Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам
– Перетерплю, – согласилась Цукка после паузы. – Раз выхода нет…
Дверь лязгнула и растворилась. В узком проходе стояли двое мужчин с короткими автоматами – в пыльном воздухе тюремной камеры замерцали узкие лучики лазерных прицелов, недвусмысленно упираясь в грудь приподнявшейся на локте Карины. Лица обоих в густой тени от притолоки казались почти черными… Казались? Нет. В самом деле темно-коричневая кожа, не только на лице и шее, но и на кистях рук, выглядывающих из широких рукавов белых накидок-хантэнов, которые она видела в передачах о Западном континенте. Короткие черные волосы заметно курчавились. Узкие глаза над широкими скулами и приплюснутым носом недобро глядели из-под нависающих надбровных дуг.
Гуланы. Настоящие гуланы с Западного континента.
– Не вставать, – с резким акцентом приказал один из них. – Ты, в ошейнике. Попытаешься делать глупости – пожалеешь. Обе – лечь на спину, засунуть руки под спину и не двигаться.
Ни Карина, ни Цукка не пошевелились.
– Вы что, не поняли? Лечь на спину! – рявкнул говорящий.
– Ты дурак, – спокойно сказала Карина. – Ты собрался стрелять в комнате, обитой металлом? Тебя самого убьет рикошетом.
Медленно, преодолевая слабость и ломоту в теле, она поднялась на ноги и вызывающе уставилась на гуланов.
– Я не стану стрелять, – усмехнулся гулан, проходя в камеру. – Я просто вышибу тебе прикладом зубы, бесстыдная сучка. А может, и сломаю пару ребер.
– Попробуй, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла Карина. Она оттолкнулась от стены и сделала пару шагов навстречу.
– Ким! – предостерегающе проговорил второй гулан, доселе молчащий, опуская ствол патомата. – Хусуба-та шихо мо каллу. [Голова приказал обращаться с ними с уважением (поллах)]
– Хош! [Сам знаю! (поллах)] – отмахнулся от него первый. – Я тебя в последний раз предупреждаю, сучка – вернись на место и ляг на спину.
– Позови главного, – все тем же ровным тоном потребовала Карина. – Я стану разговаривать только с ним.
– Ты станешь разговаривать с тем, с кем придется, – недобро ощерился гулан, блеснув белыми зубами.
Ударил он, как Карина и ожидала, прикладом снизу вверх, по восходящей дуге. Его намечающаяся траектория должна была завершиться встречей с ее лицом – скулой или носом. Разумеется, он рассчитывал, что она попытается уклониться… и когда он потянулся за ней вперед, неустойчиво наклонившись, она вкрадчиво скользнула вперед и вправо, провернувшись на пятках у него за спиной. Когда еще не сообразивший, что произошло, мужчина продолжил поворот, пытаясь обнаружить ее взглядом, она, нажав на его левое плечо, одновременно подперла ступней левую пятку. Потеряв равновесие и продолжая вращаться вокруг своей оси, гулан нелепо взмахнул руками и, получив несильный толчок в спину, со всего маха врезался лицом в металлическую переборку. Не дав ему опомниться, Карина, сдвинувшись вбок и резко присев, полунажала-полуударила его коленкой под коленный сгиб и, дернув за левое плечо, уронила назад и вправо, бедром придавив к стене правую руку с автоматом. Выполнить классический завершающий контроль броска на четыре стороны она не сумела – помешали переборка и внезапно накатившая слабость, однако и ее противник оказался не способным сопротивляться. Поскольку правильно группироваться при падении его явно не учили, он неловко шлепнулся на вытянутую руку – и взвыл, когда под тяжестью тела суставы вывернулись в неверном направлении. Но даже крик боли не сумел заглушить отчетливый хруст ломающихся костей левого предплечья. Карина вздрогнула – все ее инстинкты завопили о немедленной помощи пострадавшему – но усилием воли она подавила их и вырвала из задранной руки автомат. Перешагнув – перепрыгнуть она не смогла из-за слабости – через упавшего и отодвинувшись от него на два шага, она нацелила автомат на второго гулана, все еще не сообразившего что происходит. Она никогда раньше не видела такого оружия и сейчас искренне надеялась, что направленная под углом вверх планка предохранителя означает, что оружие способно стрелять. В ее состоянии и без манипуляторов второго здорового мужика без эффекта внезапности ей не завалить, несмотря на все ее умения.
– Бросить оружие! – резко приказала она. – Мне терять нечего! Бросай!
Гулан молча смотрел на нее, очевидно, переваривая произошедшее. Карина не знала, что происходит у него в голове, но поднимать ствол оружия он не торопился. Бросать его, впрочем, – тоже.
