Олли Вингет - #После Огня
– Чешется, – скривился он.
– Я знаю, но надо потерпеть, – сказала Юли, присаживаясь на край постели.
Внутри у нее бушевали незнакомые чувства. Первый раз она сидела рядом с молодым мужчиной, не хрипящим в агонии. С кем-то, кто различал ее среди образов горячечного бреда. Конечно, ей следовало сейчас же уйти, сказав бабушке позже, что больной был в ясном сознании, – но делать этого Юли отчаянно не хотелось.
– А смысл терпеть, если я все равно… мертвец, – горько проговорил Крылатый, откидываясь на подушку. – Ты здесь работаешь? Ты доброволец?
– Да, – не вполне уверенно ответила Юли. – Я здесь работаю.
– Никогда тебя раньше не видел, – сказал Крылатый, мелко покашливая. – Меня зовут Лин, а тебя?
– Юлия, – прошептала девушка, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. – Юли.
– Хорошо, Юли. – Юноша постарался вытянуть больную ногу, но лишь сморщился от вспышки боли. – Значит, мне нельзя даже почесаться, и ваша травяная магия не действует, так зачем же тогда мне лежать здесь? – сказал он в сердцах.
– Это никакая не магия, – растерянно ответила девушка, которую раздраженный тон Крылатого сбивал с толку. – Просто… травы. Они помогают успокоить кашель и боль.
– Но со мной этот трюк не проходит, я правильно понял?
– Кажется, да, – выдохнула Юли. – Я не знаю. Фета лишь сказала, что ты не уснул от снадобья. Но кашель… может статься, что и кашель травы…
– Не вылечат, – закончил за нее Лин. – Никакие травы его не вылечат. Поэтому я хочу как можно скорее уйти отсюда.
– Уйти? Но ты же… – Юли совсем смутилась, оглядывая лежащую рядом с ней ногу.
– Умирающий калека, – снова заключил вместо девушки Крылатый. – Спасибо, что напомнила.
– Но я не…
– Может быть, я и калека, но у меня еще есть общий дом и Братья. Я их Вожак. Пока вы тут усыпляете больных, мы хоть что-то делаем за Чертой. Уж лучше умереть, исполняя свой долг, чем валяться среди других смертников под вашими жалостливыми взглядами.
Юли не нашлась, что на это сказать. Она представляла их разговор совсем иначе. Еще вчера юноша показался ей беззащитным, нуждающимся в помощи – если не предавшей его девушки, то, значит, самой Юли. Но теперь она сидела рядом с человеком, который злился на весь мир и на нее в том числе.
– Это не мне решать, – наконец сказала она, вставая.
Юли протянула руку к его лбу, но Крылатый резко отстранился.
– Я лишь хочу узнать, есть ли у тебя жар, – ровным голосом объяснила девушка, пряча обиду за привычными обязанностями сиделки.
Жара не было. Она подала юноше пиалу с водой; дождавшись, когда он напьется, Юли поправила сбитую подушку и накинула на Лина еще одно одеяло. Все это она проделала не поднимая глаз.
– Если тебе понадобится моя помощь, крикни или постучи в стену. Я услышу и приду, – сказала она, стараясь всеми силами не выдать свое разочарование.
– Хорошо, – равнодушно ответил Крылатый.
Юли вышла, прикрывая за собой дверь. Щеки снова пылали, но на этот раз девушку переполняла не жалость, а жгучая обида.
– Надменный, глупый и жестокий, – шептала она, скрываясь в своем закутке. – Понятно теперь, почему его Алиса не приходит. Я бы тоже не пришла.
Надеясь отвлечься, Юли принялась чинить первую попавшуюся на глаза рубаху, но дело не спорилось, нитки путались, а главный узелок разошелся под пальцами.
– Да гори оно все Огнем! – выпалила девушка, отбрасывая работу.
Она выбрала из книжек Феты самую старую и принялась читать, стараясь не прислушиваться к звукам в коридоре. Но мысленно она то и дело пересекала свою маленькую комнату, выскальзывала в коридор и замирала у двери Крылатого: не зовет ли он? Не стучит ли по стене, нуждаясь в помощи? Но лазарет поглотила сонная тишина.
Убаюканная общим покоем, Юли наконец вчиталась в странную книжку, настолько ветхую, что, казалось, она готова была рассыпаться прямо на коленях девушки.
«…Когда он напитывался силой, принимая ее, как свою собственную, когда сок Дерева смешивался и с кровью его, и со слезами, и с потом, тогда и становился он Лекарем. Прикосновением рук он умел исцелять болезни, делясь своей живительной силой с каждым, кто просил его помощи. Деревянный знак полнил Лекаря, вливая в него мудрость Рощи. Но, отдав слишком много, Лекарь сам мог стать страждущим…»
Строки в книге почти выцвели, не давая вникнуть в смысл написанного. Юли бегала глазами по странице, выхватывая куски, но с трудом разбирала слова.
