Анна Одина - Амфитрион
Алена отпила остывшего чаю.
– Не к Страттари, – сказала она с ужасающим спокойствием айсберга, и айсберг этот шел прямо на Митин «Титаник», как будто это был не огромный корабль, а эскимосская лодка. – Причем тут Страттари? Страттари многомогуч, изобретателен и страшен, но при всем его демоническом великолепии он демон на службе. Кто же идет в таких случаях к слугам, Митя? Я же у тебя умная.
Тут Алена, услышав, что сказала, усмехнулась без особой радости, а в Мите что-то со звоном лопнуло.
«У меня», – изо всех сил продолжал думать Митя, напрочь отказываясь верить в то, во что поверил еще несколько реплик назад. Не врало ему лицо Алены. Не врало ее тело. Да, это произошло, и, что самое ужасное, – именно это провернуло ключ у Алены в голове, наполнило всю ее дотоле отсутствовавшей природной грацией распускающегося тюльпана. Алена всегда была красивой, но в ней сохранялась странная угловатость человека, который, умея пользоваться приемами, не чувствует, для чего эти приемы нужны. В нынешней Алене не было приемов… и она чувствовала все то, что раньше было для нее закрыто, и сделала это с нею не Митина любовь. Не Митина любовь.
– Поэтому меня не убили, – сказал Митя так, как будто его все-таки убили.
Алена опять улыбнулась, как-то слишком безразлично.
– Надеюсь, что да.
– На что ты надеешься?! – закричал Митя глухо и зло.
– На то, – опустила глаза Алена, – что поэтому и не убили.
– А если не поэтому, – спросил Митя, понизив голос так, как только мог, – то, получается, ты просто неплохо провела время. Так?
Он прикусил язык, хоть и видел, что Алена только кротко пожала плечами в ответ на эту злобную шпильку. Митя вздохнул:
– Прости, пожалуйста.
Все, все, что он делал с того самого первого поцелуя в Нескучном саду, вся его жизнь, все его записки в блокноте, тексты в журнале, прогулки по городу, чтение книг и думы о жизни, – все это имело один припев – «Алена, Алена, Алена». Ей должно было быть хорошо, и тогда было хорошо Мите. И сейчас ей было хорошо, Митя чувствовал это… но только не из-за него. Что ж, Митя взъерошил волосы, потом подошел к Алене и поцеловал ее в лоб. Каждое движение давалось ему с таким трудом, словно в суставные сумки ему насыпали горячего песку. Алена не раскрывалась, а как будто ждала окончания экзекуции. Митя, почувствовав это, отступил и сказал так мягко, как мог:
– Прости, лапочка. Я понимаю… я тебе благодарен. Ты спасла мне жизнь, представляю, что ты пережила… да, я все, все понимаю. Прости и ты меня. Я пойду пройдусь и подумаю. И ты… ты побудь здесь в тепле – и тоже подумай. А потом я вернусь и мы вместе решим, что делать, как быть. Ладно? Ладно? – «Пора заканчивать, брат, – услужливо подсказало мужское начало, – а то сейчас разревешься».
– Давай, – сказала Алена ровно и, сев за стол, подперла голову правой рукой, а левой поболтала ложечкой в чашке. Потом подняла голову и взглянула на Митю. – Спасибо, Митя.
Митя ушел к себе в комнату, торопливо переоделся и вышел в студеное ночное безмолвие – пошел на мост и встал над холодной рекой, скованной льдом. Москва светилась разноцветными огнями, как ни в чем не бывало, но Митя-то знал, знал – и не смог бы теперь избавиться от этого знания. Внутри у него играла страшная музыка, рушились башни, чумазые люди штыками сбрасывали наземь картины, били колокола, жгли нежные книги и жарили в их пламени конину. Знай, читатель, что для влюбленного человека страшна не столько измена (хотя и в ней приятного мало), сколько осознание, что, изменив, твоя возлюбленная пробежала по зеленым травам, напилась из прохладного ручья и увидела, как солнце, перекатываясь через заснеженные горы, заливает золотым светом долину и приносит жизнь. Да, можно сколько угодно петь романтические песни, писать исполненные любви сонеты, рисовать портреты, исступленно рихтуя каждую черточку, а все-таки жизнь каждого человека (если только он не социопат) делится на две части, как ударом топора, на «до» и «после». И не Митя был этим топором.
О, как же бесконечно обидно ему было! Как он был унижен, разломан и покорежен осознанием того, что любимая, зеница его ока, сделала что-то, что лишь оправдывалось доброй целью – защитить своего мужчину, а объяснялось чем-то еще. Да, потому-то Алена ходила танцевать в «Гуся» – из-за своего демонического начала, которое Митя не умел вовремя распознать и не знал, что с ним сделать. А теперь уже было поздно.
