Сергей Попов - Небо цвета крови
Но быстро пожалел, что затронул такую угловатую рубрику — дочка заинтересовалась, начала валить вопросами, пропитанная детским любопытством:
— Папуль, а ты их близко видел? А какие они? А возьмете меня в следующий раз с собой? Мне так хочется посмотреть… — а научившись правильно влиять на отца — устремила свой обезоруживающий взгляд, захлопала изгибистыми ресничками: — Ну, пожалуйста! Мне же так интересно! Пап, дядя Дин? Возьмете?.. Возьмете, а? Ладно?.. Хотя бы разочек!..
Курт едва не поперхнулся чаем, приумолк, забегал растерянными заслезившимися глазами по супруге, ища помощи. Дин, предательски скашиваясь на него, тоже молчал, недоуменно шевелил левым желваком. Тот неправдоподобно дергался, катался, безобразил щеку под нижним веком.
«Проболтался ты, старина, — мыслил он, — как же выкручиваться теперь будем перед ребенком?..»
Накалившуюся ситуацию спасла Джин, грамотно свела все сказанное мужем в шутейное, несерьезное русло, предварительно метнув в того крайне недовольный взгляд.
— Верь ты больше своему папке, солнышко! Он тебе тут насочиняет, нафантазирует! Вешает тебе на маленькие ушки лапши, а ты все за чистую монету принимаешь! — и уже самой себе со злым укором: «Ума нет совсем! Забыл, что ли, что ребенок за столом сидит и все слышит? Ох и получит он у меня за это…»
Клер впала в замешательство, спросила:
— Это правда, пап?.. Ни ты, ни дядя Дин этого ничего не видели на самом деле? — под тяжким взором взрослых поникла, надула щечки. — Почему вы меня обманываете?
— Ну что ты, миленькая? Никто тебя не обманывает, я же просто пошутил — и все! Не обижайся на меня, пожалуйста! — приступил утешать Курт, улыбнулся. — Это было в первый и последний раз, хорошо?
Дочка опечаленно покивала.
— Ладно, — недоверчиво взглянула на отца и Дина — те с лаской смотрели на нее, хранили молчание, — но если еще раз скажешь мне неправду — больше не буду разговаривать с вами обоими!
— Даем слово! — вклинился Дин. — Не держи на нас зла, Клер, мы — старички, чего с нас взять?
На личике Клер растаяла улыбка, зернышки зрачков зажглись светлячками в преддверии сумерек — насмешило искреннее оправдание, разжалобило сердечко. Однако отвечать что-либо не захотела.
Завтрак подошел к концу, начали расходиться кто куда.
Раскочегаренное солнце, близясь к зениту, ломилось в окно игриво, смело, раскрашивало стол и дощатый пол оранжево-кумачовой акварелью. Душный сквознячок проползал под входной дверью, утомительно и навязчиво скулил, гонял по кухне пыль. Вместе с ним в дом проникал непереносимый миазм серы, выгори, не развеянного пепла, копоти.
Одевшись, Джин и Клер ушли в теплицу, а Дин и Курт — в кладовку, чинить неисправный генератор, перенесенный ими туда, чтобы уберечь от кислотных дождей и ураганов. Сюда же по итогам семейного совета решили перетащить часть ненужных вещей, оружие и боеприпасы — подальше от пытливых глаз ребенка.
Спустившись, зажгли масляные лампы, словно факелы в пещере.
