Сергей Дубянский - Арысь-поле
Бок палатки зашевелился. Оттуда послышался неясный шепот, смех, и движения брезента приобрели определенную ритмичность. Благостность была нарушена — Вадим вздохнул и направился к реке. Зайдя по пояс, он почувствовал, как через ноги в него вливается некая жизненная сила. Постоял минуту и поплыл, взметая фонтаны брызг. Добравшись до широкой заводи, куда вчера они доходили пешком в поисках Игоря, он перевернулся на спину и замер, раскинув руки. Высоко над головой пространство замыкалось ослепительно голубым небом, а вода ласково покачивала тело на своей мягкой перине. Вот за этим изумительным состоянием он, собственно, и ехал сюда, а не ради Ани или их вчерашнего сумасшествия.
Вадим не знал, сколько прошло времени, но течение стало сносить его к противоположному берегу; нехотя перевернулся, окунувшись с головой, и поплыл обратно. На берег он вышел совершенно другим человеком, свежим и бодрым. Среди остатков трапезы нашел пачку сигарет; прикурил, но бросив обратно зажигалку, случайно попал в пустую бутылку. На этот звук полог палатки приоткрылся; оттуда показалась голова Славы, взъерошенная, с опухшим лицом и узкими глазами. Потом он выполз весь, поправляя плавки.
— А у нас своя зарядка, — он сладко потянулся, — вовремя ты ушел купаться.
— Купаться — всегда вовремя, — философски заметил Вадим, — похмелись, там осталось.
— А за руль?
— Да не мучайся ты — сердце ведь остановится. Я поведу. Я сегодня больше пить не буду.
— Точно?
— Ну, сказал, значит, точно. Мой организм двухдневных пьянок уже не выдерживает. Это не институтский колхоз, когда всей деревней нам самогон выгонять не успевали, помнишь?
— Конечно, помню. Хорошее было время, — он взял бутылку, — нет, здоровье надо поправить, это ты верно заметил. Так, ты, точно, поедешь?
— Пей, — Вадим засмеялся, — не могу ж я дать другу помереть от острого неопохмелита — чай, фармацевт, не хрен собачий. Должен же я о твоем здоровье заботиться.
Открыв машину, Слава достал пакет с едой, предусмотрительно оставленной для завтрака, и стряхнув вчерашние объедки, разложил все на прожженной в нескольких местах одноразовой скатерти. Он уже выдохнул, поднеся ко рту стакан, когда из палатки появилась Катя.
— А я? — выглядела она неплохо, успев даже собрать волосы в хвост, и от этого стала совсем похожа на школьницу.
— А ты тоже похмеляешься? — удивился Слава.
— Я думала, вы завтракаете, — она разочарованно сморщила носик, — я жрать хочу ужасно. Но и от пива не отказалась бы.
— А водочки?
— Водку по утрам?.. Фи… — она покачала головой.
— Аньку будить надо? — спросил Вадим.
— А это бесполезно. У нее спец-режим — она ж обычно всю ночь работает, а до полудня спит. Пусть девочка отдыхает, — Катя опустилась на корточки и бесцеремонно взяла почищенное Славой яйцо, — спасибо, Славик.
Слава не ответил, потому что именно в этот момент сделал глоток, и его передернуло.
— Фу, какая гадость, а ведь надо, — он сунул в рот кусок черствого хлеба, — Кать, в машине еще мясо должно остаться. Давайте костерок разведем, — он огляделся, — дрова у нас есть?
— А, вот, нету, — Вадим развел руками, — кое-кто вчера тут жег все подряд.
— Тогда давай топор, — Слава вздохнул.
— Какой топор? Я ж тебе вчера рассказывал… или не помнишь? На хуторе дров этих, валом. Пошли.
Когда они уже подходили к забору, Слава спросил:
— Так это ты дырку в заборе сделал?
— Здрасьте, батенька, что-то с памятью вашей стало. Мы ж вчера об этом говорили.
— Да?.. — Слава смущенно почесал затылок, — бывает… а я, когда эти следы ночью увидел — честно, как-то не по себе стало.
— Следы это мои, а, вот, кто фотоаппарат потерял, загадка.
— Какой фотоаппарат?..
— Блин!.. Ты что, вообще ни хрена не помнишь?.. Вернемся, покажу. У крыльца валялся.
Они пролезли во двор. В зияющем дверном проеме, в окнах, до которых уже дотягивалась трава, белели стены в грязных потеках дождевой воды, лившейся через крышу.
— Внутрь не заходил? — деловито осведомился Слава.
— А чего там делать? — Вадим указал на аккуратно сложенные жердины, — бери, да пошли.
— Я тут вчера наткнулся на кладбище…
— Блин, ты вчера рассказывал! Фамилия у них — Чугайновы.
