Роберт Хайнлайн - Дорога Славы
— Как ты себя чувствуешь, Виллис? — спросил доктор. — Хорошо? Или плохо?
На самой верхушке шара, между стебельками, появилась ямочка и расширилась.
— Виллис славный! — сказал он. Его голос был удивительно похож на голос Джима. — Славный? — Не оглядываясь, доктор добавил: — Джим! Помой чашки и простерилизуй их. Все будут пить кофе из зерен?
— Хорошо, Док, — откликнулся Джим и кивнул Френсису: — Ты будешь немного кофе?
— Конечно, слабый, и побольше сливок.
— Будь спокоен. — Джим запустил руки в лабораторную раковину и ухитрился подцепить там пару чашек. Раковина была полна грязных тарелок. Рядом, на бунзеновской горелке, закипал большой кофейник. Джим аккуратно вымыл три чашки, пропустил их через стерилизатор и после этого наполнил.
Доктор Мак-Рэй взял чашку и сказал:
— Джим, этот гражданин говорит, что у него все в порядке. В чем дело?
— Я знаю, что он говорит, будто у него все в порядке, но это не так, Док. Не могли бы вы обследовать его и сказать, что с ним происходит?
— Обследовать его? Как, мальчик? Я даже не могу измерить его температуру, потому что я не знаю, какой эта температура должна быть. Я так же разбираюсь в химии его тела, как свинья в апельсинах. Хочешь, я вскрою его и посмотрю, какой механизм приводит его в действие?
Виллис быстро втянул все свои выпуклости.
— Вы напугали его, — обиженно сказал Джим.
— Извини. — Доктор наклонился и стал почесывать и щекотать мохнатый шар. — Хороший Виллис, славный Виллис. Никто не обидит Виллиса. Ну-ка, мальчик, вылезай из своей норки.
Виллис чуть-чуть приоткрыл звуковую диафрагму.
— Не обидят Виллиса? — озабоченно спросил он голосом Джима.
— Не обидят Виллиса. Обещаю.
— Не разрежешь Виллиса?
— Нет. Не отрежу ни кусочка.
Виллис медленно выставил стебельки глаз. Хотя у него не было ничего похожего на лицо, он каким-то образом изобразил бдительную осторожность.
— Вот так-то лучше, — сказал доктор. — Джим, перейдем к делу. Что тебя заставляет думать, что с ним что-то не в порядке, хотя ни он, ни я не видим этого?
— Ну, Док, его поведение. В доме все идет как обычно, но снаружи… Раньше он повсюду следовал за мной, прыгал вокруг и во все совал свой нос.
— У него нет носа, — прокомментировал Френсис.
— Иди к черту, умник. Но теперь, когда я вытаскиваю его на улицу, он сворачивается в шар, и я ничем не могу расшевелить его. Если он не больной, то почему так себя ведет?
— Кажется, появился проблеск, — ответил доктор Мак-Рэй. — Ты давно идешь в одной упряжке с этим аэростатом?
Джим мысленно перебрал несколько месяцев из двадцати четырех, составляющих марсианский год.
— С конца Зевса — начала ноября.
— А сейчас здесь конец марта, почти Церера, и лето проходит. Это не наводит тебя ни на какую мысль?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы он прыгал здесь по снегу? Когда становится холодно, мы мигрируем; он всегда живет здесь.
Рот Джима открылся.
— Вы хотите сказать, что он пытается залечь в спячку?
— Что же еще? Предки Виллиса имели много миллионов лет, чтобы выработать такую привычку; ты не можешь надеяться заставить его проигнорировать это.
Джим встревожился.
— Я хотел забрать его с собой в Малые Зыбучие Пески.
— В Малые Зыбучие Пески? О, да вы же в этом году идете в школу. Ты тоже, Френсис?
— Конечно.
— Никак не могу привыкнуть, ребята, что вы так быстро растете. Когда я появился на Марсе, то не видел никакой разницы в том, что годы здесь в два раза длиннее, чем на Земле.
— Скажите, Док, сколько вам лет? — спросил Френсис.
— Не имеет значения. Кто из вас хочет изучать медицину, чтобы потом помогать мне в моей практике? — Ни тот, ни другой не ответили. — Говорите, говорите же! — подгонял их доктор. — Что вы хотите изучать?
— Ну, я не знаю. — сказал Джим. — Я интересуюсь ареографией,[96] и биологию люблю тоже. А может быть, я, как и мой дедушка, стану планетарным экономистом.
— Это большое дело. Тебе придется заниматься очень много. Ты, Френсис? — Френсис был слегка смущен.
— Ну, так — чепуха, я все еще хочу пилотировать ракеты.
— Я думаю, с возрастом это пройдет.
— Почему? — спросил Френсис. — Может, я сделаю это.