«Через ладони Лекаря льется сила в тело больного так же, как живительная вода орошает сухую почву в сезон дождей. Хватит маленького глотка, чтобы смягчить лихорадку, два – чтобы срастить сломанное, три – исцелить опухоль…»
Юли вернулась к первой странице. Книга давно лишилась переплета, поэтому девушке пришлось низко склониться над ней, почти касаясь носом бумаги, чтобы различить еле видную надпись в самом углу.
От Лекаря Лекарю.
Ни подписи, ни посвящения. Ничего, что могло бы разъяснить текст внутри Задумавшись, Юли не услышала приближающиеся шаги по коридору, но за секунду до того, как бабушка зашла в комнату, девушка успела спрятать книгу под подушку.
– Сидишь? – недовольно сказала старая Фета, оставаясь в дверях. – Мы вернулись.
– Зачем всех собирали в Городе? – поинтересовалась Юли, стараясь держаться спокойно и расслабленно, будто последняя пара часов в лазарете прошла у нее так же, как все остальные раньше.
– Зачем?.. – Фета потопталась у порога. – Потом расскажу. Приходи ко мне сегодня, когда все разойдутся.
Юли встревоженно посмотрела на бабушку. Старое лицо словно еще сильнее сморщилось, глубоко запавшие глаза подозрительно поблескивали, а длинный, сухой нос даже принял странный красноватый оттенок. Словно бы Фета тоже что-то скрывала, словно бы она… плакала.
– Бабушка? – Юли подскочила к ней и взяла за руку. – Что с тобой?
– Сказала потом, значит, потом! – повысив голос, ответила старая Фета. И вдруг обняла девушку, устало добавив: – Пора мне.
Юли осталась одна в маленьком закутке, наполненном старым тряпьем и горькими мыслями.
* * *Вечер наступил стремительно, первый раз Юли с ужасом наблюдала, как удлиняются тени за окном. Тревога росла в ней, заполняя грудь и не давая дышать.
Бабушка всегда была немного отстраненной и скупой на нежности. Юли знала, как старая Фета ее любит, и любила в ответ, но ярких проявлений чувств от нее не ждала. Заметить же слезы в глазах той, кто видел на своем веку смерти сотен людей, кто сам провожал их в путь за край каждый день работы в лазарете, – это оказалось очень страшно.
Юли то и дело вздрагивала всем телом, работа выпадала у нее из слегка дрожащих рук. Ее даже тошнило от ожидания скорого разговора, а в голове метались предположения, о чем же хочет рассказать ей бабушка. Может быть, Город узнал о скорой гибели всех живущих? Может быть, на них идут Серые Вихри? Или Вестники наткнулись на других выживших, и те пошли на Город войной? А может быть, появилась новая болезнь? Или в Городе узнали про Юли, поверили нелепым сплетням о том, как она опасна, и завтра ее потащат на казнь?
Не в силах больше гадать, Юли прижалась лбом к оконному стеклу, рассматривая кусочек пыльной улицы. Никто не бегал по ней в ужасе, никто не приближался к лазарету с оружием. Город проживал свой обычный сожженный день. Но Фета плакала, она была огорчена. Значит, что-то ужасное все-таки стряслось.
Сиделки разошлись на закате, Фета ворчливо переругивалась с кем-то в соседней палате, потом долго выгоняла Братьев из комнаты Вожака. И наконец заглянула к Юли.
– Обойди всех, если хочешь, и возвращайся ко мне, – проговорила она, не глядя на девушку. – Я пока травки заварю.
Не чувствуя ног, Юли вышла вслед за бабушкой и направилась в «тяжелую» палату. За прошедший день ее никто не покинул. Еще одурманенные сонным отваром, люди мирно спали в своих кроватях. Их ровное дыхание лишь изредка прерывалось кашлем. Юли скользила между проходами, поправляя сбившиеся покрывала. Сегодня работы почти не было.
«Жаль, что нам не дают сонных трав почаще, – отстраненно подумала она, выходя в коридор. – Сейчас никто из них не мучается и не боится смерти…»
Дверь в одиночную палата была крепко заперта. Юли коротко постучала.
– Со мной все в порядке. Спасибо, – послышалось в ответ.
Ей надо было бы войти, проверить компрессы, но в комнату бабушки ее тянуло сильнее. Юли просто не могла больше откладывать встречу. Она решительно отвернулась от двери и пошла к Фете.
Бабушка сидела у стола сгорбившись, рассеянно перекладывая сухарики на тарелке. Услышав шаги, она подняла к Юли заплаканное лицо.
– Ну, садись, моя хорошая, садись, – проговорила она, утирая щеки ладонями.
– Бабушка, что случилось, скажи мне, – кинулась к ней Юли, осторожно беря влажные от слез старушечьи руки в свои. – Ты заболела? Ты умираешь? – Девушка решила сразу спросить о самом страшном, что надумалось ей за бесконечные часы после возвращения Феты из Города.
