Алексей Грушевский - Игра в Тарот
— Да — смущённо потупившись, ответствовал скромный посетитель.
— И что эффект настолько огромен? — всё никак чему-то не мог поверить грозный властитель.
— Борис Петрович, боюсь оказаться нескромным, но эффект потрясающий! И знаете, я выяснил, мне наш главный евразиец Тугин, великий геополитик, разъяснил, что великая монгольская цивилизация имела в основе своего построения именно этот принцип. Просто об этом забыли! Коварный запад из зависти к нашим успехам замолчал и тем похоронил эту великую технологию открытую нашими далёкими евразийскими предками. А ведь именно благодаря этому методу монголы смогли буквально с нуля, мгновенно, построить великое государство. Представьте только — за какие-то несколько лет в дикой степи из беспорядочных орд кочевников, как по мановению волшебной палочки, практически из ниоткуда, появился колоссальный чётко действующий государственный аппарат, который почти завоевать весь мир. Он недавно провёл по нашему заданию целое исследование. И я уверен, что сейчас нам нужна именно эта технология, только благодаря ей, мы можем быстро построить чётко действующую эффективную вертикаль и возродить нашу отчизну.
— Это чтоль, твоя волшебная палочка? — прервал его демагогию хозяин кабинета, брезгливо покосившись на лежащую перед ним длинную деревяшку. — Ладно, хватит болтать, давай показывай, как это там у вас практикуется.
Пал Палыч как-то замешкался и сделал не уверенное движение к палке, но тут же осадил, встретившись с искренне недоумённым взглядом Бориса Петровича, сник, и покорно сняв штаны, встал на четвереньки, выкатив наружу свою девственно розовую филейную часть.
— Как её брать-то, дрянь то эту… — с видимым отвращением Борис Петрович взял салфеткой палку. — Ну, значит, поехали, панимаешь….
Раздался сдавленный крик. Потом всхлипы и стоны. Энергично пошуровав палкой туда-сюда Борис Петрович с отвращение одернул руку, вымазанную в брызнувших из под этого дрына обильных выделений. Судорожно отряхивая и обмывая свою руку водкой, Борис Петрович с нескрываемым отвращением смотрел на раскарячевшегося под ним очередного кандидата в приемники, даже не удосужившись выдернуть палку обратно.
— Блять, ну это же надо! Дошли, однако… — прохрипел он, залпом осушив стакан водки, потом стал долго сосредоточенно и хмуро грызть огурцы.
Наконец он снова соизволил обратить внимание на совсем уже сникшего посетителя. Легонько пнув его ногой, спросил:
— Эй, там, ещё живой? Это что у вас всегда так? Ведь садизм какой-то….
— Если глубоко не вгонять, то не больно. Борис Петрович, можно палочку вынуть? Глубоко загнали. Болит, неудобно, как бы не воспалилось… — прозвучал сдавленный писк.
— Да вынимай, только на стол не клади, измажешь. Держи при себе.
Пал Палыч, кряхтя, поднялся и встал перед столом. Но теперь выправкой он не блистал, стоял как-то слегка не то согнувшись, не то как-то странно присев, в общем, что называется — в раскоряку:
— Борис Петрович, это, если делать с умением — будет приятно, вознаграждение, а если, как Вы сейчас, резко и глубоко, то — наказание. Очень удобно. И поощрение и наказание, так сказать, в одном флаконе. Буквально доли миллиметра отделяют удовольствие от боли, и это в руках начальника. Подчинённый во время сеанса, поверьте, это очень остро чувствует. Буквально находится в полной власти старшего наставника. Очень мощное воспитание. А при регулярном использование этого метода, вырабатывается устойчивый условный рефлекс уважения и почитания начальника. Осознание кто главный, происходит на физиологическом, рефлекторном уровне а не логически, что очень мобилизует, не оставляет никаких вопросов, неопределённостей, вариантов и исключает возможность сомнений в авторитете начальства.
— И что, все на это согласны? — покрасневший лик старого партократа был просто ужасен, казалось, ещё чуть-чуть и он взорвётся от потрясшего его нового откровения, осознать которое он был явно уже не в состоянии.
— Ну, конечно же, не все. Кто не согласен, кому это не нравиться, тот сразу отсеивается. Идея в том, что вертикаль должна строиться из людей имеющих к этому склонность, из таких людей которых эта технология объединяет, мобилизует и сплачивает в единое братство.
