Ли Майерс - BRONZA
– Ты забыла пирожные для дочки, – сказал с мягким укором, выговаривая ей тоном лечащего врача. – Не нужно лишать ребенка маленьких радостей. Девочка ведь будет рада… правда?
Прижав пакет к груди, реагируя скорее на спокойную интонацию его голоса, чем на слова, Инна неуверенно кивнула в ответ. Ее взгляд стал более осмысленным. Паника постепенно отступила. Новый кивок головой, еще одно «до свидания», и перед Виктором с оглушительно-противным скрежетом захлопнулась железная дверь подъезда. Продолжая машинально смотреть на покрашенную серой краской входную дверь, не зная почему, испытывая чувство вины за то, что произошло в прошлом Инны, он почувствовал непонятную, близкую к отчаянию, безысходность.
Но тут вспомнил, что бросил машину за домом вместе с ключами и рванул через двор на улицу. Джип, тихо урча мотором, дожидался хозяина там, где он его оставил.
Отдышавшись, Виктор рассмеялся. Смех вышел сухим и немного нервным. В машине достал из кармана куртки сигареты, закурил, включил мобильник. Телефон тут же разразился требовательной трелью.
– «Дьявол, Вик… где тебя черти носят?!»
Услышал он тихий от бешенства голос Родиона. На встречу он опоздал. Беспечно улыбнувшись интеллигентной ругани друга, спросил:
– Немцев своих уже встретил?
– А ты как думаешь, мать твою?
– Хорошо, займи их чем-нибудь. Я скоро буду!
Подрезав чью-то битую тойоту, бесцеремонно влез в левый ряд. Машины впереди странным образом «рассосались», уступая дорогу его джипу. Он прибавил газу. На лице, кроме деловитой собранности, не отражалось больше никаких эмоций.– Вы уже уходите, Виктор Павлович? – не смог не выразить своего удивления заглянувший в кабинет шефа Эдик. Обычно начальство засиживалось допоздна. Уточняя детали, спросил:
– Мне завтра ждать вас уже в Шереметьево или заедете в офис?
– Могу подобрать тебя на Смоленской площади в десять пятнадцать, – прикинув что-то, проигнорировав первый, Виктор ответил на второй вопрос секретаря.
– Спасибо! – просиял Эдик, помогая шефу надеть пальто.
Спустившись на нулевой этаж, Виктор направился к припаркованному на подземной стоянке джипу. Ему стоило больших трудов перестроить свой рабочий график, выкраивая время на личную жизнь. И сейчас, перед завтрашней недельной поездкой в Швейцарию, освободив для себя эту пару часов, он спешил домой, чтобы увидеться с Инной, пока та гуляет с собакой.Изредка поглядывая на часы, готовил ужин на скорую руку, расхаживая нетерпеливыми шагами по кухне. Комфортабельная, техника на уровне, солидно обставленная, но ничего лишнего. В буржуйском стиле, как сказал приглашенный на новоселье Родион, сразу окрестив квартиру «графскими хоромами».
Лепота, лепота! Цокал он языком, поглаживая бронзовую голову льва, из пасти которого вода наливалась в ванну, стоящую на львиных лапах. Обозревая дорогую, сделанную на заказ, испанскую мебель в гостиной, слегка попрыгал на диване, проверяя на прочность резные ножки и синюю, с геральдическими лилиями, обивку.
– Ну, ты даешь, прямо «помпадур» какой-то… – глянул весело. – Слушай, Вик… откуда замашки барские… вроде бы мы все из пролетариев?
– Да пошел ты… – огрызнулся Виктор.
Не для себя старался! Хотел, чтобы родители и дед смогли пожить как белые люди, по-человечески. И уж Родьке ли не знать об этом!
– Ладно, старик, брось… Не злись. Знаю, сморозил глупость! – потормошил тот Виктора.
Да уж, сморозил. Он купил эту практически убитую четырехкомнатную коммуналку в сталинском доме для родителей, потратил на ее переустройство и ремонт полгода, чтобы дорогие ему люди жили поближе. Но у профессора Лабушева «на руках» госпиталь, кафедра в академии, ординатура. У отца, хирурга-кардиолога, главврача центра, – лекции, студенты, клиника. У матери – детское кардиологическое отделение, маленькие пациенты и тоже студенты. В общем, коренные петербуржцы, они наотрез отказались перебираться в Москву.
Квартира простояла пустая несколько месяцев. Пришлось продать свою холостяцкую берлогу и переехать сюда. В тихий и зеленый, старый район Москвы. Надевая куртку, уже на выходе Виктор задумался, почему раньше не встречал Инну, ведь он жил в доме уже четвертый год. Может, и правда упала с облака…
Тонкую фигурку в белом пуховике заметил в сквере еще издали. Улыбнулся. Они встречались, если это можно было так назвать. Сорокапятиминутные прогулки по скверу в обществе хвостатого, очень строгого «надзирателя» мало походили на свидания. Но Инна больше не принимала его предложений поужинать или пообедать вместе. К себе тоже не приглашала, ссылаясь на занятость. Нет, она не вела никакой игры, не набивала себе цену и уж тем более не строила из себя недотрогу. Виктор прекрасно понимал это. Она боялась его. Боялась довериться ему. Впустить в свою жизнь и вновь испытать боль разочарования.
Вот и пуховик, щепетильная до невозможности, она отказывалась брать. Подарков Инна тоже не принимала. А ему так хотелось стащить с нее эту уродливую, с чужого плеча, мужскую куртку, что чесались ладони. И только резонный довод, что ей не придется больше мерзнуть, гуляя с Малышом, в конце концов, убедил ее. Но, верная себе, она дала слово обязательно вернуть ему деньги с гонорара за книгу. Естественно, пришлось заверить ее в своем нетерпеливом ожидании «возврата долгов».
Оказывается, любовь – это не только сидение на скамейке или прогулки при луне, любовь – это еще и тяжкий душевный труд. Рядом с ней, выверяя каждое свое движение, любой жест, каждое свое слово, он чувствовал себя словно на минном поле или за столом переговоров. Но знание психологии, тонкая дипломатия помогли ему и здесь найти верную линию поведения. И, похоже, он уже знал, какой железный аргумент позволит ему убедить ее в серьезности своих намерений.
– Инна! – позвал Виктор.
Она обернулась. Малыш, помахивая хвостом, затрусил ему навстречу.48 глава
Инна сидела перед компьютером, с мечтательной задумчивостью размышляя над вчерашними словами Виктора. Он сказал, что привезет ей из Швейцарии подарок, от которого она не сможет отказаться… И лицо у него было таким загадочным. Вздохнув с непонятной грустью, положила пальцы на клавиатуру. Она уже перестала задавать себе вопрос, что он нашел в ней. Просто хотела верить, что это не прихоть богатого мальчика (он был моложе ее на целых три года), которого от скуки, объевшегося шоколадом, потянуло вдруг на черный хлеб. И добившись своего, этот плейбой не исчезнет из ее жизни также внезапно, как и появился. По крайней мере, она надеялась.
Семь дней… Высчитывая в уме, когда же Виктор должен вернуться, стала загибать палец за пальцем. Сбилась и стала загибать снова. Звонок в дверь окончательно сбил ее со счета. Приехала Лялька.