– Бросай оружие! – снова приказала она, надеясь, что нотки отчаяния в ее голосе не слишком слышны. Она отчетливо сознавала, что не сможет выстрелить в человека – даже для того, чтобы спасти себя. Даже для того, чтобы спасти Цукку. Да и какой смысл стрелять? Наверняка на корабле присутствуют и другие бандиты. Сколько времени она сможет блефовать – и поддастся ли кто-нибудь на ее блеф? Зачем она вообще пошла на глупую стычку? Они вряд ли смогут сбежать – а их положение после такого наверняка ухудшится. – Ну? Оглох?
И в этот момент из коридора послышались новые шаги.
Шай чувствовал, как неподобающая злоба переполняет его до краев. Переговоры по спутниковому коммуникатору с оставленным на хозяйстве Старшим Когтем Баланом отнюдь не доставили ему радости. Похоже, Ночная Вода явно решила попробовать на прочность Оранжевый клан, возглавленный новым вождем. Старший Коготь сообщил о двух караванах, бесследно пропавших в джунглях вместе со всеми людьми, и налете на северные плантации маяки, к счастью, второстепенные. Определенно, по возвращении ему придется вплотную заняться обучением кое-кого правилам добрососедства. Он раздраженно рявкнул на не вовремя сунувшегося во время разговора под руку Батаронга, но, дав отбой, заставил себя успокоиться. Плох тот предводитель, что срывает раздражение на собственных слугах. Ярость должна выплескиваться на тех, кто ее вызвал, а не на первого встречного.
– Что, Бата? – осведомился он, выходя на палубу и всей грудью вдыхая теплый солоноватый воздух.
– Пленницы очнулись, сан Шай, – почтительно сообщил тот. – Наблюдатель из пультовой сообщил несколько минут назад. Я отправил туда двоих на всякий случай, чтобы они объяснили девкам правила почтительности.
– Вот как? – хмыкнул Шай. – Ну что же, пойдем, посмотрим.
Он быстро, почти бегом, спустился по узкому железному трапу, ведущему в трюм. Яхта не раз использовалась для перевозки пленников, иногда – рабов, так что оборудовали ее соответственно. Однако же камеры занимали изрядное пространство, почти наполовину уменьшая полезный объем грузового трюма. Поскольку Шай вовсе не намеревался заниматься таким малоприбыльным в последнее время делом, как работорговля, определенно следовало задуматься, стоит ли и дальше содержать судно. Высокая крейсерская скорость и комфорт верхних кают отнюдь не компенсировали малой грузоподъемности, так что, возможно, проще продать его кому-то еще и на вырученные деньги оснастить еще один быстрый грузовой катер, так полезный при контрабанде в грашских водах, полных кораблей с жадными до взяток таможенниками.
– Бросай оружие! – услышал он слабый женский голос, шагая по коридору. – Ну? Оглох?
Что еще за новости? Возле карцера, в котором держали пленниц, стоял один из его людей. Мерцающий в пыльном воздухе трюма луч лазерного прицела автомата в его руках упирался в пол. Он явно колебался, не понимая, что делать, и появление командиров воспринял с явным облегчением.
– Сан Шай, – быстро произнес он на поллахе. – Пленница избила и обезоружила Кима. Она угрожает выстрелить. Должен ли я убить ее?
Шай услышал, как идущий позади Батаронг даже запнулся от удивления, но не обратил на него внимания.
– Она сделала что? – ледяным тоном переспросил Шай, проскальзывая мимо отступившего солдата.
– Избила и обезоружила Кима, – повторил солдат. Впрочем, уже без нужды.
Шай с первого взгляда понял, что произошло. Ну разумеется. По телевизору в Крестоцине его люди если что и смотрели, то отнюдь не политические передачи. И, само собой, фильм о молодой женщине, что стояла сейчас в двух шагах перед ним, напряженно вцепившись в автомат, не видели. Идиот подпустил ее слишком близко – и она свой шанс не упустила.
Шай оглядел пленницу с ног до головы. Бесстыжая девка стояла перед ним нагая, полуразвернувшись, на напружиненных полусогнутых ногах, и ее заметно покачивало от слабости. Шай мог видеть ее тело сверху до низу в малейших деталях, но ей, казалось, все равно, что она голая стоит в присутствии четырех посторонних мужчин. Впрочем, бесстыжая не столько она, сколько вся Катония – женщины там совершенно не привыкли стесняться и бояться мужчин. Даже надменные и гордые тарсачки, раздетые догола, мгновенно теряли свою спесь и превращались в простых баб, униженно пытающихся прикрыться от мужских взглядов. Эти же двое, казалось, обнаженными чувствовали себя так же уверенно, как и в одежде. Он сделал себе зарубку на память: с катонийцами старые привычные методы усмирения придется пересматривать.