— Мда-а-а… а мы философию учили, психологию, как людей воодушевлять, агитировать, убеждать, заинтересовывать, искать общую цель, пытались понять объективные законы развития общества… а у вас, в гебе, вставил дрын в зад и больше ничего и не нужно, получается, панимаешь — старый коммунист недоверчиво качал головой не в силах, видно, принять и переварить такую простую и очевидную истину.
— Но это вот, понимаете ли, и становится, так сказать, основой взаимного интереса. А вся эта пропаганда, конечно же, необходима. Но для низов, быдла. А гос аппарат должен строиться на вот… этих принципах. Поверьте, это надёжно и просто, надёжно и очень технологично… — убеждённо говорил Пал Палыч (видно, после того как из него был выдернут дрын, ему заметно полегчало).
— Вот как, выходит, и не надо никого убеждать, мотивировать вставил дрын и…
— Просто надо работать с теми, кто это приемлет. Если человек к этому способен — брать в дело, если нет — свободен.
— А если притворится?
— Невозможно! Даже если на первых порах будет притворяться, через некоторое время или это… м-м-м-м… идея власти и порядка в него войдёт, или он больше не сможет. Это лучше любого детектора лжи. Скрыть невозможно. Надо всех прогнать через это, и всё станет ясно — кто наш, а кто нет, с кем можно работать, а кто — свободен. Никакие анкеты, никакие личные дела так ясно человека не высветят.
Глава 11. Истории одного триумфа (II)
— Так если тебе власть дать, ты через этот дрын всех прогонишь? — старый гарант конституции, похоже, был просто потрясён.
Кандидат в приемники скромно потупился, всем своим видом показывая — надо, что поделать
— Значит, если я тебя поставлю, ты всю эту сволочь через этот дрын прогонишь? — начальник требовал уточнений.
Кандидат в приемники развёл руками и скромно улыбнулся, несколько раз кивнув головой.
— И рыжего насадишь, и кепку? — продолжал уже как-то мечтательно властитель огромной страны.
— Всех. А как же, порядок — ответствовал Пал Палыч.
Наступила долгая пауза. Матёрый человечище сосредоточенно грыз огурцы, видно тщательно обдумывая дело государственной важности. Наконец спросил:
— То есть ты их всех отдрынишь? Но их же много? Как справишься? Ведь не сдюжишь, надорвёшься!
— Так ведь вертикаль. Распределение полномочий. Я буду… работать только с премьерами, вицепремьерами, с кругом государственных служащих самого высшего ранга. А они в свою очередь будут распространять… свои полномочия на служащих рангом ниже, и так до самого основания.
— И что, все друг друга, значит, будут…? — потрясённый Борис Петрович уставился своими налитыми кровью глазами на собеседника.
— Будут! Сверху донизу, в соответствие с должностями. Высшие — старших, старшие — младших, младшие — низших, и так далее. Орда. Только так. Иначе порядок на Руси не восстановить. У нас Евразия, понимать надо, только такой подход сработает — убеждённо и гордо ответил Пал Палыч, прямо и смело, смотря, в горящие огнём сумасшествия, глаза старого алкоголика.
Борьба взглядов длилась несколько бесконечно долгих секунд. Наконец усталый властитель опустил голову и задумчиво молвил:
— Да-а-а, когда я на броневике стоял, а вокруг народ, народ, флаги, надежда… какое время, какое время было! Всё просрали…Разве я мог тогда подумать, что вот этим всё и кончится. Ну почему им всё мало? Мало, мало… — он в раздражение грохнул кулаком по загремевшему посудой столу. — Сволочи. Воры. Жульё. Развалили Россию. Разворовали!
Он снова замолчал, безвольно уронив на грудь голову. Прядь седых патлов, почти коснулась поверхности стола. Вдруг он встрепенулся, и на Пал Палыча глянула настолько страшная перекошенная ненавистью харя, что он чуть, было, не бросился в панике бежать, оставшись на месте лишь каким-то чудом, истекая потом и покачиваясь на предательски дрожащих ватных ногах.
— Заслужили, заслужили, сволочи. Такого как ты заслужили. Пусть получат! Ещё вспомнят меня — брызгая слюной, хрипело пьяное чудовище. — И как это у вас называется?
— Родину любить! — гордо выпятив грудь, молвил Пал Палыч.
Ответом ему был уже совершенно дикий взгляд Бориса Петровича.
— Как, как, к-к-к-к-к-ак…? — зашёлся он, задыхаясь, в каком-то судорожном кашле.
— Родину любить. Мы это называем — «родину любить». Я научу их «родину любить». Обещаю Вам…
— Это… придумали… вот это да…надо же… ну дают! — Борис Петрович, казалось, был потрясён настолько, что, явственно, впал в приступ эпилепсии.
