Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…
– Конечно, – сказала она убежденно, – еще бы!
Замерла, вдруг заметит, что она просто подвякивает, не понимая смысла, ну как попугай повторяет слова, однако Максим, поглощенный озарением, проговорил с усилием:
– А так как человеческая цивилизация начала стремительно ускоряться… то это значит, что Вселенная вошла в стремительное ускорение. Нет, с разбеганием галактик все та же скорость, ускорение идет в лице нашей цивилизации. Мы – ее нервный ганглий. Первый и пока, возможно, единственный. Как дальше пойдет… не знаю. Но уверен, Вселенная знает, что делает.
Она спросила недоверчиво:
– У нее есть план?
– У муравьев нет плана, – возразил он, – но они завоевали планету. Ты молодец, Аллуэтта!..
– Ой, – сказала она испуганно, – я что, брякнула что-то правильно?
– В точку, – сказал он. – Мыслишь нестандартно. А вроде красивая…
Глава 2
Она заулыбалась, но решила, что дальше искушать судьбу не стоит, а то ляпнет такое, что сразу все разрушит, пошла к установке, что помимо биологических материалов умеет синтезировать и кухонные деликатесы, шепотом велела приготовить все самое вкусное, что любит заведующий лабораторией, вон сидит, отвернувшись, уже и забыл о них, такой бесчувственный…
Установка посомневалась, судя по задержке, может быть, советовалась в облачном датацентре насчет предпочтений заведующего, никогда таких сложных заданий не давали, ведь не обязательно же самое употребительное является одновременно и самым вкусным, но спустя целых двадцать минут на лоток начали выдвигаться бесконечные поджаренные хлебцы, кубики козьего сыра, чашки с горячим кофе…
Аллуэтта шепотом ругнулась на дуру, быстро продиктовала несколько названий, что застряли в голове со времен последних вечеринок в роскошных ресторанах из ресторанных меню.
– И не спеши подавать, – прошипела она, – я скажу, когда будет можно!
Максим работал, одновременно раздумывая, что новации входят в жизнь очень уж стремительно, и кто-то все еще обсуждает дурацкие шоу по жвачнику, но кто-то примеривается, каким будет в сингулярности, составляет скрупулезные планы, что в организм вставить, а что удалить. Многие готовы удалять как органы, так и некие гадкие эмоции. Их теперь стереть можно, хоть пока дорого и непросто. Однако это лучше, чем жить с какой-то фобией, отравляющей жизнь.
И таким образом уже намечаются два чуть ли не подвида в едином некогда потоке людей. Одни просто люди, какие мы все есть сейчас, а другие уже в мыслях и планах те, какими станут, когда можно всобачивать имплантаты в тело, менять организм, психику, возможности мозга..
Он точно знал, как поступит он, но когда косился на Аллуэтту, рассчитывая, что та не видит, то не знал: плакать или смеяться, никогда не видел столько наивной дурости, высокомерия, чистоты и желания учиться новому, необычному.
Причем она прекрасно отличает новый способ приготовления крепкого коктейля от способа печати стволовых клеток и готова учиться именно работе со стволовыми клетками.
Аллуэтта как почувствовала его взгляд, сделала кофе и понесла его на подносе к столу Максима, опустив скромно глазки, как примерная школьница в закрытом учреждении для благородных девиц.
– Это мне? – спросил он. – Спасибо. Присядь, отдохни.
Он сам не понял, почему у него вырвалось такое, но никогда не перестающий работать и искать всему рациональное объяснение мозг подсказал, что Аллуэтта с утра на ногах, а на таких чудовищных каблуках уже наверняка устала.
– Благодарю, – сказала она с опаской.
– За что?
– Что не вдарил, – пояснила она и присела рядом на самый краешек свободного стула, готовая испуганно вспорхнуть в любой момент..
– У меня такой вид?
– Всегда, – подтвердила она. – Максим Максимович, я тут нечаянно подслушала разговор Георгия и Джорджа.
– Подслушивать нехорошо, – сказал он строго.
– Правда? – изумилась она и сообщила с огорчением: – Но это так интересно… Джордж говорит, что установка всего в миллион долларов требует расходных материалов еще на десять миллионов. Это правда?
Он фыркнул.
– Джордж преувеличивает, по своему обыкновению. Не на десять, а примерно на пять-семь. Правда, если очень-очень экономить.
– А если не очень?
Он поморщился:
– Наука всегда экономит. Это вы там на яхтах и дворцах не экономите! А мы экономим.
Она сказала с огорчением:
– Ну до чего же я дура…
– Зато какая красивая, – сказал он ей в тон.
