Энн Райс - Талтос
— Это более важно для меня, Сэмюэль, — сказал Эш. — Это важно по многим причинам.
— Парки, деревья, сады, дети…
Эш промолчал.
— Подумай обо всех тех, кто зависит от тебя, Эш, — снова заговорил Сэмюэль, продолжая все ту же проповедь. — Подумай обо всех тех людях, которые делают, продают, покупают и любят те вещицы, что ты придумал. Это, я думаю, может заменить душевное равновесие — знать, что от тебя зависит множество живых существ, теплых, обладающих разумом и чувствами. Как думаешь, я прав?
— Это не замена душевного равновесия, — ответил Эш. — Это замена счастья.
— Ладно, пусть будет так. Но не жди, что твои колдуны придут к тебе снова, и бога ради, никогда не ищи их на их собственной территории. Ты увидишь страх в глазах, если они вдруг обнаружат, что ты стоишь в их саду.
— Ты так во всем уверен.
— Да, уверен. Эш, ты рассказал им все. Зачем ты это сделал? Может, если бы ты промолчал, они тебя не боялись бы.
— Ты не понимаешь, что говоришь.
— А Юрий и Таламаска? Они ведь будут теперь тебя беспокоить.
— Не будут.
— Но те маги тебе не друзья!
— Это ты так говоришь.
— Я знаю, что прав! Знаю, что их любопытство и благоговение вскоре сменятся страхом. Эш, это же старая история, они всего лишь люди!
Эш склонил голову и отвернулся, ссутулившись, глядя в окно на падающий снег.
— Эшлер, я знаю, — настаивал Сэмюэль, — потому что я сам изгой! И ты изгой. Посмотри туда, на бесчисленное множество человеческих существ, что бегут по улицам, и подумай о том, что каждый из них очень многих считает изгоями, «другими», как будто и не людьми. Мы монстры, друг мой. И ими навсегда останемся. Это их время. Нам достаточно тревог просто из-за того, что мы вообще живы.
Он допил свою порцию спиртного.
— И потому ты возвращаешься домой, к своим друзьям, в долину.
— Я их ненавижу, и ты это знаешь. Но долина уже недолго будет нам принадлежать. Я возвращаюсь по сентиментальным причинам. Ох, дело не только в Таламаске и в шестнадцати благовоспитанных ученых, которые придут туда с магнитофонами и за обедом в гостинице станут умолять меня рассказать все, что знаю. Дело в археологических раскопках собора святого Эшлера. Современный мир добрался до этого места. И почему? Все из-за твоих проклятых ведьм.
— Ты не можешь возлагать ответственность за это на меня или на них.
— Нам со временем придется найти какое-то другое удаленное местечко, придумать новые легенды, которые нас защитят. Но это не мои друзья, не думай о них так. Они мне не друзья.
Эш молча кивнул.
Подали еду — огромный салат для маленького человека, пасту для Эша. По бокалам было разлито вино. Оно пахло весьма странно.
— Я слишком пьян, чтобы есть, — сказал Сэмюэль.
— Я пойму, если ты уедешь, — негромко произнес Эш. — Если ты чувствуешь обязанность уехать, то, видимо, должен это сделать.
Какое-то время они молчали. Потом маленький человек взял вилку и принялся пожирать салат, забрасывая его в рот. Кусочки овощей падали на тарелку. Он громко стучал вилкой, собирая до последней крошки оливки, сыр и латук, и наконец жадно глотнул минеральной воды.
— Теперь я могу выпить еще, — заявил он.
Эш издал звук, который мог бы сойти за смех, если бы не был таким печальным.
Сэмюэль соскользнул со стула. Взял кожаное портмоне. Он лениво подошел к Эшу и обхватил его за шею. Эш быстро поцеловал его в щеку, испытывая отвращение от прикосновения к грубой коже, но полный решимости скрыть это во что бы то ни стало.
— Ты скоро вернешься? — спросил он.
— Нет. Но мы еще увидимся, — ответил Сэмюэль. — Позаботься о моей собаке. Ее так легко обидеть.
— Я буду это помнить.
— И займись работой!
— Что-нибудь еще?
— Я люблю тебя.
И с этими словами Сэмюэль встал и с важным видом направился к выходу, проталкиваясь между теми, кто сидел на своих местах, и теми, кто вставал, чтобы уйти. Он вышел на улицу и прошел мимо окна. Снег уже успел упасть на его волосы и кустистые брови, оставил темные влажные пятна на его плечах.
Он вскинул руку, прощаясь, а потом исчез, и толпа снова превратилась просто в толпу.
Эш поднял стакан с молоком и медленно выпил его до дна. Потом положил под свою тарелку несколько банкнот, глядя на еду, как будто прощался с ней, и вышел на ветреную Седьмую авеню.