— Да?.. Значит, все заспал… нет, вот, как с Катькой трахались, помню.
— Это уже утром было, — Вадим засмеялся, — а вчера тебя, хоть самого трахай.
Они вылезли через ту же дырку и пошли к палатке, волоча по жердине в каждой руке. Катя мокрая, в блестящих капельках воды, стояла лицом к солнцу, широко расставив ноги.
— А ничего девочка, да? — в Славином голосе звучала гордость, словно принадлежала она лишь ему.
— Все хорошие, пока «девочки». Откуда только жены такие хреновые берутся…
— Это точно.
Вскоре дымок, смешанный с ароматом жареного мяса, пополз над рекой. Слава откопал еще бутылку водки и баклажку теплого, противного пива. Праздник продолжался, только гораздо спокойнее — с купанием и игрой в карты.
А солнце поднималось все выше, накаляя воздух до вчерашней нестерпимости…
К полудню, как и обещала Катя, появилась «Анжела» — заспанная, взъерошенная и с больной головой; правда, после купания она взбодрилась, но настроение от этого не улучшилось. Хандра как-то незаметно передалась остальным, и к четырем часам всем стало окончательно скучно — разговор иссяк, карты надоели, поэтому, не сговариваясь, все засобирались домой, оставив после себя смятую траву, потухший костер и кучку неиспользованных дров.
* * *Желаемых денег Аня не получила. Слава забыл о них, а Вадим просто не догадывался, что от него требуется что-то еще, кроме организации самого уик-энда. Тем не менее, она все-таки сунула ему телефон фирмы «Досуг день и ночь…», надеясь в следующий раз (если он, конечно, состоится), расставить все по местам и получить вознаграждение вдвойне. Эта мысль, хоть и грела, но деньги нужны были сейчас, нужны каждый день, поэтому романтического прощания не получилось — Аня просто хлопнула дверцей и пошла, не оборачиваясь, к серой пятиэтажке, затерявшейся в пыльной зелени тополей, где и располагался «Досуг день и ночь…»
Катя покинула компанию чуть позже. Вообще-то, она осталась довольна проведенными выходными и была б не прочь покуролесить еще, но ночью ей предстояла работа в «Бегемоте», поэтому требовалось выспаться. Она поцеловалась со Славой, чмокнула в щеку Вадима и выпорхнула на тротуар, легкая и такая юная, что прохожим, наверное, казалось, что мама послала ее за хлебом, а не возвращается она после суточного загула.
— Приятная девочка, — Слава все еще смотрел ей вслед.
— Да брось ты, — Вадим включил поворотник, — а то не знаешь — мы ж любим не женщину, а себя рядом с женщиной, поэтому, когда выплеснем на нее… да и в нее тоже… все, что имеем, она становится нам уже не интересна, так?
— О чем мы с тобой рассуждаем?.. — Слава сладко потянулся, — как дети малые…
Медленно прокравшись между выбоинами в асфальте, джип остановился около добротного кирпичного гаража, непонятным образом затесавшегося среди старых, еще социалистической постройки, сараев.
— Как тебе разрешили его тут поставить? — удивился Вадим.
— Молча, — Слава рассмеялся, — с администрацией надо дружить. Он у меня выкуплен — комар носа не подточит.
Машина въехала в полумрак и остановилась; гулко хлопнули дверцы.
— Оставляем барахло здесь, и идем пить пиво.
— Ну, свое-то я заберу, — Вадим вытащил сумку, и они пошли мимо визжавших на качелях детей, мимо женщин на скамейке, которые все, как одна, поздоровались со Славой.
— Уважают?
— А то б! Я ж за свои бабки во всем подъезде провел кабельное телевидение, изменив, тем самым, отношение сразу ко всем «новым русским».
— Мудрый ход.
— Зато теперь, ни гараж мой их не раздражает, ни евроремонт. Когда я в квартире стены начал переносить, сначала знаешь, какой хай поднялся, а теперь все довольны, — Слава отпер металлическую дверь — единственную на лестничной площадке.
Вадим не признавал российские «евроремонты». Помещение сразу становилось вычурным и, вроде, нежилым — хотелось ходить на цыпочках, садиться обязательно на краешек… у него самого все выглядело проще, и, как ему казалось, уютнее.
Пройдя на кухню, Слава распахнул холодильник, и Вадим подумал, что холодильники у них тоже сильно отличаются. Если у него он заполнен кастрюльками и мисочками, которые оставила перед отъездом на юг Алла, уже три года претендовавшая на роль жены, но пока так и не добившаяся ее, то здесь пестрело разноцветье блестящих этикеток на самых разнокалиберных банках и пакетах.
— Итак, что мы откроем к пиву?
Вадиму ничего не хотелось открывать.
— Может, пойдем, посидим где-нибудь? — предложил он.
