Лиля Калаус - Фонд последней надежды
Портье бросился к телу, я же, покачиваясь, как зомби, отправился к себе. Примерно через час меня побеспокоили сержант полиции и давешний молодой человек из службы охраны, уже без плеера и жвачки, который с обескураженным видом сообщил, что с моим соседом случился смертельный приступ астмы. Сержант составил протокол и ушёл. А молодой человек задержался — просил подписать какую-то бумажку, заверяющую мой отказ от общения с журналистами. Я, хоть и пребывал в прострации, всё же нашёл в себе силы поторговаться… Попросил представителя охраны не заселять по возможности соседнюю комнату… Пригласить хоть муллу, хоть батюшку — пусть молитвы почитают, авось поможет… Парень посмотрел на меня, как на ненормального, покивал и, получив мою подпись, молча ушел.
Сегодня я, отложив все встречи и поручения, безвылазно сижу в отеле. Осторожные расспросы персонала, как и следовало ожидать, ни к чему не привели. Чёрт знает, какая у них тут текучка кадров! А если кто-то что-то и знает, то старательно держит язык за зубами. Попытки напроситься на приём к директору тоже оказались бесплодны.
Осуществив сложную поисковую операцию в Интернете, я откопал поистине удивительную информацию: смерть бедняги-турецкоподданного была отнюдь не единственной, произошедшей в негостеприимных стенах „Луча Востока“… В течение пяти лет со дня открытия отеля под его крышей случилось три обширных инфаркта, один суицид и два гибельных несчастных случая! И это не считая историй с относительно счастливым, во всяком случае, не летальным исходом! Готов съесть шляпу покойного соседа, но все эти события могут быть связаны только с…»
Церемония вручения престижных литературных наград проходила в специально снятом зале бизнес-центра «Арман». Внешне архитектурное решение бизнес-центра тяготело к восточно-европейской модели то ли собора, то ли муниципалитета. Изнутри же стены были по-турецки вызолочены и мягко сходились на немыслимой высоте в застеклённое подобие круглого юртового отверстия-шанырака, сквозь которое на присутствующих изливались дрожащие струйки зимнего света. Гостей было не меньше сотни: лауреаты, их родственники, друзья, а также журналисты и работники Фонда. Время от времени из колонок вылетало громовое: «Высокое жюри приглашает…». И тогда присутствующие, на секунду отвлекшись от шведских столов, от души рукоплескали очередному питомцу муз.
Иные лауреаты, заикаясь, произносили куцые благодарственные речи. Владислав Севостьянов, конечно, подготовился отменно. Белый смокинг из проката. Тщательно завитые светлые кудри. Ироничная полуулыбка. Получив из рук председателя жюри серебристую статуэтку легендарного крылатого коня Упырая, он неторопливо откашлялся. Все смолкли. Отлично поставленным баритоном Влад проникновенно начал:
— Друзья! Как сказал Марсель Пруст, каждую вещь желание расцвечивает, а обладание обесцвечивает. Позволю себе не согласиться с классиком. Сегодня — как раз тот день, когда обладание вот этим призом, — он триумфальным жестом воздел своего Упырая, — расцветило мою жизнь и, несомненно, жизни всех уважаемых лауреатов литературной премии Фонда «Ласт хоуп» необычайными красками. Отныне мы знаем, что талантливы, отныне мы знаем, что работаем для людей, отныне мы можем чувствовать себя той самой одушевленной силой, что невидима окружающим, и тем не менее творит чудеса, меняя эпохи, миры и самоё сознание человека, а в конечном счете, заставляет общество смотреть вперёд! Особую благодарность хочется выразить членам высокого жюри премии. Как известно, критик обязан знать всё, а о прочем — догадываться. И как же повезло нам, лауреатам…
Ася закатила глаза. Она слышала эту речь раз пятьдесят дома и дважды по дороге на церемонию. Ну, получил бабки — и отлично! Славу получил, интервью в газетах — чудо, как хорошо. Книжку в начале года выпустят — супер. Ася усмехнулась, некстати вспомнив о книжном кладбище фондовского подвала. А дальше — что? Зачем уж так-то возноситься главою непокорной?
Влад всё журчал и журчал, публика, приятно удивлённая его ораторским пылом, заворожённо внимала.
Олег с тоской бродил по душному залу, набитому скверно воспитанными и крикливо разодетыми людьми, основательно налегавшими на бесплатный хавчик и дармовое винище. Конечно, думать так — снобизм. Да что это, уж не зависть ли?
Он улыбнулся этой мысли и ослабил узел галстука. Надо обязательно познакомиться с кем-нибудь. Он же не монах. В конце концов, их договор с Машкой о соблюдении верности строго в пределах континента при всей внешней шутливости был вполне искренним, и Олег не сомневался, что Машка — там, в Большом Яблоке, своего не упускает. Странно, он совсем не ревнует её. Да и как можно ревновать Машку, такую взбалмошную, живую, как ртуть, жадную до удовольствий, маленькую бессовестную обезьянку! Что он, упырай какой-нибудь?
Олег неторопливо двинулся к фуршетным столам.
Свою жизнь Коршунов строил в соответствии с простым правилом: не делай другим того, что было бы неприятно тебе самому. Уравновешенность, здравый смысл, верность принципам — старомодные добродетели, но они никогда никого не подводили. Олег прекрасно помнил тот день, когда он решил стать совершенно независимым счастливым человеком.
…Это был двенадцатый, самый печальный день рождения в его жизни. Отец вечером не вернулся домой, а мама сказала, что они с папой решили разойтись. Олег давно ждал этого признания.
Маму, разумеется, не в чем было упрекнуть. Она старалась. Она не замечала ни поздних возвращений отца, ни лжи, ни увёрток, ни странных телефонных звонков, ни запаха чужих духов. Долго не замечала. И теперь, когда отец все же ушёл (даже не вспомнив о дне рождения сына!), именно маме пришлось обо всём рассказать. У неё дрожали губы, глаза были заплаканы. Она была в беде, а маленький мальчик, её сын, не мог ей ничем помочь.
Именно тогда Олег ясно понял, какой будет его жизнь. Он станет маме опорой и защитой. Он никогда не будет лгать ни ей, ни любой другой женщине. Он сам выстроит своё счастье — и никого при этом не обидит и не оскорбит. Ведь так просто — поступать по совести и стараться не подличать. Всего лишь необходимо соблюдать ряд несложных правил, кое-что из десяти заповедей (классика не тускнеет) ну, там, не убий, не укради, не возжелай жены ближнего своего и т. п. Но также: не подсиживай коллег, не утаивай налоги, не крути служебных романов, не сплетничай, не доноси, по возможности — не хитри.
Не зря написано: правду говорить легко и приятно. Олегу Коршунову удалось дожить до тридцати лет, почти не поступаясь своими принципами.
Раздумья его были прерваны шквалом аплодисментов: толпа приветствовала одного из лауреатов, волосатого мужика в дешевом смокинге с чужого плеча, обладателя вкрадчивого голоса «а ля сетевой маркетинг». Мужик произносил отлично отрепетированный текст, в котором чьи-то цитаты и напыщенные слова благодарности мешались с явно выраженной надеждой на продолжение банкета в смысле грантов и премий. Опричненько.
