Роман Злотников - Время Вызова. Нужны князья, а не тати
— Ну… во-первых, не все отринули… — начал было Андрей, но Каспар Александрович замахал руками:
— Все, молодой человек, простите великодушно, не знаю, как вас зовут…
— Андрей.
— Так вот, Андрей, все. Ибо, скажем, верность, честь, благородство не могут существовать, принадлежа лишь одному человеку или даже нескольким, но разрозненным людям. Те, кто считает — пусть мир живет как хочет, а я непременно сохраню в себе честь и благородство, занимаются самообманом. Ибо мир всех перекраивает под себя. И рано или поздно он обязательно заставит их поступиться своими принципами. Сначала раз, потом другой, а потом это войдет в привычку, и вы со спокойной совестью будете объяснять свой очередной раз тем, что «не мы такие — жизнь такая», что «все так делают», что «жизнь есть жизнь», что «с волками жить — по волчьи выть», старательно отгоняя мысль о том, что сами сдались такой жизни.
— А что вы предлагаете? — Андрея неожиданно заинтересовал этот разговор. В общем-то совершенно неуместный здесь, в зале ожидания Шереметьевского аэропорта перед неделей бездумного лежания на турецком песочке.
— А выход один — перекраивать мир под себя.
— Эк вы завернули, — хмыкнул Андрей.
— Да, Андрейка, да, только так, — безапелляционно заявил Каспар Александрович. И у Андрея екнуло под ложечкой. Так сильно в этот момент Каспар Александрович напомнил ему деда…
— Конечно, в одиночку с этим не справиться. Но этого и не надо. Потому что вокруг много людей, которых тоже не устраивает такая жизнь. Просто они как бы сами по себе, заморочены теми же самыми житейскими проблемами. Но их можно отыскать. И тогда мир покорится. Непременно… — Каспар Александрович оборвал свою взволнованную речь и вскинул голову: — О, похоже, объявили посадку. Вы уж простите великодушно, что я тут голову морочу своими разговорами… — Он смущенно улыбнулся.
— Да нет, что вы, наоборот, было очень интересно. Просто я как-то давно ни о чем таком не думал.
— Ну… теперь подумайте, — улыбнулся Каспар Александрович, — а будет желание, и еще поговорим…
В самолете они попали в разные салоны. Когда Андрей шел в туалет, Каспар Александрович улыбнулся ему и махнул рукой, а затем снова уткнулся в какую-то газету. Андрей улыбнулся в ответ, но как-то криво. К его удивлению, этот вроде как сумбурный и даже несколько экзальтированный разговор отчего-то глубоко запал в душу…
В аэропорту Антальи выяснилось, что они с Каспаром Александровичем едут в один отель. В автобусе тот сел через два ряда, у стойки ресепшена он вежливо обменялся с Андреем мнениями о погоде, о море, которые они пока видели только из окна автобуса, но которое, по общему мнению, совершенно отличалось от Черного, о самом отеле, по мнению Андрея, слишком уж вычурном…
Вечером он еще пару раз раскланивался с Андреем в баре.
Так что на следующий день Андрей не выдержал и подошел сам. Каспар Александрович возлежал на лежаке у бассейна, раскинув голенастые ноги и накрыв голову смешной панамкой.
— Не помешаю? — неловко обратился к нему Андрей.
— Нет-нет, Андрей, что вы!
Каспар Александрович несколько потешно всплеснул руками и сел.
— Прошу вас, пожалуйста.
Андрей вздохнул.
— Я по поводу того нашего разговора.
— И что не так? — живо поинтересовался Каспар Александрович.
— Да нет, все так, просто… взволновал он меня как-то.
— Но это же хорошо! Когда людей волнуют такие вещи, это первый признак того, что они люди, а не… тушканчики или какие-нибудь еще зверьки. Понимаете, Андрей, — Каспар Александрович на мгновение задумался, — как бы это объяснить… Человек не есть нечто, что появляется в этом мире просто по факту рождения. Человек — это то, что может быть создано. Это — акт творения. Совершенный изначально Господом нашим и многократно повторяемый ПО ЕГО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ. Ибо если этот акт не будет повторен с каждым из нас, мы так и останемся зверьками. Неважно какими — тушканчиками или, скажем, волками или тиграми. На самом деле и то, и другое — зверьки, суть создания неизмеримо низшие и животные… Ой, я гляжу, совсем вас запутал. — Каспар Александрович рассмеялся. — Вы уж извините старика. Вы-то сюда отдыхать приехали, а я тут на своего конька… Ну ладно, купайтесь. А я в баньку схожу. Я тут записался на хамам, очень, говорят, полезно для моих старческих суставов…
— Да я не… — начал Андрей, но Каспар Александрович уже вскочил на ноги и, приветливо помахав ему, устремился к громаде отеля.
