Клайв Баркер - Проклятая игра
— Закрой дверь, — приказал Европеец белокурому юноше. — И найди что-нибудь, чем его связать.
Брир ухмыльнулся.
— Ты ослушался меня, — сказал Европеец. — Я оставил тебя завершить дело на Калибан-стрит.
— Я хотел ее видеть.
— Она не твоя, чтобы на нее смотреть. Я заключил с тобой сделку, а ты, как; и все остальные, нарушил ее условия.
— Маленькая игра, — отозвался Брир.
— Нет маленьких игр, Энтони. Ты был со мной все это время, неужели ты не понял? Важно каждое действие. Особенно игра.
— Меня не волнует то, что ты говоришь. Все слова, только слова.
— Я тебя презираю, — бросил Европеец.
Грязное лицо Брира, обращенное к нему, выразило то ли тревогу, то ли раскаяние. Европеец чувствовал, что сейчас у него есть преимущество, но что-то заставило его насторожиться. В свое время Мамолиану служили и более отвратительные типы. Бедный Константин, например, чьи посмертные аппетиты простирались куда дальше поцелуев. Почему же Брир его беспокоит?
Святой Чад разобрал одежду: вот эти ремень и галстук подойдут Мамолиану.
— Привяжи его к кровати.
Чад едва смог коснуться Брира, хотя тот не сопротивлялся. Он согласился поиграть в наказание; идиотическая ухмылка все еще кривила его лицо. Его кожа под рукой Чада была рыхлой, как будто мышцы под лоснящейся поверхностью обратились в желе и гной. Святой старательно трудился, пока как пленник развлекался разглядыванием мух, кружащих по орбите его головы.
Через пять минут руки и ноги Брира были надежно закреплены. Мамолиан кивнул в знак удовлетворения.
— Отлично. Ты можешь идти к Тому в машину. Я спущусь через несколько секунд.
Чад почтительно удалился, на ходу вытирая руки о носовой платок. Брир все еще созерцал мух.
— Я должен тебя покинуть, — сказал Европеец.
— Когда же ты вернешься? — опросил Пожиратель Лезвий.
— Никогда.
Брир улыбнулся.
— Значит, я свободен, — заметил он.
— Ты мертв, Энтони, — ответил Мамолиан.
— Что? — Улыбка Брира стала таять.
— Ты мертв с тех пор, как я нашел тебя висящим под потолком. Может быть, ты предчувствовал мой приход и убил себя, желая сбежать от меня. Но ты был мне нужен. Поэтому я дал тебе немного жизни, чтобы использовать для моих целей.
Улыбка Брира исчезла.
— Вот почему ты не чувствуешь боли — ты ходячий труп. Твое тело изнашивается, поэтому ты так страдал от жары. Но теперь все кончено. Полностью предотвратить гниение было невозможно, но я сделал разложение медленным.
Брир потряс головой. Это чудо искупления?
— Больше ты мне не нужен. Поэтому я отнимаю свой дар…
— Нет!
Он попытался сделать какой-то умоляющий жест, но запястья были крепко связаны и веревки врезались в мышцы, отчего те продавливались и покрывались бороздами, как мягкая глина.
— Скажи мне, как я могу исправить это, — предложил Брир. — Я сделаю что угодно.
— Никак.
— Все, что ты попросишь. Пожалуйста.
— Я попрошу тебя страдать, — отозвался Европеец.
— Зачем?
— За предательство. За то, что ты такой же, как все остальные.
— Нет… просто маленькая игра…
— Тогда и это игра, если она развлечет тебя. Шесть месяцев разложения превратились в несколько часов.
Мамолиан подошел к кровати, положил руку на рыдающий рот Брира и сделал рукой движение, как будто выхватил что-то.
— Все кончено, Энтони, — проговорил он.
Брир почувствовал шевеление в животе — будто некий затрепетавший предмет неожиданно дернулся и вышел.
Он смотрел на уходящего Европейца, откинув голому. Что-то собралось в уголках глаз, но это были не слезы.
— Прости меня, — умолял он. — Пожалуйста, прости меня.
Но Европеец ушел, спокойно прикрыв за собой дверь.
Какой-то шум донесся с подоконника. Брир оторвал взгляд от двери и поглядел туда. Два голубя подрались из-за крошки и разлетелись. Маленькие белые перья падали на подоконник, как снег в разгаре лета.
66
— Вы мистер Галифакс, не так ли?
Человек изучал ящики фруктов в безветренном дворе позади магазина, где вились тучи ос. Он обернулся к Марти и ответил:
— Да. Чем могу служить?
Мистер Галифакс загорел на солнце, и неудачно: его лицо шелушилось и выглядело болезненно. Он раздражителен, нетерпим и, как решил Марти, лишен самообладания. Тактичность — вот девиз дня, если хочешь завоевать доверие такого человека.
— Как идут дела? — спросил Марти.
Галифакс пожал плечами.
— Дела поправятся, — ответил он, с неохотой оторвавшись от своего занятия, — Многие из наших постоянных клиентов сейчас в отпуске. — Он уставился на Марти. — Я вас знаю?
— Да. Я заходил к вам несколько раз, — солгал Марти. — За клубникой для мистера Уайтхеда. И сейчас тоже. Обычный заказ.
Галифакс не выразил никаких чувств; он поставил ящик с персиками, который держал в руках, на землю.
— Извините. Я не обслуживаю мистера Уайтхеда.
— Клубника, — подсказал Марти.
— Я слышу! — отозвался Галифакс раздраженно. — Я не знаю никого с таким именем Вы, должно быть, ошиблись.
— Вы меня помните?
— Нет, не помню. А если вы желаете что-нибудь купить, вас обслужит Тереза. — Он кивнул в сторону магазина. — Я хочу закончить, прежде чем испекусь на солнце.
— Но я хотел клубники.
— Вы можете получить ее сколько угодно, — сказал Галифакс, взмахивая руками. — У нас ее навалом. Спросите Терезу.
Марти чувствовал, что пропасть между ними растет. Торговец не собирался отступить ни на дюйм. Марти попробовал последний намек:
— И у вас нет фруктов для мистера Уайтхеда? Вы всегда держали их наготове для него.
Теперь у Галифакса зародились сомнения.
— Слушайте… — произнес он. — Вы же понимаете… — Он понизил голос, хотя в саду не было никого, кто бы мог подслушивать. — Джо Уайтхед мертв. Вы не читали газет?
Большая оса села на руку Галифакса и стала продираться сквозь волосы. Он позволил ей спокойно ползать.
— Я не всегда верю тому, о чем пишут в газетах, — спокойно сказал Марти. — А вы?
— Не понимаю, о чем вы говорите, — ответил тот.
— О клубнике, — повторил Марти. — Я за этим и пришел.
— Мистер Уайтхед мертв.
— Нет, мистер Галифакс, Джо не умер. Вы и я, мы оба это знаем.
Оса снялась с руки Галифакса и заметалась в воздухе между ними. Марти отмахнулся от нее; она вернулась с громким жужжанием.
— Кто вы? — спросил Галифакс.
— Телохранитель мистера Уайтхеда. Я говорил, что бывал у вас раньше.
