Питер Страуб - Мистер Икс
Поднос, ложка, опрокинутая тарелка, высохшие остатки куриной лапши под ее раскинутыми руками. Кожа была холодной. Через несколько минут после того, как я последний раз видел Джой, она разогрела кастрюльку супа, налила его в тарелку, принесла поднос на чердак и умерла.
У стены в дальнем углу чердака стояла маленькая кровать, как бы помещенная в лежавшую на полу деревянную коробчатую раму. Плоские фанерные секции трех футов высотой были прибиты гвоздями к брусьям у углов кровати. Примкнув к деревянной раме, с правой стороны перпендикулярно кроватке вдоль стены вытянулась раскладушка, заправленная армейским одеялом. То, что лежало в кроватке, ударило в боковую стойку рамы.
Я вспомнил имена на каменных плитах-надгробьях за развалинами дома на Нью-Провиденс-роуд. Не страх сделал Джой затворником. Она и Кларенс были в плену у безжалостной обязанности. Меня буквально воротило при мысли об этом. Я хотел уйти с чердака, спуститься по лестнице, уехать отсюда. Существо – оно, – бывшее кузеном моей матери, вновь ударило по деревянной загородке у его кровати так сильно, что задрожали фанерные щиты.
Я прошел мимо раскинутых рук Джой и разлитого супа. Когда до кровати остался фут, почти осязаемое плотное облако вони речного дна окутало меня, впиталось в меня, и я буквально заставил себя опустить глаза. На матрасе было распростерто существо с полупрозрачным хрупким телом, излучавшим свет, с мужским лицом, с густыми седеющими волосами и белыми длинными завитками конфуцианской бородки. Полные исступленного безумия карие глаза уже распахивались от ужаса.
Не имеющее конечностей тело существа просвечивало круговертью цветных слоев: от спелого персика и светло-голубого они темнели, становясь неистово пурпурными и густо-синими, и в глубине клубились, как чернила, завитки черного. Существо уставилось на меня с уродливо-злобным требованием во взгляде, поерзало из стороны в сторону и врезало головой о фанерную перегородку своего загона.
Не прерывая того, что можно было бы назвать мыслительным процессом, я подошел к койке, вытянул из-под одеяла подушку и прижал ее к жуткому лицу. Уродец задергался под подушкой. Его рот открывался и закрывался, зубы пытались нащупать и ухватить мои руки. Затем челюсть замерла и цвета потускнели. Чистый, бездонный черный цвет залил поверхность маленького тела и увял, сделавшись безжизненно серым.
Руки и ноги мои дрожали, но я не мог бы сказать, что было источником моего ужаса, – эта тварь, чьи зубы я все еще ощущал под подушкой, то, что я сделал с ней, или же я сам. Невнятный всхлип вырвался из моего горла. Я выпустил из рук подушку и ухватился за фанеру, чтобы не упасть. Мне казалось, будто пол под ногами колышется, и я подумал, что тело Джой скользит над застывшими змейками лапши.
Неуверенным голосом, еще слабее моего, кто-то произнес:
– У меня не было выхода.
Волна сумасшедшей радости согрела меня. Тот же неуверенный голос сказал:
– Все равно он был не жилец, правда? «Согласен, – подумал я, – не жилец».
– Он даже не успел съесть свою последнюю тарелку супа. – Это я произнес вслух.
Будто со стороны я наблюдал, как руки мои вытянули подушку из наволочки и швырнули ее на кроватку. Правая рука опустилась в деревянный манеж, ухватилась за невесомую веревочку бороды и подняла существо, которое я убил. Клочья каких-то нитей, похожих на старую паутину, тянулись от его бороды вниз. Сунув его в наволочку, я заковылял по ступеням вниз.
В прихожей стоял Кларк:
– «Скорая» вот-вот приедет. – Он взглянул на наволочку. – Джой нашел?
– У нее, похоже, был инфаркт, – сказал я. – Она умерла. Мне очень жаль, дядя Кларк. Надо вызвать полицию, но, прежде чем вы это сделаете, дайте мне пару минут.
Кларк снова посмотрел на наволочку:
– Похоже, Мышонок подох с голоду.
– Вы знали о нем. – Я прошел в гостиную, жуткая ноша в наволочке раскачивалась сбоку.
– Что касается меня, – сказал Кларк, – то я только слышал о нем, но ни разу не видел. Куинни и моя жена принимали роды. Несчастные Кларенс и Джой – ребенок отнял у них жизни. С момента его рождения у них не было ни минутки покоя.
– Не могли они назвать его Мышонком, – сказал я, припоминая имена на могильных плитах Нью-Провиденс-роуд.
– Да никто его никак не называл, – сказал Кларк. – Ты ж знаешь, как Джой гордилась своим французским.
Как я слышал, Куинни, когда ребенок вышел, разрыдалась. Джой сказала: «Покажите его мне». И когда Нетти приподняла новорожденного, Джой сказала: «Moiaussi». Это в переводе с французского значит «я тоже». Она винила Говарда в том, каким родился ее ребенок, и никогда ему этого не простила. Так мы и назвали малыша Moi Aussi, в очень скором времени превратившегося в Мышонка[76].
– Попрощаться с Мышонком не желаете?
– Лопата во дворе за кухней, – ответил Кларк.
133
Самые скорые и зловещие похороны из тех трех, на которых я побывал за эти дни в Эджертоне, состоялись на заднем дворе дома Джой, и единственный присутствовавший на них родственник исполнял роли могильщика и священника. В зарослях густой травы, у полусгнившего деревянного забора я выкопал яму два фута шириной и четыре глубиной. Копая могилу, я слышал, как Кларк горячо объяснялся с прибывшей бригадой медиков из Маунт-Болдуин. Я опустил наволочку в яму и завалил землей. Затем присыпал сырую землю нарванной травой и пригнул растущую рядом траву над могилой.
– Мышонок, – произнес я. – Возможно, тебе все равно, но мне очень жаль, прости меня… Твоя мама уже не могла заботиться о тебе. А когда она еще могла, жизнь твоя все равно была ужасной. Судьба обошлась с тобой несправедливо. Надеюсь, ты сможешь простить меня. Случись так, что ты вдруг вернешься в этот мир, все у тебя сложится намного лучше, но если хочешь моего совета – оставайся там, где ты сейчас.
Я кинул лопату в траву и пошел к дому. Кларк позвонил «девять-один-один». Мы вошли в прихожую. Через пару минут два юных полицейских вывалились из патрульной машины и рысцой припустили к крыльцу. Я заявил, что обнаружил покойную, миссис Джой Кротерс, тетю моей матери. Родные беспокоились, потому что Джой не появлялась два дня. Мой дядя Кларк и я вошли в дом. У мистера Кротерса поздняя стадия болезни Альцгеймера, и когда мы обнаружили тело его супруги, сразу позвонили в дом престарелых, с которым договорились еще накануне, и отправили мистера Кротерса туда.
– У нее, похоже, отказало сердце, когда она несла мужу обед, – закончил я свой рассказ.
По пути наверх один из полицейских наконец-то обратил внимание на вонь.
– Мистер Кротерс не в состоянии следить за своим телом уже много лет, – пояснил я. – А моя тетушка была уже старой женщиной. Сил у нее не хватало, чтобы ухаживать за ним как следует.
