Сергей Дубянский - Арысь-поле
Он положил трубку. Чуть слышно гудел вентилятор, с улицы слышались голоса, к которым он не прислушивался; еще жужжала большая черная муха, периодически ударяясь о стекло. …Все к черту! — Вадим откинулся на спинку кресла, — что у нее могло случиться? Ну, не в «Досуге…», так где-нибудь еще «сняли» ее. Дома она будет, как же… работница… Если она будет так ходить сюда, все равно я ее выгоню… Пусть сами разбираются. Пойду лучше, с народом пообщаюсь… Встал, посмотрел на телефон, но тот молчал.
Катя окончательно проснулась, но мысли все равно ускользали, и лишь одно она знала абсолютно точно — просто так не прийти Аня не могла. …А если все-таки вернулась в «Досуг…», значит, шалава и есть, и тогда правильно Вадим сделает, что пошлет ее. Потерять такого мужика!.. — Катя протянула руку к телефону, набрала номер… — блин, и где ее носит?.. Только жизнь, вроде, начала склеиваться, так она тут же фортели выкидывает!.. Если не дура — пусть стоит перед Вадимом на коленях и вымаливает прощение!.. Блин, как же ее найти?.. Но в «Досуг…» я не поеду — еще не хватало, там засветиться. А подруг у нее, кроме меня, нет… Катя сама не заметила, что совсем по-детски, нервно грызет ногти. Отняла руку ото рта, посмотрела на нее, как на некий посторонний предмет, и от бессилия откинулась на постель, сжав кулачки; закрыла глаза. Ей всегда казалось, что с закрытыми глазами, и думается лучше, и мысли приходят более ясные, но сейчас почему-то ничего не приходило, кроме фразы из старого мультика — Упустил… Счастье свое упустил, Иван-Царевич… Эта фраза крутилась в голове, повторяя все «скрипучие» интонации мультяшного героя — Катя даже видела его смеющееся лицо и статую Василисы — Прекрасной.
Вдруг в бледную картинку ворвался яркий сполох. Кате даже показалось, что Кащей отшатнулся и попятился к груде белых черепов, а возникший откуда-то огонь пожирал изображение, превращая все в черный, съежившийся пепел. Языки пламени уже вырывались за рамку картинки, и теперь перед глазами плясало лишь желто-красное безумие.
Катя не боялась такого видения. Наоборот, она ему очень обрадовалась, потому то несколько дней даже мысленно не виделась со «своим» огнем. Тот, что горел в газовых горелках, казался ей искусственным — с ним невозможно общаться так, как она общалась с костром. Она даже пожгла все спички, но это общение было слишком мимолетно. Теперь же огонь снова бушевал в ее сознании, согревая и вызывая неизвестные доселе возможности. Катя чувствовала, что вошла в него, что сама устремляется вверх, превращаясь в один из бесчисленных языков, и с трепещущей высоты, оглядывая происходящее вокруг.
Неожиданно она увидела знакомый берег, вековой дуб, реку, косогор, на котором мрачно стоял разрушенный дом, и, самое главное, костер; и смотрела она на все будто бы из этого костра. Рядом с ней, плясавшей вместе с остальными языками, замысловатый огненный танец, сидел волхв; с другой стороны лежала Аня, глядя в небо. Они разговаривали — Катя видела это по шевелению губ, но перестала понимать человеческую речь, различая лишь интонации потрескивающих дров и гудение случайно попавшегося влажного полена.
А как был приятен сам танец! Гораздо приятнее, чем в «Бегемоте», где надо придумывать движения, отрабатывать технику — здесь же невесомое тело трепетало и взлетало вверх само собой, и что бы оно ни сделало, какую бы фигуру ни исполнило, все равно, это выглядело легко и красиво. Это ж она сама и есть, костер!..
Огонь вспыхнул с новой силой, разрастаясь вширь и ввысь — он уже охватил весь берег, подбираясь к хутору, и когда пламя перебралось на дом, обрушивая стены и балки, Катя открыла глаза. Ощущение огненной пляски мгновенно исчезло, словно она вместе с дымом поднялась в прозрачную голубизну, теряя очертания того, что осталось на земле, и лишь крона дуба еще некоторое время сопровождала полет.
Катя по-прежнему лежала на постели, и руки со сжатыми кулачками были также вытянуты вдоль туловища — изменилось только настроение. Куда-то исчезла растерянность и смятение, а поиски Ани перестали быть неразрешимой проблемой — она твердо знала, где та находится, и пока ничего страшного с ней не произошло. Катя только не могла понять, что Аня там делает, как туда попала и причем здесь волхв.
…Неужели она променяла Вадима на сумасшедшего старика?.. Тогда это уже диагноз — некрофилия… Катя попыталась встать, но почувствовала такую слабость, словно огненный танец забрал все ее силы. Нет, этого не могло быть, потому что танец ей пригрезился, а реальная, она все это время продолжала лежать, никуда не исчезая из своей комнаты. Подняла руку, посмотрела на нее внимательно — да, это ее рука, обычная, такая же, как всегда. Взяла телефон.