Когда он добрался до своей спальни в высокой башне, его ждал Реммик.
— Вы замерзли, сэр, слишком замерзли.
— Разве? — пробормотал Эш.
Он терпеливо позволил Реммику снять с себя шелковую куртку и вызывающий шарф, надел куртку из шерстяной ткани, отделанную атласом, и, взяв протянутое Реммиком полотенце, осушил влагу на волосах и лице.
— Сядьте, сэр. Позвольте мне снять с вас мокрую обувь.
— Как скажешь…
Кресло было таким мягким, что Эш и думать не хотел о том, чтобы встать с него и отправиться в кровать. И во всех комнатах было пусто. Роуан и Майкл уехали.
«Нам не погулять сегодня вечером по городу, — подумал Эш, — не поговорить по душам…»
— Ваши друзья благополучно добрались до Нового Орлеана, сэр, — сообщил Реммик, снимая с Эша отсыревшие носки и заменяя их свежими, сухими, с такой ловкостью, что его пальцы почти не касались кожи Эша. — Они позвонили сразу после того, как вы ушли ужинать. Самолет уже возвращается, приземлится примерно через двадцать минут.
Эш кивнул. Кожаные шлепанцы были отделаны мехом. Он не знал, старые они или новые. Не помнил. Внезапно все мелкие детали как будто ускользнули от него. Ум стал пугающе пустым и безмолвным, и он остро ощутил безмолвие и неподвижность комнат.
Реммик неслышно, как призрак, скользнул к двери гардеробной.
«Мы нанимаем тех, кто умеет держаться незаметно, — размышлял Эш, — и потом они не в силах нас утешить. То, к чему мы относимся с терпением, не может нас спасти».
— А где юная Лесли, Реммик? Она здесь?
— Да, сэр, и у нее, похоже, миллион вопросов к вам. Но вы кажетесь слишком усталым.
— Пришли ее сюда. Мне нужно поработать. Мне необходимо чем-то занять ум.
Он прошел по коридору к первому из своих кабинетов, личному, где тут и там горами лежали бумаги, а картотечный шкаф стоял открытым, где царил невероятный беспорядок, но никому не разрешалось делать уборку.
Лесли появилась через несколько секунд, с сияющим от волнения лицом, преданная, знающая, полная неиссякаемой энергии.
— Мистер Эш, на следующей неделе открывается Международная выставка кукол, и только что звонила какая-то женщина из Японии, сказала, что вы хотели увидеть ее работу, что вы сами ей так сказали, когда в прошлый раз были в Токио. А еще вы пропустили почти двадцать разных встреч. У меня тут полный список…
— Сядь, разберемся во всем.
Он занял свое место за письменным столом, отметил, что часы показывают 6:45, и решил, что не посмотрит на них даже краем глаза, пока не будет уверен, что время перевалило за полночь.
— Лесли, отложи все это пока. Есть кое-какие идеи. Я хочу, чтобы ты их записала. Порядок не особо важен. Важно то, чтобы ты каждый день подавала мне полный список, ничего не упуская, с отметками о продвижении в отношении каждой из идей и с большой пометкой «Прогресса нет» там, где я позволяю себе оставаться бездеятельным.
— Да, сэр.
— Поющие куклы. Первое — безупречный квартет, четыре благозвучно поющие куклы.
— О, какая прекрасная мысль, мистер Эш!
— Прототипы должны отражать некую цель, идею, чтобы оправдать цену; но не это самое главное. Эти куклы должны петь хорошо даже в том случае, если их бросят на пол.
— Да, сэр… бросят на пол.
— И музеи в башнях. Я хочу получить список двадцати пяти пентхаусов в центре города, которые можно заполучить, цену продажи, аренды, все подробности. Я хочу создать некий музей в небе, чтобы люди могли выходить и смотреть на город из застекленной галереи…
— А что будет выставляться в этих музеях, сэр? Куклы?
— Куклы, но по определенным темам. Две тысячи мастеров-кукольников должны получить одно и то же задание. Подготовь свою трактовку трех взаимосвязанных фигур — «человеческой семьи». Нет, четырех фигурок. Одна из них может быть младенцем. Да, описание должно быть точным, и мне следует об этом напоминать… А пока найдем наилучшие здания.
— Да, сэр, поняла, — кивнула Лесли, стремительно записывая все в своем блокноте пятицветной авторучкой.
— Что касается поющих кукол, каждому следует подсказать, что со временем они превратятся в целый хор. Ребенок или коллекционер вполне может с течением времени собрать их всех. Ты понимаешь, да?
— Да, сэр…
— И я не хочу никакой механики. Все должно быть электронным, на компьютерных чипах, и настоящим искусством. И должно быть… Голос одной куклы должен как-то реагировать на голос другой… Впрочем, это детали. Записывай…
