Дин Кунц - Призрачные огни
– Боже милостивый, – ужаснулся водитель. – Тогда лучше залезай поскорее.
Бен поспешил к пассажирской дверце, молясь в душе, чтобы его благодетель оказался водителем высокого класса и, несмотря на непогоду, до отказа выжимал бы педаль газа и добрался до Вегаса в рекордное время.
Проезжая через пустыню на последнем участке до Лас-Вегаса и наблюдая, как темнота бури сменяется более густой темнотой ночи, Рейчел чувствовала себя так одиноко, как никогда в жизни, хотя нельзя сказать, чтобы одиночество было ей незнакомо. Дождь за последние два часа так и не ослабел, скорее всего потому, что она держалась вровень с бурей, движущейся на восток, все время находясь в ее центре. Глухой стук «дворников» и гудение шин по мокрой дороге напоминали челнок ткацкого станка, который ткал не полотно, а одиночество.
Большую часть своей жизни она прожила в одиночестве и в эмоциональной, если не физической, изоляции. Ко времени ее рождения ее папа с мамой выяснили, что им нечего делать вместе, но по религиозным мотивам не могли развестись. Поэтому Рейчел пришлось провести свои младенческие годы в доме, лишенном любви, поскольку ее родители не умели достаточно хорошо скрывать взаимную неприязнь. Хуже того, каждый предпочитал считать ее дочерью другого, чтобы вовсе ею не заниматься. Оба проявляли родительские чувства только по обязанности.
Как только девочка достаточно подросла, ее стали отправлять в католические интернаты, где она и прожила все следующие одиннадцать лет, за исключением каникул. Во всех этих заведениях, где заправляли монахини, она почти ни с кем не дружила, во всяком случае, близких друзей у нее не было, потому что она была очень невысокого о себе мнения и не могла поверить, чтобы кто-то захотел стать ее другом.
В то лето, когда она должна была поступить в колледж, через несколько дней после окончания средней школы, ее родители погибли в авиационной катастрофе, возвращаясь домой из деловой поездки. Рейчел всегда считала, что ее отец зарабатывал неплохие деньги в легкой промышленности, вложив в дело капитал, унаследованный ее матерью в год женитьбы. Но, когда зачитали завещание и уладили все проблемы, Рейчел поняла, что семейное дело находилось на грани банкротства уже многие годы и что их образ жизни людей состоятельных съедал каждый заработанный доллар. Практически оставшейся без гроша Рейчел пришлось отказаться от планов поступить в университет, а вместо этого пойти работать официанткой, жить в пансионе и изо всех сил копить, чтобы получить хотя бы скромное образование в одном из калифорнийских университетов, финансируемых государством.
Когда через год она начала учиться, у нее опять же не оказалось настоящих друзей, так как она вынуждена была продолжать работать официанткой и не имела свободного времени, чтобы с кем-нибудь подружиться. К моменту получения степени она провела по крайней мере восемь тысяч ночей в одиночестве.
Рейчел оказалась легкой добычей для Эрика, который хотел питаться ее юностью, как вампир питается кровью, и потому женился на ней. Он был на двенадцать лет старше и значительно лучше знал, как обворожить и завоевать молоденькую женщину, чем большинство ее одногодков. Он умудрился заставить ее впервые в жизни почувствовать себя желанной и необыкновенной. Учитывая разницу в возрасте, можно предположить, что она видела в нем и отца, способного дать ей не только любовь мужа, но и родительскую любовь.
Разумеется, все вышло не так, как она надеялась. Она поняла, что Эрик любит не ее, а то, что она в его глазах символизировала – энергию, здоровье, молодость. Их брак оказался вскоре таким же лишенным любви, как и брак ее родителей.
И тогда она нашла Бенни. И впервые в жизни не была одинокой.
Но теперь Бенни нет, и неизвестно, увидит ли она его когда-нибудь.
Стеклоочистители «Мерседеса» монотонно стучали, и шины пели на одной ноте песню пустоты, отчаяния и одиночества.
Она пыталась утешиться мыслью, что, по крайней мере, Эрик теперь не опасен ни для нее, ни для Бена. Вне сомнения, он умер от многочисленных змеиных укусов. Даже если его генетически измененное тело способно бороться с огромными дозами сильного яда, даже если он вторично вернется из мертвых, он совершенно явно выродился не только физически, но и умственно. (До сих пор у нее перед глазами стоял коленопреклоненный Эрик, поедающий живую змею, такой же страшный и первобытный, как и сверкающая над ним молния.) Если он и пережил змеиные укусы, то скорее всего останется в пустыне, потому что он уже не человек, а существо, бегающее, низко пригнувшись, или ползающее на животе по песчаным холмам, время от времени соскальзывая в сухие русла рек и жадно набивая чрево жителями пустыни. Теперь он представляет угрозу для животных, но не для нее. Даже если в нем еще теплится какая-то искра человеческого интеллекта и он все еще хочет отомстить ей, ему будет нелегко, пожалуй просто невозможно, вернуться из пустыни в цивилизованное место и свободно там передвигаться. Если он попытается, то вызовет сенсацию – панику, ужас, – куда бы он ни пошел, так что его, вероятнее всего, быстро поймают или пристрелят.
И все же… – она все еще его боялась.
Рейчел вспомнила, как посмотрела на него, когда он преследовал ее по краю берега, вспомнила как смотрела на него сверху, когда он карабкался за ней, вспомнила, как он выглядел, когда она видела его в последний раз, пожирающим змей. Что-то было в нем в этих ее воспоминаниях… такое мистическое, противное природе, совершенно сверхъестественное, что невозможно убить или остановить.
Она содрогнулась от внезапного холода, пронзившего ее до костей.
Через минуту, выехав на шоссе, она увидела, что приближается к концу своего путешествия. Впереди и внизу, во тьме широкой, залитой дождем долины сверкал таинственными огнями Лас-Вегас. Там было так много разнообразных огней всех цветов и оттенков, что город казался больше Нью-Йорка, хотя на самом деле был раз в двадцать меньше. Даже с расстояния в пятнадцать миль Рейчел могла различить главную улицу города с ее великолепными гостиницами и деловую часть, где располагались казино и которую многие называли Сверкающим ущельем, потому что там было просто море мигающих, пульсирующих и сияющих огней.
Еще через двадцать минут она добралась до пустого Южного бульвара Лас-Вегаса, где неоновые огни отражались в блестящей, как зеркало, дороге алыми, розовыми, красными, зелеными и золотыми цветовыми волнами. Остановившись у парадного входа гостиницы «Бэллиз Гранд», она едва не разрыдалась от облегчения, увидев швейцара, служащих на автостоянке и постояльцев, собравшихся под навесом. После нескольких часов пути в эту жуткую ночь, когда казалось, что во встречных машинах никого не было, снова увидеть людей, пусть незнакомых, оказалось на редкость приятно.
