи с Сандрой. Он очень обрадовался, увидев, что я очнулась, и бросился к моей клетке. С помощью брелока он отпер дверь и отпихнул с дороги лежащие у входа тела. Он тут же разделся, сняв ботинки и брюки, и обнажил пару обтягивающих белых трусов. Они были пожелтевшими по всему периметру, а спереди по ним бежали зеленовато-молочные выделения.

Когда же он снял изрядно потрепанные трусы, картина стала еще более отвратительной. Почти скрытый в кустах член, больше походил на раздраженное коровье вымя. Крошечный "сосок" был облеплен слизью и гноем из его кавернозных ран. По огромному полю нестриженых лобковых волос бродил целый рой паразитов, некоторые находили приют на сыпи под мошонкой. Онa былa по самые яйца; его писюн был изрешечен ненормальными зарослями, словно дико передутый розовый воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Он испытывал дискомфорт по многим причинам, но выглядел так, словно вес его яичек заставлял его постоянно носить с собой кресло-мешок. Эластичная, потёртая кожа была готова разорваться и выпустить суп из кист и лужиц гноя. Я бы не удивилась, узнав, что у него слоновость.

Он размахивал ключами у меня перед носом, дразня меня своей примитивной манерой очередной попыткой побега. Я не реагировала, меня не забавляли его дебильные выходки. Я не могла бороться с ним, он был слишком силен. Я просто позволила ему делать то, что он хотел. Я откинулась на сено, раздвинула ноги и предложила ему себя.

Я смотрела, как он слизывает гной со своего маленького мужского достоинства, и наблюдала, как ядовитые, комковатые выделения попадают на мой клитор и губы. Он почти сгрыз все ногти со своих толстых пальцев. Меня не удивило, что ему нравилось глотать свои собственные мертвые клетки, ведь он постоянно ел чужие. Кончиками пальцев, пропитанных слюной, он втирал гной в меня, поглаживая свою жалкую эрекцию.

Я чувствовала, как он заползает в меня, словно ночной слизняк. Когда он наклонился ближе, чтобы войти глубже, его грива идиотски длинных волос упала на меня. Его огромный живот сдавил меня, когда он вошел еще глубже. Мои и без того сломанные ребра трещали под огромным давлением его сала. Я чувствовала, как с каждым варварским толчком внутренние повреждения моего пустого живота все глубже разрезаются осколками костей.

Он задыхался и пускал слюну, казалось, приближаясь к кульминации, когда он наклонился еще больше. Хотел ли он поцелуя? Я молилась, чтобы он этого не сделал, но его прогорклые губы приблизились к моим, его дрожащий язык задевал гнилые зубы. Я подняла голову, сосредоточившись на мокрых, вытекающих козявках, которые до краев заполняли его ноздри. Мне хотелось, чтобы он просто покончил с этим изнурительным кошмаром, но я знала, что мне не повезло.

Он обмяк, коричневатая смесь из женского мяса все еще стекала по его многочисленным подбородкам, и я почувствовала, как его влажная плоть коснулась моей шеи. Он провел своим бешеным языком от моего горла к подбородку и протиснулся в мой рот. Я не могла остановить слезы, но я была измотана. Я начала чувствовать онемение, странный отрыв от реальности стал нарастать внутри меня.

Наконец, его тело начало содрогаться, а толстый живот - колыхаться. Как бы отвратительно это ни звучало, но меня возбуждал его оргазм. Проблема была только в том, что это был не совсем его оргазм...

Видимо, только что съеденное им роскошное блюдо, цвета грецкого ореха, чересчур сильно бурлило в его желудке. Судя по его тучному телосложению, он привык к физическим нагрузкам, которые он испытывал, насилуя меня. Сочетание его извращенного энтузиазма и бесконечного количества мертвой плоти, которую он поглощал до того, как войти в клетку, несомненно, вызвало эту вспышку.

Он оторвался от небрежного поцелуя, которым впился в меня, достаточно сильно, чтобы я могла видеть, как из его горла вырывается водопад прогорклой плоти. Я попыталась отодвинуться, но он прижал оба моих запястья к полу, когда началось безумное очищение. Он хотел, чтобы я попробовала его на вкус, хотел, чтобы я была унижена, даже если не будет зрителей, которые могли бы посмеяться.

Мои крики ужаса были заглушены, так как мой рот быстро заполнился срыгиваемыми останками трупов, смешанными с желчью его желудка. Хуже всего было, когда она попала мне на лицо. Поскольку оно было так неравномерно раздуто и сильно разорвано, рвота не просто скатывалась на пол. Вместо этого она скапливалась во вмятинах и углублениях, особенно в моей разбитой пазухе.

Я чувствовала, как кислота рвоты жжет мою сырую и незащищенную плоть. Я чувствовала кислый и едкий аромат мертвечины, впитавшийся в мою кожу и сущность. Рвота свободно стекала через дыру в моем лице и по задней стенке горла. Я давилась спаянными младенцами, задыхаясь от того, во что пыталась не превратиться.