Фриц Лейбер - Призрак бродит по Техасу
Естественно, эти русские сильно отличались от относительно безволосых славянских худяков, жиряков и накачанных, но в целом они показались мне более симпатичными - куда меньше брезгливой надменности, ханжеского самодовольства и пуританизма.
Один солдат остался на посту, а другой дружески зашагал рядом со мной, держа свое лазерное ружье с небрежной беззаботностью.
Я указал на серебристый нос космолета, возвышающийся в отдалении над крышами невысоких строений, и спросил:
- "Годдард"?
- Нет, - услышал я привычное русское отрицание.
- "Циолковский"? - предположил я.
- Да! - подтвердил он с каким-то ворчанием и бросил на меня суровый взгляд, но затем к нему вернулось улыбчивое животное благодушие.
Мы миновали несколько разбомбленных и выжженных лазерами кварталов.
По дороге в Бюро мы повстречали еще десять пар пушистых солдат, и всякий раз пары разделялись, так что в убогое здание я вошел в сопровождении одиннадцати очаровательных и кротких, как мне казалось, плюшевых мишек, ростом со среднего человека, но вдвое его шире. Ни один из них словно бы не удивился ни тому, что я был фута на два выше их, ни моему экзоскелету, отчего приятное ощущение, что я попал в сказку, еще усиливалось.
Я не встревожился, даже когда солдаты-мишки ввалились в дверь впереди, по бокам и сзади меня, а затем выстроились полукругом со мной в центре, пока я представлялся распоряжавшемуся там капитану Тайманову, чей мех золотистого оттенка был поистине великолепен, - а просто счел это проявлением детского любопытства.
Тайманов предложил мне сесть в кресло, приказал подать водку с икрой и открыл передо мной портсигар, из которого я взял длинную тонкую сигарету. Он прищелкнул мохнатыми пальцами, и ко мне подскочил солдат с зажигалкой. К некоторому моему разочарованию начинена сигарета была табаком, а не марихуаной, тем не менее я попыхивал ею с изысканной вежливостью.
Капитан Тайманов был сплошная улыбка и любезность. Мы поболтали об Иване Грозном и Сталине, о Достоевском и Пастернаке, о Мусоргском и Хачатуряне, об Алехине и Кересе. Мы чуть было не сыграли партию в шахматы. Его верхняя губа только один раз сердито вздернулась над внушительными зубами - один из солдат облизал языком шерсть вокруг рта, когда я отхлебнул водки, а капитан осушил свою стопку до дна.
Затем он перевел разговор на меня.
Для начала я сообщил, что я простой член коммунистического подполья в Техасе, и описал, как мне довелось играть роль "Человека из костей" (так я перевел ему "Эль Эскелето") от Далласа до Форт-Джонсона, вдохновляя Революцию Согбенных, которая отвлекла отряды вольных стрелков на юг, далеко от Желтого Ножа.
- Так, значит, ты не из наших? - сказал капитан. - Я имею в виду тех, кого делают высокими с помощью особых манипуляций с направляющим гормоном, обучают техасскому языку и внедряют в этот последний гнусный оплот капитализма.
- Увы, - ответил я правдиво. - Но что такое "особые манипуляции с направляющим гормоном"? Я думал, им пользуются только техасцы, чтобы вырасти повыше.
Он засмеялся и сказал:
- Вижу, ты наивный простак - туземный революционер. - Он умолк и нахмурился, отчего золотистый мех у него на лбу пошел волнами. - Или на Байкале сочли нужным снабдить тебя вымышленной памятью и личностью? Не имеет значения. Ну, а направляющий гормон мы, русские, употребляем, как и предназначено Природой, горизонтально, так что становимся сильнее без дополнительной нагрузки на сердце и сможем выдержать силу тяжести на поверхности Юпитера, если понадобится. К тому же гормон способствует росту и густоте волосяного покрова, обеспечивая вот эту шерсть, которая облегчает приспособление к сибирскому климату, а, кроме того, в летнее время придает наготе более эстетический и культурный вид. Ах, мой бедный друг! Видел бы ты, как мы десятками тысяч резвимся на пляжах Байкала и Черного моря.
- Или у первой грязной лужи, - буркнул кто-то из солдат, если мне не почудилось.