И все-таки он любил ее. Это спокойное и большое понимание внезапно окутало Митю так, как будто его надежно обмотали теплым полиэтиленом. Это было главное. Авсе остальное – тоже главное, но не так. Им овладела эйфория, и, затушив сигарету, он бросился домой, распахнул дверь и закричал как пьяный: «Алена, Алена! Алена, милая!» – намереваясь сказать ей, что любит ее и поэтому все остальное неважно, все остальное можно будет как-нибудь… повесить в рамочку на стену как неудачную, но важную фотографию, а жить все-таки параллельно… Но Алены не было. На столе лежала записка, где было написано аккуратным кругловатым почерком отличницы:
The road goes ever on and on
Down from the door, where it began.
Now far ahead the road is gone
And I must follow, if I can,
Pursuing it with eager feet
Until it joins some larger way
Where many paths and errands meet.
And whither then? I cannot say[58].
Больших мокрых пятен на записке не было. Митя стоял и глядел на буквы тупо, как будто в череп ему вбили дюбель. Пётл проснулся и заплакал. Ощущая себя восьмидесятилетним стариком, Митя прошаркал к двери комнаты, прошел внутрь и, не зажигая свет, стал гладить мальчика по голове. Вскоре Пётл затих, поворчал и опять уснул. Митя все сидел рядом. Он тоже плакал, но гладить его было некому.
22. Делай что должен, пусть будет что будет
Прошло несколько дней, и Митя понял: пришло время для финального разговора с Заказчиком. Достаточно вещей скопилось у него за пазухой, только и ожидающих, чтоб их бросили в лицо обидчику. Можно было поговорить о задании по Пересветову и Ослябину, о «Солдатах» или о Петле – но в первую очередь хотелось посмотреть, как отреагирует Заказчик на рассказ об охоте за ним, Митей, а также на бесстрастное изложение ситуации с Аленой и на оценку Митей того, как Заказчик этой ситуацией воспользовался, предварительно сам же ее спровоцировав. Учитывая недавний опыт, Митя понимал, что живым после этого от Заказчика можно и не выйти, но интуиция подсказывала: если б в задачу нанимателя входило его погубить, он бы сделал это раньше.
А найти Заказчика между тем было сложно. Уже дважды Митя видел, как существа, обладавшие куда бо́льшими способностями к пространственному ориентированию, не могли напасть на его след ни в Москве, ни в Лондоне. Но ведь Алена как-то его отыскала? Значит, Заказчик, даже если и прятался от Раки с бандой, не скрывался от людей. И вот, пока Пётл спал, Митя сидел возле открытого пианино и думал. Играть он не умел – это было пианино матери, – но в последнее время открыл созерцание клавиатуры как средство, помогающее размышлять. Ему казалось, что клавиши сами уходят вниз на небольшую глубину, заставляя голову проигрывать мелодии.
Москва? Нет, что закончилось – закончилось, это ясно. Лондон? Вероятнее. И все же Митино чувство гармонии подсказывало ему несколько соображений о modus operandi Заказчика: было бы странно, если б он скрывался от лучников, катаясь из Москвы в Лондон и обратно. После нечаянной прогулки в голове принца Руни в царство гиптов Митя чувствовал: странный работодатель ни от кого не станет убегать, он просто сумеет сделать так, чтобы его не нашли. Придя к такому выводу, Митя заподозрил, что все усилия бесполезны, и какое-то время покатал эту мысль в уме.
«Нет, – сказал он сам себе через минуту. – Небесполезны. Он не станет бегать от тебя, как не стал избегать и Алены (тут Митя похолодел). Но избегать – одно, а перемещаться, занимаясь своими таинственными делами, – другое».
Тогда Митя закрыл глаза и расслабился: пусть голова сама ищет выход. Кто поможет найти человека, разрушившего его жизнь? МЧС? Развеселая девушка с флаерами, каких перед Новым годом стоит на улицах пол-Москвы? Журналистская информслужба? Хозяин «Jizни» Хорхе Кэндо? Ирландский фейри Брайан Фардарриг? Причастный тайн английский грузин Вахтанг Мегания? Или – ха-ха! – троица булочников? «Контакты» компании «Гнозис» в Лондоне были Мите известны, да только кто же из офисных рабов скажет, где их хозяин, если они даже не знают, кто он?
И вдруг, перебирая в голове все разноцветные события, связанные с фирмой «Гнозис», Митя вспомнил, что этот причудливый расклад начался с книжного магазина, где ему безвозмездно выдали «Самые полезные страницы». Логично было бы, конечно, если б и магазин в Последнем переулке существовал лишь для того, чтобы навести несчастного Митю на большой барьерный риф его жизни… Но для Мити этот магазин, как спасительный маяк, почему-то представился последней надеждой узнать что-то о Заказчике. Полученное накануне знание до такой степени подавило некогда светлый и радостный дух нашего героя, что лишь одна картина радовала его внутренний взор: Митя представлял себе, что стоит спиною к обрыву, за которым бушует слепой, соленый, темный океан, в руке у него пламенеющий меч, а перед ним – толпа бессмысленных людей. Правда, что с ними делать, он не знал.