— Вадим, я знаю, где Анька. Она на хуторе.
— Где?.. Блин, почему ты так решила?
— Я знаю.
— Откуда? Она что, звонила тебе?
— Нет, но я знаю.
— Ну, откуда?! Там же нет связи!
Катя молчала. Если б она сказала, что ей явилось видение, Вадим бы, скорее всего, не воспринял это всерьез. Хотя, наверное, он и так не поверит…
— Что она там делает?
— Сидит со стариком, который подходил к нам, помнишь?
— С волхвом?! О, черт!.. Откуда ты это знаешь?
— Вадим, извини меня. Ты все понимаешь в этой жизни?
— Конечно, нет.
— А я, тем более. Но я знаю.
— Я сейчас тебе перезвоню, — Вадим положил трубку и закурил — ему надо было собраться с мыслями, чтоб принять какое-либо решение. …С хутора Анька никак не могла связаться с ней, если только не считать, что они обе телепатки, что, в принципе, невозможно… но с другой стороны, а существование Арысь-поля и последующее превращение его в человека, возможно? Но это-то я видел собственными глазами…
Даже если допустить, что Анька находится на хуторе, то, как она туда попала? Значит, она, либо выехала туда сегодня рано утром, либо еще вчера, потому что ночью в эту глухомань никто не попрется. Но вчера у нее и в мыслях не было ничего подобного — вчера она собиралась выходить ко мне на работу… и где тот, с кем она приехала? Волхв?.. Хотя он же каким-то образом попадал из своей Волховки на Чугайновский хутор быстрее, чем мы со Славкой доезжали на машине… Вадим нервно затушил сигарету. Почувствовал, что вместе с этим оборвалась цепочка его мыслей и закурил новую. …Ну, а что мне стоит прокатиться до этого чертова хутора, и убедиться… в чем? Что все реально? Или, что Катька пытается выгородить подругу? Потом они наскоро слепят «легенду», которую уже нельзя будет проверить — например, как она легла спать дома, а проснулась на хуторе или еще что-нибудь в том же духе. Как в случае с Настей, которая исчезла перед самым моим приходом в парк… Нет, надо все-таки расставить все точки — тут на хутор-то сгонять, не так уж далеко… Он вспомнил рассказ безногого. …А вдруг Аня оказалась в плену этих неведомых сил?.. Вдруг ей там плохо, и она нуждается в помощи?.. Какое же наивное существо человек! — Вадим еще пытался бороться со своим нелогичным решением, — он, блин, готов поверить в любую белиберду, лишь бы оправдать того, кого хочет оправдать! А эта проститутка пьет сейчас пиво с очередным мужиком, который тоже дал ей сто баксов. И вот это, есть правда… Но сколько б Вадим не повторял последнюю фразу, надежда, что Аня на хуторе, не проходила. Наверное, он слишком хотел в это верить; набрал номер.
— Собирайся. Полчаса хватит? Мы едем на хутор.
— Да?.. — растерялась Катя, даже не ожидая такого поворота. Блин, а если Аньки там нет?.. Ведь сон — такой же, как и тысячи других, бредовый и безосновательный — тогда что?.. Но отступать было некуда, — хорошо, я спущусь через полчаса…
Аня проснулась сама, когда солнце еще не поднялось. Рассвело, видимо, уже давно, но пока лишь легкий утренний туман стелился над рекой, делая пейзаж очень уютным и немного загадочным. Было так тепло, что даже ночью, лежа на земле в одном тонком платьице, она не замерзла, но пока не опустилась и безумная испепеляющая жара — даже воздух казался еще свежим, и ветерок с реки дышал какой-то сиюминутной прохладой.
А, может, ее разбудили птицы, тоже поймавшие этот короткий миг до наступления адского пекла, чтоб вдоволь напеться перед тем, как скрыться в лесной тени — их трели слышались ото всюду, словно здесь у них была большая концертная площадка.
Блестящая синяя стрекоза зависла над Аниным лицом, треща крыльями и обдумывая, как бы усесться ей на нос. Аня смотрела в выпученные, похожие на стеклянные бусины, глаза, и не шевелилась, давая волю стрекозиной фантазии. Но стрекоза улетела, найдя ее нос малопривлекательным. Совсем рядом плеснула рыба; потом еще раз… Аня потянулась, почувствовав при этом, как ноет тело от лежания на жесткой земле; протерла глаза и увидела сидевшего у потухшего костра волхва. Сейчас, при дневном свете Аня впервые могла рассмотреть его по-настоящему — оказывается, он ничем не отличался от других стариков, небритых, нестриженых, с желтыми зубами и ввалившимися щеками, отирающихся возле гастрономов или просящих милостыню на улице. Только тело у него осталось молодое и жилистое, а глаза спокойные, наполненные странной уверенностью; даже улыбка не меняла выражения их глубокой задумчивости и веры.