Во всяком случае, Тайманов его не слышал. Он медленно и внимательно оглядывал меня с головы до ног, пряча жалость или презрение (если он их испытывал) к моей жалкой фигуре - пределу астеничности и церебральности в сравнении с его собственной великолепной животностью. Наконец он сказал задушевно - и из его левого глаза выкатилась слеза:
- Бедный, замученный товарищ! Я без всяких объяснений вижу, что ты много лет провел в техасских тюрьмах. Наверно, в них тебя и научил говорить по-русски такой же злополучный и стойкий герой-заключенный, как ты сам. Нет, не объясняй, я все знаю. Нас, русских, обвиняют в том, что мы будто перевоспитываем своих врагов, лишая их пищи, свежего воздуха и сна, но какая нация, кроме техасцев, использовала тщательно разработанное морение голодом - а может быть, и дыбу! - чтобы оставить от человека в буквальном смысле слова только кожу да кости, высушить его мышцы до того, что им уже не регенерировать? Поистине Советы обязаны тебе многим! Но скажи, какой неприметный гений революции снабдил тебя этим хитроумно моторизированным каркасом, чтобы ты мог ходить?
- Я получил его от русских, - сказал я с расчетом еще больше заслужить его расположение, причем не так уж и отклонился от истины. Среди технарей, создавших мой экзо, русских циркумлунцев было больше половины.
- Черти в аду! - красочно выругался он и подскочил, забарабанив по столу кулаками, так что все бутылки запрыгали, а столешница, конечно бы, треснула, не будь она в четыре дюйма толщиной. - Пятьдесят лет военные просят у ученых самодвижущуюся броню для солдат, и на тебе! Вот она - тайно переданная иностранному агенту тайным аппаратом госбезопасности! Прошу прощения, товарищ, ты тут ни при чем, но от этих их уловок взбеситься можно.
- По-моему, вы и ваши солдаты настолько физически могучи,
- сказал я, проливая масло на бушующие воды, - что не нуждаетесь в механических приспособлениях.
- Правда, мы сильны, как кодьяки, - согласился он. - Но в самодвижущейся броне мы могли бы перепрыгивать реки, вступать в рукопашную с танками и единолично сокрушать города. Атомная бомба превратилась бы в личное оружие. Один солдат мог бы в одиночку освободить всю Центральную Америку. Р-р-ры!
Медведи, одним прыжком перемахивающие реки… Только их нам не хватало, да еще крылатых пауков! Однако вслух я этого говорить не стал.
А Тайманов продолжал бурчать:
- Иностранным агентам все, что их душеньке угодно, а нашим солдатам шиш с маслом! Р-р-ры! Впрочем, опять прошу у тебя прощения. Выпей водочки! Что еще я могу для тебя сделать?
Ободренный этим любезным приглашением и глотком водки, я рассказал ему о своих правах на местные недра. И намекнул, что я, как пламенный, навеки искалеченный революционер, пожалуй, заслужил некоторую денежную компенсацию.
Это его заинтересовало. Он сказал "да" и спросил, есть ли у меня необходимые документы.
Тут-то и настала великая минута! Я спросил, нельзя ли принести ультрафиолетовую лампу и бритву или электроножницы.
С некоторым недоумением капитан исполнил мою просьбу. Электроножницы были великолепны, и Тайманов конфиденциально сообщил мне, что с их помощью он на лето подстригает свою шерсть "ежиком".
Глотнув еще водки, я отомкнул грудную клетку и откинул ребра вправо и влево. Затем расстегнул молнию своего зимнего костюма от шеи до паха. Солдаты одобрительно загоготали, узрев густые волосы. Я подстриг их как мог короче и распорядился, чтобы ультрафиолетовую лампу навели на область живота и груди.
- Неужто ты так прозяб, товарищ? - встревожился Тайманов.
- Тебя и водка не согрела? Может быть, баня…
Я поднял руку и указал на свою вентральную сторону.
- Глядите!
Двенадцать пар обведенных мехом душевных глаз раскрывались все шире по мере того, как на моем торсе начали возникать голубовато-серые буковки. Вскоре вся надпись проявилась полностью.
Начиная почти от ключиц, вниз уходили плотные строчки, правда несколько искаженные царапинами от битого стекла на полу патио и сыпью, но вполне удобочитаемые, - серо-голубые, печатные и рукописные со всеми подписями, параграфами, грифами и печатями.
Естественно, мне они виделись перевернутыми, но я помнил их наизусть.
Ибо это было факсимиле предварительной заявки Николая Ни-мцовича Низарда на Уранинитовый Шурф, а также три свидетельства о передаче собственности. Все заверенные Циркумлуной.
Отец не доверил мне оригинал заявки, а, воспользовавшись идеей, почерпнутой скорее всего из какой-нибудь шпионской мелодрамы, распорядился вытатуировать факсимильную копию у меня на груди и животе особым составом, включающим азотистое серебро, для того чтобы она оставалась невидимой, пока я не подставлю грудь и живот под яркий солнечный свет или ультрафиолетовую лампу, под воздействием чего нитрат серебра проявится темными линиями, и заявка четко и навсегда запечатлеется на моей коже.
