Энн Райс - Талтос
«Что тебе нужно от меня?» — спросил я.
«Идем, ляг со мной, — сказала она. — Войди в мой дом. Я приглашаю тебя».
«Ты глупа, — ответил я. — Ты же знаешь, что я такое. Я лягу с тобой — и ты умрешь».
«Нет, — возразила она и засмеялась, как и многие ведьмы до нее. — Только не я. Я рожу от тебя гиганта».
Я покачал головой: «Займись своими делами и порадуйся тому, что меня не так легко соблазнить. Ты прекрасна. Другой Талтос мог бы и не удержаться. Кто тут тебя защищает?»
«Идем, — повторила она. — Войди в мой дом».
Она подошла ближе, и в тех слабых остатках золотого света, что просачивались сквозь ветви, я увидел ее прекрасные белые зубы, грудь под чудесной кружевной блузкой и очень тонкую талию, туго охваченную кожаным ремнем.
«Ну, если я просто полежу рядом с ней, просто коснусь губами ее груди, ничего плохого не случится», — подумал я. Но с другой стороны… Она же ведьма. Как я вообще мог позволить себе хотя бы подумать о таком?
«Эшлер, — сказала она, — мы все знаем твою историю. Мы знаем, что ты король, предавший свой народ. Неужели тебе не хочется спросить духов пещеры, как заслужить прощение?»
«Прощение? Только Христос может простить мне мои грехи, детка, — сказал я. — Я пошел».
«А разве у Христа есть сила на то, чтобы изменить проклятие, наложенное на тебя Жанет?»
«Довольно меня дразнить», — возмутился я.
Я желал ее. И чем сильнее сердился, тем меньше заботился о ее благополучии.
«Идем со мной. Выпей зелье, что я сварила на огне, а потом войди в пещеру, и ты увидишь духов, которые знают все, король Эшлер».
Она подошла к моей лошади и коснулась рукой моей руки, и я почувствовал, как во мне разгорается желание. У нее был пронзительный ведьмовской взгляд; казалось, сама душа Жанет смотрела на меня ее глазами.
Я еще и подумать не успел, как ведьма стащила меня с лошади, и мы уже шагали рядом через густые заросли папоротника и бузины.
Маленькое жилище оказалось весьма пугающим местом! В нем не было окон. Над огнем висел котел. Но постель, застеленная искусно вышитым бельем, была чистой.
«Годится для короля», — сказала ведьма.
Я огляделся по сторонам и увидел темный проем напротив входа в жилище.
«Это мой тайный вход в пещеру», — сказала женщина.
Она внезапно поцеловала мне руку и толкнула на кровать, а потом подошла к котлу и наполнила грубую глиняную чашу варевом из него.
«Выпей это, твое величество, — предложила она. — И духи пещеры увидят и услышат тебя».
Или это я увижу их и услышу их, подумал я, потому что бог знает, что она положила туда, — травы и масла, которые доводят ведьм до безумия, когда они танцуют, подобно Талтосам под луной. Я знал о таких фокусах.
«Выпей, это сладко», — повторила ведьма.
«Да, — согласился я. — Я чувствую запах меда».
И пока я смотрел на чашу и думал, что не стану пить ни капли, я видел ее улыбку. Я улыбнулся в ответ и вдруг понял, что подношу чашу к губам, и неожиданно сделал из нее большой глоток. Я закрыл глаза.
«А что, если… — прошептал я. — Что, если здесь действительно колдовство?»
Мне было немножко смешно, и я уже уплывал куда-то.
«А теперь ложись со мной», — сказала она.
«Ох, ради тебя самой, нет!» — ответил я, но она уже снимала с меня меч, а я позволил ей сделать это.
Отойдя лишь для того, чтобы запереть дверь хижины, я упал на постель и притянул к себе ведьму. Я снял с нее блузку, обнажив груди, и подумал, что мог бы зарыдать от одного их вида. Ах, молоко Талтосов! Как мне его хотелось! Но она не была матерью, эта ведьма, у нее не могло быть молока, ни нашего, ни человеческого. Но грудь, ее нежная грудь… Как мне хотелось прижаться к ней, кусать соски, потягивать их, облизывать…
Ну, от этого же ничего с ней плохого не случится, подумал я, а когда ведьма стала горячей и влажной от желания, положил пальцы на ее тайное пушистое местечко и заставил ее содрогнуться всем телом.
Я принялся ласкать ее языком. Стал целовать ее и прижимался к ней. Кожа у нее была упругой, молодой и пахла свежестью. Мне нравился звук ее тихих вздохов и то, как моя щека ощущала ее белый живот, и то, как выглядели волосы в нижней части ее живота, когда я снял с нее юбку: они были рыжими, как и волосы на голове, пылающие, слегка вьющиеся.
«Прекрасная, прекрасная ведьма», — прошептал я.
«Возьми меня, король Эшлер», — сказала она.
Я впился в ее грудь, заставляя свой мужской орган страдать, думая, что не стану убивать ее… Она просто глупа, но это не стоит смерти. Но она сама завела мой пенис между своих ног, прижала его к волоскам — и вдруг, совершенно внезапно, как это бывает со многими мужчинами, я решил, что раз уж она действительно этого хочет, я должен сделать то, о чем она просит.