Следующая их встреча состоялась на следующий день. Причем Андрей, взволнованный новой порцией текста, вываленной на него у бассейна, весь вечер разыскивал Каспара Александровича по четырем ресторанам и трем барам, даже заглянул в баню и на всякий случай потолкался у ресепшена. Но тот как сквозь землю провалился. А на следующий день, не успел Андрей присесть за столик в баре у бассейна, как тут же сбоку послышался знакомый голос:
— Не помешаю, Андрей?
— Каспар Александрович! — обрадовался Андрей. — А я вас вчера искал.
— Да вы что! — радостно всплеснул руками тот. — А я, винюсь, после хамама взял да и заснул. Даже ужин проспал. Уж так меня размяли, так размяли… А что же, извините, у вас был ко мне за интерес?
— Да все ваши беседы. Я вот думаю, нас же уже вроде как изначально сотворили по образу и подобию божескому… то есть я понимаю, все это философские, так сказать, аллегории, но…
— Да не такие уж и аллегории, — задумчиво протянул Каспар Александрович, снимая ртом с вилки кусочек форели, — уж поверьте старику, мно-огое за свою жизнь повидавшему. А что касается сотворения… вслушайтесь в это слово. Co-творение, то есть совместное творение. Господь наш, при всем его всемогуществе, устроил все так, что сделать из… заготовки человека самого человека без нашего в этом участия невозможно. Это вызвано не столько даже действительной невозможностью или там нежеланием, а, скажем так, свойствами материала. То есть, говоря опять же аллегорически, можно, скажем, сделать меч из дерева, и очень даже легко его сделать, но это будет, прямо скажем, дрянной меч. Хотя и им можно будет, при удаче, убить. То есть совершить его предназначение… А вот чтобы сделать меч из стали, надо куда как больше повозиться — и руду добыть, и железо выплавить, и сталь сварить, и ковать долго… Но результат того стоит. Поэтому Господь наш и отмерил человеку столь много свободы воли и включил его долю труда в со-творение. Ибо, если все получается, то результат того стоит. — Он замолчал. Андрей тоже некоторое время молчал, размышляя над его словами, а затем тихо спросил:
— А если нет?
— Ну так никто и не обещал всем поголовно царствие небесное, — пожал плечами Каспар Александрович, а затем вдруг улыбнулся: — Ну ладно, кушайте, а то я своими философствованиями у вас совсем аппетит отбил. Я-то все схрумкал, а вы вон ни кусочка не съели.
— Каспар Александрович… — взвился Андрей.
— А вы не торопитесь, Андрей, — внезапно произнес тот каким-то странным, ласково-властным тоном, — не торопитесь. Мы еще с вами непременно поговорим. А пока просто… подумайте. Вот после наших прежних встреч у вас ведь было время поразмышлять над моими словами. Причем не так, как мы привыкли — на ходу, параллельно крутя в голове тучу иных мыслей и насущных дел, а медленно. Это же очень важно — уметь думать медленно, над одной проблемой или даже мыслью — несколько часов и даже дней. Более того, скажу вам прямо, над некоторыми вещами только так и можно думать. Вот и подумайте. И, заклинаю вас, ничего не принимайте на веру. И уж тем более мои слова. Пропустите их через себя, обмусольте со всех сторон, и только лишь если и после этого вам покажется, что я все равно в чем-то прав, вот тогда и… — Тут он оборвал свою речь и, вежливо улыбнувшись, отошел от столика.
На следующий день они встретились вечером. В караоке-баре на первом этаже, выходящем прямо на пляж. Когда Андрей забрел туда, Каспар Александрович уже сидел за столиком и с интересом прислушивался к какому-то типу, очень похожему на тех «братков», что так «опустили» парня в аэропорту. Правда, этот был как-то помельче и покарикатурней, что ли. Так сказать, «крутой». Сидел он за соседним столиком в компании еще двоих парней и одной девчонки и вещал.
Андрей подошел, молча поздоровался с Каспаром Александровичем и присел на свободный стул.
— А не надо усложнять, — разглагольствовал «крутой», — все наши беды от того, что мы все усложняем. А ведь все просто. В жизни все строится на очень простых вещах, понятных даже олигофренам. Вот есть бабло, есть твоя жизнь и есть то, что делает ее счастливой. И эти три вещи находятся друг с другом в совершенно простой и понятной взаимосвязи. А все остальное — выдумки тех, кто считал и считает нас бессловесным быдлом. Чтобы поменьше кормить и поменьше платить. Так дешевле выходит: посотрясали воздух — глядишь, и работает скотинка. Да еще и воодушевленно и с энтузиазмом — заводы строит, целину поднимает. Разве я не прав?
