Питер Страуб - Мистер Икс
Более того, профессор Флэгшип утверждает, что вечером того дня, когда состоялся экзамен, Вы явились к нему в кабинет и умоляли вернуть Ваши синие тетради и разрешить Вам повторить с самого начала весь курс лекций с последующей переэкзаменовкой по предмету. Вследствие отказа в этих невероятных запросах Вы ответили на попытку профессора не дать Вам синие тетради – которые он не до конца еще проверил – тем, что толкнули его назад в кресло и затем выбежали из кабинета. Он поначалу приписал ваше поведение истерической панике и решил не обращать на него моего внимания. Однако содержание синих тетрадей заставило его изменить первоначальное решение.
После долгих раздумий, а также принимая во внимание некоторые другие факты, я прошу Вас прибыть на нашу встречу 20 января в первоначально назначенное время – 7:30 утра, имея при себе все документы, а также справки о предшествующем психиатрическом лечении, которые помогут мне отстоять Ваше пребывание в Мидлмонт-ском колледже.
Дабы облегчить Вам поиски необходимых документов, я высылаю копию настоящего письма Вашим опекунам, мистеру и миссис Филипп Грант из Напервилля, штат Иллинойс.
Искренне Ваш
Клайв Маканудо,
декан по воспитательной работе.
Я высморкался в письмо Клайва и бросил его в мусорную корзину, более расстроенный тем, что копия отправлена Грантам, чем неминуемым отчислением. Фил и Лаура наверняка поймут, что то, что я делаю, куда важнее, чем банальщина, которой меня пичкают в аудиториях.
На обратном пути к центру вселенной мне показалось, что краешком глаза я заметил оливковое пальто и пятно светлых волос среди темных стволов деревьев в западном конце кампуса. Томящийся от любви преследователь исчез в тот же миг, как только я взглянул на него, и я тут же выбросил его из головы.
После часа тихой медитации, позволившей мне слышать музыку воздуха, после следующих четырех часов слияния моей гитарной партии с той музыкой растущее чувство пребывания во все еще не до конца правильном месте заставило меня вновь подняться на ноги и двинуться глубже в лес. Я шел, пока не добрался до развалин коттеджа. Я открыл взвизгнувшую дверь и, вбирая взглядом подгнившие деревянные стены, единственное разбитое окно, мусор и перья, крохотные скелеты и фекалии животных на грязном полу, понял: вот оно наконец – правильное место. И место это тоже было музыкальным инструментом. Спокойная музыка пронизывала весь коттедж, ее нес ветер, свистя в щелях меж бревен, я слышал ее в трескотне белок под застрехой. Я наслаждался блаженным часом, добавляя к этим звукам свой скромный аккомпанемент. Уже перед самыми сумерками я бегом вернулся в общежитие, там схватил в охапку одеяла, еду и припустил обратно к лесу, пока день не угас окончательно.
Коттедж выплывал из сгущающейся темноты – массивный высокий призрак в священном лесу. Едва слышная музыка, звучавшая в доме, воззвала ко мне, я рванулся по сугробам и распахнул скрипучую дверь. Едва переступив порог, я в то же мгновение отвесно пролетел сквозь гнилой пол. Я упал, я ничего не видел в темноте, но я не испугался. Длинная, убогая, когда-то милая и уютная, передо мной во мраке обрисовалась комната. Где-то за пределами моего видения человек говорил о дыме и золоте, о трупах на поле сражения. Голова моя гудела, и сильно болел живот. На каминной полке стояли увядающая веточка бостонского папоротника, фигурка лиса под стеклянным куполом и медные часы с противовесами, вращающимися влево-вправо, вправо-влево, влево-вправо. Это было прежде, это было прошлым, и я был здесь раньше. Я рухнул на колени на потертый восточный ковер. Прежде чем меня вырвало, мир прошлого растаял и восстановился нынешний, и содержимое моего желудка разбрызгалось на прогнившие доски пола. Дом, подумал я.
11
Пока я еще выглядел достаточно прилично, чтобы появляться в городе, я решил запастись консервами и походным инвентарем. Я купил спальный мешок и лампу с аккумулятором. Поняв, как можно использовать очаг, я приобрел несколько мешков с брикетами угля, топорик, жидкость для разведения огня, жаровню и упаковки замороженного мяса – их я закопал в снег и забросал сверху золой, прогоревшими угольными брикетами и порубленным валежником. Иногда по ночам сквозь разрушенный пол в дом пробирались еноты и, словно собаки, засыпали у тлеющего огня очага. К концу моего сорокадневного проживания в коттедже, когда появление в городе уже было чревато арестом или принудительной госпитализацией, я ночью пробрался в кухню колледжа, где прежде работал, и унес все, что не смог с жадностью съесть тут же на месте. Музыка леса, музыка природы, музыка планеты занимала все мое время. Простуда моя обернулась пневмонией, и я воспринял жар, лихорадку и упадок сил как признаки благодати.
Между тем все решили, что отчисление из колледжа толкнуло меня на самоубийство. Фил и Лаура прилетели в Мидлмонт и участвовали в поисках моих гипотетических останков. Мертвенно-бледный Кларк Даркмунд заявил, что он не только не приглашал меня на семейный отдых на Барбадос, но все зимние каникулы он провел в Хиббинге, штат Миннесота. Полиция прочесала территорию колледжа – безрезультатно. В городе Мидлмонте был проведен опрос жителей – результат почти тот же. Фотография выпускного класса из моего школьного дневника напомнила одному владельцу магазина с Мейн-стрит недавнего покупателя, но он понятия не имел, куда этот покупатель мог направиться после того, как покинул его магазин. Развесив повсюду в городе и кампусе объявления о моем розыске, Гранты вернулись в Напервилль.
Хорст, как обычно, ни на никакие объявления не глядел. Он полагал, что я просто скрываюсь от него. Когда же он наконец удосужился заметить сходство фотографии на объявлении о розыске со мной, он побежал к декану Маканудо. Не прошло и часу, как Хорст возглавил делегацию из представителей местной полиции и медиков скорой помощи, направляющуюся в лес Джонсона. Они нашли меня скорчившимся над покоробленной гитарой, щиплющим две ее оставшиеся струны, и бесцеремонно уложили на носилки.
Увидев наваждение – надо мной склоняется лицо Хорста, обрамленное поднятым воротником своего приталенного пальто, – я спросил:
– Слушай, Хорст, почему мне кажется, что ты меня преследуешь?
– Ты же велел мне остерегаться себя, – ответило наваждение.
Мгновенно ко мне без спросу возвратился рассудок. Вынырнув из забытья, я окинул взглядом растрескавшиеся гниющие стены и груду одеял на полу. Все было одной огромной ошибкой. Хорст казался реальным, а сам я – нет. И место это никогда не было правильным местом, за которое я ошибочно принял его.