– Правда? – снова переспросила она, сказала обвиняюще: – Смеетесь над дурочкой, а это нехорошо! Священник вас осудит за негуманное отношение к животным.
– Хорошо, – возразил он. – Сразу как бы повышаешь свой статус.
– Что, – спросила она, – серьезно?
Он кивнул:
– Мы же пока что люди со всеми слабостями и рефлексами, доставшимися нам от питекантропов. Хотя все больше человечков начинают осознавать, как много придется оставить в этой жизни… Что ты так смотришь? Ах да, не в смысле перехода в мир иной, хотя переход в сингулярность то же самое, что переход в мир иной, только покруче…
– Да что там эти ваши человечки начинают осознавать, – спросила она, – что-то я не заметила. Я же тоже человечек.
– Общество еще не бурлит, – согласился он, – любое общество в массе тупее некуда, но верхушка уже насторожилась… В том числе и финансовая. Вы этого не заметили?
– Максим Максимович, – сказала она печально, – не надо меня на «вы». Мы же знакомы…
– Да? – переспросил он. – Я думал, современные девушки не знакомятся с посторонними даже в постели!
– Я не современная, – пояснила она, – я суперсовременная.
– Тогда ладно, – сказал он, – сейчас наступило время, к которому никак не может привыкнуть простой человек с нормальной психикой. К примеру, идеально работающие приборы, еще не отработавшие гарантийный срок, приходится выбрасывать, потому что за это время созданы следующее и даже послеследующее поколения, те работают во много раз лучше… Вернее, не они работают, а мы, потому что все приборы уже давно стали частью нас самих. Мало кто это понимает, но человек, даже искренне ратующий за отказ от технологической цивилизации и возврат к природе, не откажется от мобильника, автомобиля и прочих технических штучек. И вот человечку, который все еще ошарашен этим временем и не приспособился к нему, предлагают вступить во что-то вообще невообразимое.
Она зябко повела плечами.
– Я бы не рискнула.
– Вот-вот!
– Одна бы не рискнула, – пояснила она, – но с тобой… хоть в огонь.
– Абсолютное большинство населения, – согласился он, – и не помышляет ни о каком переходе в сингуляры. Их полностью устраивает, что они отныне почти полностью здоровые, не болеют, а еще вот-вот их всех сделают бессмертными. В сингуляры пойдут только ученые, да и то не все. С точки зрения трансгуманизма трудно назвать учеными даже, например, мирового уровня археологов, что раскапывают кости очередного фараона и с торжеством рапортуют о величайшем открытии века, что даст новый рывок всей науке: дескать, фараон спал, оказывается, не только со своей женой, но и ее сестрой! Лучше бы сиськи Ани Межелайтис обсуждали, все-таки дешевле и в самом деле интереснее: как же она ухитрилась увеличить их на два размера без операций?
Она чуточку улыбнулась, хотя хотелось хихикнуть, но удержалась, сказала как можно серьезнее:
– Насчет перехода в сингуляры дискуссии если и ведутся, то где-то у вас там, на страницах научных журналов…
– Почти верно, – сказал он, и она сразу приободрилась. – Дискуссии даже там хоть и ожесточенные, но осторожные. Дабы народ не волновать. Хоть он туда и не заглядывает, там нет Ани Межелайтис, но журналисты могут подсмотреть, а потом такие ужасы распишут!
– А там что, – спросила она, – как будем переходить в волновую форму?
– И ты, – спросил он, – намылилась?
– Я за тобой, – пообещала она. – Не отстану.
Он вздохнул:
– Ну что за щасте мне привалило… И такое переводить в волновую форму? Туда нельзя даже лучшим из лучших!.. У всех инстинкты о-го-го!.. Даже Курцвейлу и Обри надо кое-что убирать, а другое что-то усиливать.
Она сказала осторожно:
– А можно не убирать…
– Ну да, – заметил он саркастически, – еще бы!
– Всего лишь, – закончила она, – усилить чувство ответственности. Взрослости.
Он запнулся, подумал, посмотрел с интересом:
– Кто подсказал?
– Сама придумала, – ответила она настороженно. – А что не так?
– Напротив, – ответил он, – очень разумно. В самом деле сама?
– Я же сказала, – ответила она сердито. – И что особенного? Я же просто сказала, что думаю!
– Хорошо думаешь, – одобрил он. – Давно с тобой такое несчастье?
Она посмотрела на него исподлобья:
– Со второго-третьего дня… как начала здесь работать.
– Какая же свинья у тебя отец, – сказал он с глубоким сочувствием. – Порхала бы себе и дальше, нектары и амброзии хлебала, танцы и веселье круглые сутки… Даже зверь у тебя отец, а не простая свинья!
