Юрий Косоломов - ХОДЫНКА
- Но где же эта...Река или овраг, что это? Где это на карте?
- Позвольте, господин полковник... На карте - схема гулянья, только и всего - ответил Николя. - А овраг, да, это овраг - так вот, мы к нему не относимся-с. Откуда ж ему на карте взяться? Для него тут и места не предусмотрено.
Дурнев покивал головой:
- Что ж, верно... Квадратная верста, полагаю, здесь у вас начертана?
- Совершенно верно-с. Площадь гулянья занимает аккурат квадратную версту. Позвольте, а разве овраг сей не в вашем ведении?
- В нашем? - удивился и даже чуть ли не обиделся Дурнев. - Да будет вам известно, милостивый государь, что тут уже не московский участок-с! Да-с!
- Но чей же?
- Третьего стана Московского уезда. Знаю точно, потому как зимой в этом овраге нищенка насмерть замерзла-с.
Кучер натянул вожжи и обернулся, вопросительно глядя на седоков.
Саженях в ста от шоссе начиналось гулянье. Огромный кусок ровного как стол Ходынского поля окружала изгородь высотой в четыре жерди, протянутые от столба к столбу. Ни дать, ни взять загон для скота - тем более что со стороны шоссе изгородь в нескольких местах имела ворота, тоже сделанные из перекладин.
- К театрам - подняв голову, бросил кучеру Николя.
Экипаж погрохотал колесами на бревенчатом мостке, переброшенном через канаву между шоссе и полем, подъехал к изгороди, миновал центральные ворота и двинулся к царскому павильону. Вот проехали звонницу - помост с перекладиной, на которой висели разной величины колокола. Вот позади осталась огромная клумба. Экипаж въехал в тень павильона. Запахло свежими стружками и лаком.
- Да, денег, я смотрю, ваше установление не пожалело... - проговорил д'Альгейм, оглядывая павильон.
- Это вы про что? - отозвался Николя. - Про театры?
- Да... и про театры тоже - ответил д'Альгейм. - Что-то они мне напоминают... Пять похожих друг на друга деревянных театров - одни сцены без зрительных залов - возвышались недалеко от павильона, посреди поля. Один из них стоял в центре, четыре других обращали к центральному свои пустые сцены. Каждый театр тоже окружала ограда из жердей.
- Большой театр, возможно, - сказал Николя. - Ничего удивительного. Их сцены и есть точные копии сцены Большого. После праздничных представлений в Большом декорации привезут именно сюда, для тех же представлений.
- Воистину царский подарок - произнес д'Альгейм. - И что же, после коронования в них тоже оперу петь будут?
- Увы, сударь, - вздохнул Николя. - Сразу после торжеств театры будут снесены. Как, впрочем, и все другие постройки.
- И это по-царски - кивнул д'Альгейм.
- А где же у вас, так сказать, народные удовольствия? - вмешался Дурнев. - Фонтаны с вином, я слыхал?
- На такие-то деньги и реки винные пустить можно было бы - согласился д'Альгейм. - Народную бухгалтерию не проведешь.
- Пивные сараи, одним словом, - подвел черту Николя. Затем он привстал и обернулся к кучеру: - Давай-ка, братец, к Ваганькову углу поворачивай. Знаешь?
Сняв шляпу, кучер поклонился, затем снова нахлобучил ее на голову, и хлестнул вожжами по спинам лошадей:
- Но-о к Ваганькову!
Экипаж свернул с дорожки и ход его сразу стал мягче. Под колесами зашелестела трава.
Д'Альгейм прищурился: в полуверсте от них необычно ровная для Москвы цепочка одинаковых буфетов заканчивалась. Справа от конца этой цепочки белели свежими досками несколько - пять, шесть, семь - сараев. К ним, по диагонали пересекая квадратную версту гулянья, и ехал экипаж.
Вскоре под колесами снова зашуршал гравий. Экипаж резко повернул и д'Альгейм увидел ряд одинаковых сараев, тоже цепочкой, но уже со стороны Ваганькова, выстроившихся на краю гулянья.
- Вот и пивные сараи. Народное удовольствие - произнес Николя. - Не угодно ли осмотреть?
- А чего тут смотреть? Сарай он и есть сарай - недовольно произнес полковник Дурнев.
Сараи, действительно, издалека отличались только своей новизной. Но вблизи оказалось, что вдоль каждого сарая тянулась труба, от которой отходила пара десятков коротких шлангов.
- Внутри сарая резервуар, сообщающийся с этой трубой, - пояснял Николя, - в него наливают пиво. Затем пиво поступает в гуттаперчевые трубки. Кранов нет ни снаружи, ни внутри.
"Вот и она, мечта турецкого двора и прусского Генштаба - подумал д'Альгейм. - Бесконечный поток хмельного для русских".
- Сколько же это на одного человека выйдет? - спросил полковник Дурнев, выходя из экипажа.
- По два стакана - ответил Николя. - Емкость той самой подарочной кружки.
Полковник Дурнев хохотнул:
- Вы, сударь, верно, полагаете: подошел босяк, кружку задарма выпил и дальше пошел. Не так ли?
- Кружку, ну, пусть вторую... На полмиллиона, по правде сказать, рассчитано. А придет четыреста тысяч - произнес Николя.
- Немыслимо! - крикнул полковник Дурнев. - Смею заметить, пока до дна всё не выпьют, не отойдут-с! И других не пустят! Вы об этом подумали?
- Я - архитектор - заметил Николя, глядя куда-то внутрь себя.
- Архитектор! А я, милостивый государь, полицейский. Фараон-с! Но русского человека наизусть знаю. И уверяю вас... А ну, стой!
Экипаж за спиной д'Альгейма скрипнул. Д'Альгейм обернулся: на облучке, вытянув руки по швам, стоял и хлопал глазами кучер. Однако кучер был тут не при чем.
- Стой, сволочь!
Взметая сапогами облачка пыли, полковник Дурнев мчался к ближайшему сараю. Д'Альгейм успел заметить тень, метнувшуюся за угол. Однако полковник Дурнев не погнался за этой тенью - он держал путь к дверному проёму, черневшему на фоне белых досок. На бегу достав из кармана свисток, он сунул его в рот, переливисто засвистел и, не снижая прыти, скрылся внутри сарая.
Николя взглянул на д'Альгейма, пожал плечами и пошел вслед за полковником. Д'Альгейм двинулся туда же.
Мрак, царивший внутри сарая, ритмично рассеивали лучи солнца, проникавшие внутрь в такт качавшейся на одном гвозде доске. Через дыру, которую эта доска прежде закрывала, и сбежали, вероятно, обитатели сарая. Последний из них - маленький невзрачный мужичонка лет двадцати - сейчас болтался в руках полковника Дурнева.
- А что вы, сволочи, тут делали, а? А-атвечать!
- Мастеровые мы... - сумел, наконец, пробормотать мужик, когда Дурнев устал и опустил его на земляной пол, а ворот полосатой коломянковой рубахи перестал мужика душить. - Мастеровые господина Силуянова.
- Полковник, отпустите же его! - крикнул Николя. - Это Савка, рабочий Силуянова, подрядчика.
- Ишь, глаза-то бегают... - продолжал Дурнев. - А дружки его где? Может, вы, господин архитектор, знаете? Где дружки, сволочь? Бабу, небось, всей артелью тараканили? А?!