— Это зависит только от тебя. Скажите, юноши, вы отправитесь в школу до начала миграции или после?
Так как люди Земли не впадают в зимнюю спячку, каждый марсианский год колония была вынуждена мигрировать дважды. В Чараксе, расположенном в тридцати градусах от южного полюса, лето дочти прошло; скоро колония двинется к Копям в Утонии, расположенным около северного полюса, и будет оставаться там половину марсианского года, или почти целый земной год.
Здесь было несколько постоянных поселений вблизи экватора — Новый Шанхай, Марсопорт, Малые Зыбучие Пески и другие — но они не были колониями в буквальном понимании этого слова; они населялись главным образом служащими Марсианской Компании. По контрактам и по уставу Компания должна была иметь запасы земного оборудования на Марсе для колонистов; все эти запасы Компания хранила в Малых Зыбучих Песках.
— Мы уезжаем в следующую среду, — сказал Джим, — на почтовом скутере.
— Так скоро?
— Да, и поэтому Виллис так тревожит меня. Что мне делать, Док?
Виллис услышал свое имя и вопросительно посмотрел на Джима.
— Что мне делать, Док? — повторил он, в точности подражая Джиму.
— Замолчи, Виллис…
— Замолчи, Виллис, — так же безупречно передразнил он доктора.
— Вероятно, природа все равно возьмет свое, поэтому найди ему норку и засунь его туда. Когда он очнется от спячки, вы сможете возобновить ваше знакомство.
— Но, Док, значит, мне придется оставить его! Пройдет так много времени, прежде чем я вернусь из школы. И, вероятно, он проснется раньше, чем колония снова вернется сюда.
— Вероятно. — Май-Рэй задумался. — Думаю, хуже не будет, если он поживет в естественной среде. Ему не свойственно жить так, как он живет с тобой, Джим. Ты знаешь, он личность, а не собственность.
— Конечно, нет! Он мой друг.
— Не понимаю, — вставил Френсис, — почему Джим так говорит о нем. Конечно, он много разговаривает, но в основном повторяет все, как попугай. Если вы спросите меня, я скажу, что он идиот.
— Тебя никто не спрашивает. Виллис любит меня. Да или нет, Виллис? Иди сюда, подойди к папочке. — Джим протянул руки; маленькое марсианское существо подпрыгнуло и устроилось у него на коленях теплой, пушистой, слабо пульсирующей массой. Джим погладил его.
— Почему ты не спросишь у какого-нибудь марсианина? — предложил Мак-Рэй.
— Я пытался, но не нашел ни одного, кто был бы в настроении уделить мне внимание.
— Ты хочешь сказать, что не желаешь ждать слишком долго. Марсианин обратит на тебя внимание, если ты будешь настойчивым. А почему бы тебе не спросить его самого? Он может сказать сам.
— Что я должен спросить у него?
— Я попробую. Виллис! — Виллис перевел глаза на доктора; Мак-Рэй продолжал: — Хочешь уйти, чтобы найти место где спать?
— Виллис не спит.
— Попробуешь уснуть. Там хорошо и прохладно, найдешь в земле норку. Свернешься в клубок и надолго уснешь. Ну как?
— Нет! — Доктор резко обернулся, чтобы убедиться, что ответил не Джим; когда Виллис говорил за себя, он всегда пользовался голосом Джима. Звуковая диафрагма Виллиса имела не больше собственных характерных особенностей, чем обыкновенный громкоговоритель. Она могла бы быть диффузором громкоговорителя, если бы не являлась частью живого существа.
— Что ж, это, кажется, выяснили, теперь попробуем подобраться с другой стороны. Виллис, ты хочешь остаться с Джимом?
— Виллис останется с Джимом, — незамедлительно согласился Виллис. — Тепло!
— Так вот чем ты очаровал его, Джим, — сухо сказал доктор. — Ему нравится температура твоей крови. Но, ipse dixit,[97] — держи его при себе. Я думаю, это не повредит ему. Возможно, он проживет только пятьдесят лет, вместо ста, но зато у него будет в два раза больше развлечений.
— А они действительно живут до ста лет? — спросил Джим.
— Бог его знает. Мы основались на этой планете совеем недавно, чтобы точно знать такие вещи. Ну, теперь идите, идите. Я займусь работой. — Доктор задумчиво посмотрел на свою кровать. Она не убиралась уже неделю; он решил подождать банный день.
— Док, что значит ipse dixit? — спросил Френсис.
— Это значит “он, конечно, сказал что-то невразумительное”.
— Док, — предложил Джим, — почему бы вам не пообедать сегодня с нами? Я скажу маме. И ты тоже, Френсис.
— Я — нет, — сказал Френсис. — Лучше нет. Моя мама говорит, что у вас я ем слишком много мучного.