И я вошел в нее, с силой, так же, как это сделал бы с женщиной Талтос, и навалился на нее… Она пылала, и всхлипывала, и взывала к духам, чьих имен я не знал.
И сразу все кончилось. Она сонно посмотрела на меня с подушки. На губах играла победная улыбка.
«Выпей. И иди в пещеру».
Она закрыла глаза, засыпая.
Я осушил чашу до дна. А почему бы и нет? Я уже зашел слишком далеко. И что, если в той темноте что-то есть — некая последняя тайна моей земли в Доннелейте? Бог знает, какие испытания, боль и, возможно, разочарования таит будущее…
Я выбрался из постели, снова надел пояс с мечом, тщательно все застегнул, чтобы быть готовым на случай опасности, а потом, взяв примитивный кусок воска с фитилем, который ведьма держала под рукой, я зажег фитиль и через потайную дверь вошел в пещеру.
Я шел все дальше и дальше во тьме, поднимаясь вверх, нащупывая дорогу вдоль земляной стены, и наконец добрался до прохладного открытого места и оттуда где-то вдали увидел слабый свет, сочившийся из вешнего мира. Я был над главным входом в пещеру.
Я пошел дальше. Свет двигался впереди меня. Вдруг я остановился. Я увидел черепа, таращившиеся на меня. Длинные ряды черепов! Некоторые из них были такими старыми, что почти рассыпались в прах.
Я решил, что это место захоронения народа, который оставляет только головы умерших и верит, что через эти головы с ними будут говорить духи, если знать, как к ним обратиться.
Я велел себе не глупить и не пугаться. И в то же время почувствовал себя удивительно ослабевшим.
«Это все варево, что ты выпил, — прошептал я. — Сядь и отдохни».
Так я и сделал. И прислонился к стене слева от себя, глядя в большую пещеру со множеством масок смерти, ухмылявшихся мне.
Примитивная свеча выпала из моей руки, но не погасла. Она легла на землю, но когда я попытался дотянуться до нее, то не смог.
Потом я медленно поднял взгляд и увидел Жанет.
Она шла ко мне через пещеру, полную черепов, двигаясь медленно, как будто была не реальной, а тенью из сна.
«Но я не сплю», — громко произнес я.
Я видел, как она кивнула и улыбнулась. И подошла к слабо горевшей маленькой свече.
На Жанет было то же самое розовое свободное платье, что и в тот день, когда ее сожгли, а потом я, к собственному ужасу, увидел, что шелк проеден огнем и что сквозь прорехи видна белая кожа Жанет. А ее длинные светлые волосы обожжены и почернели на концах, щеки испачканы пеплом, как и босые ноги и руки. И все же она была жива, жива и стояла рядом со мной.
«Что, Жанет? — спросил я. — Что ты хочешь сказать мне теперь?»
«Ах, но что ты скажешь мне, мой возлюбленный король? Я последовала за тобой от большого круга на южной равнине в Доннелейт, а ты уничтожил меня».
«Не проклинай меня, светлый дух, — попросил я. И встал на колени. — Дай мне то, что поможет всем нам! Я искал дорогу любви. А она оказалась дорогой к гибели».
Лицо Жанет изменилось, сначала на нем отразилось удивление, а потом понимание.
Она перестала улыбаться и, взяв меня за руку, произнесла слова так, словно они были нашей общей тайной:
«Должен ли ты искать новый рай, милорд? Должен ли ты возводить новый монумент вроде того, что мы навеки воздвигли на той равнине? Или ты должен найти новый танец, настолько простой и полный грации, что все люди мира смогут его танцевать?»
«Танец, Жанет, я думаю. И наш мир тогда станет единым живым кругом».
«А сочинишь ли ты песню настолько нежную, что ни один мужчина или женщина любого рода не сможет ей противиться?»
«Да, — сказал я. — И такая песня будет звучать вечно».
Лицо Жанет посветлело, губы приоткрылись. С видом легкого удивления она снова заговорила:
«Тогда пусть с тобой будет это проклятие».
Я заплакал.
Она терпеливым жестом велела мне успокоиться. А потом прочитала это то ли стихотворение, то ли песню — мягко и быстро, как все Талтосы:
Твой поиск проклят,
И путь твой долог,
И только начинается зима.
Лихие времена навеки канут,
И память потеряет смысл.
Но ты, когда она к тебе протянет руки,
Молящие о полном всепрощенье,
Увидев, что земля творит,
Не удивляйся, коль дожди
И ветер начнут ее терзать.
Взойдут посевы, развернутся листья,
Сухие ветки пышно зацветут,
Крапиву, что пыталась всех ожечь,
Затопчут сильные мужчины,
И танцы, круг и песня
Послужат нам ключом к воротам рая.
Всегда бывает так:
Чем власть пренебрегает,
То и приносит вечное блаженство.
В пещере стало темнее, маленькая свеча догорала, а Жанет снова улыбнулась и с легким прощальным жестом исчезла без следа.