Внизу тянуло прохладой, пресной прогорклостью, древесным перегноем, жженой резиной. От ноздреватых, сыпких стен, насквозь напитавшихся за свою многолетнюю историю разномастными запахами, плыл стойкий, легко узнаваемый душок керосина и застоявшейся воды. Темнота там стыдливо жалась по углам, обливалась черной гуашью. Сразу слева, занимая почти все и без того достаточно скромное пространство, стоял большой открытый металлический шкаф с широкими, как на частных складах, полками. На них — подписанные картонные коробки продуктовых запасов, пластиковые замазюканные канистры бензина, масла, пожелтевшие емкости горючей смеси, заклеенные скотчем полные бутыли, банки полузасохших водоэмульсионных красок, железные ящички с запчастями и патронами. Левее, на сварных крючках, держась ремнями, дулами вниз, висели два трофейных очищенных и заряженных автомата «Стальных Варанов». На другой стороне кладовки — ряд из двух запятнанных бочек из-под мазута, рядышком — сам генератор и отсвечивающее от ламп песочно-алым цветом железное колечко крышки погреба в полу, оборудованного под холодильник. Ранее, особенно по весне, оттуда, невзирая на все ухищрения Курта, со всей придирчивостью обивающего его дефицитной промышленной фольгой, нередко выплывала струйка свинцового, с ног сшибающего смрада, незаметно проскальзывала наверх, распространялась по всему дому.
Дин первым делом подошел к генератору, зачем-то побил по колесикам, упорам, со щелчком в коленках присел на корточки, стал пристально и молчаливо изучать в полумраке, потирая губы ребром ладони.
Потом подвел нос, мгновение-другое разнюхивал и тоном человека, общающегося с техникой исключительно на «ты», озвучил итог своей краткой диагностики:
— От аккумулятора и воздушного фильтра паленым запашком несет, — для наглядности стукнул по ним костяшкой указательного пальца, обернулся на Курта: — Немудрено, что больше не работает — там и работать-то нечему, судя по всему. Удивительно, как он вообще не взорвался…
Не в полной мере доверяя словам Дина, Курт забрал с полки старенький серебристый, работающий через раз фонарик и, хлопнув по ладони, выбивая белоснежный электрический конус света, самочинно осмотрел бензиновый генератор. Но уже на исходе следующей минуты понял, что напарник оказался невероятно точен в своем поспешном выводе — в нос билось острое удушающее, как от пожарища, зловоние.
«Отмучился, выходит… — крутилась на уме единственная версия, а после распрощался, как с чем-то одушевленным: — Ну, выходит, расставаться будем? Прощай тогда… Спасибо тебе: послужил ты хорошо, столько зим нас грел и давал электричество…»
И уже голосом, положив руку на мятую, неровно выпрямленную раму:
— Новый брать надо теперь, а ты говоришь, охота… — помассировал вспотевшую шею, — …какая тут теперь, нахрен, охота… до нее ли сейчас? Да и я тоже хорош, блин: «дел на две минуты» — ага, как же…
Дин грузно выдохнул, пригладил волосы, нахмурился.
— Какие твои предложения? Чего делать-то будем? Надо же Джин сказать… — боязливым низким голосом загудел он, поднялся, по-хозяйски подбоченился. Одну ногу выставил вперед, вторую поставил на мысок, скрипнув кожей растоптанного ботинка.
— Джин само собой надо сообщить… — переждав драматическую паузу, изрек Курт, скривил рот, повернулся к Дину — тот глядел на него ожидающе, неподвижно, щемил глаза, — а вообще, руки в ноги — и надо срочно идти в Грим за новым. И чем быстрее — тем лучше. Желательно выйти уже до обеда. Бог даст, если быстро управимся, вернемся в пятницу ближе к вечеру, — призадумался, дополнил: — Самое главное нам с тобой ночлеги надежные подыскивать, когда обратно нашу покупку везти будем, а то — тьфу-тьфу! — дождь зарядит и будет нам радость. К тому же от зверей теперь прятаться предстоит, ухо все время востро держать. Ну и плюсом — бродяги, а ты сам знаешь, что за этот кусок железа на колесиках они могут сделать с простыми обывателями вроде нас…
— В курсе, — кивнул напарник, чуть наклонил голову, втыкая во влажный пол потухший взгляд. Но потом, собравшись, — повернулся, взглянул на Курта исподлобья и сказал строго, рассудительно: — Только на что мы его брать-то с тобой будем? Вещей на обмен лишних у нас нет, денег — тоже… Продукты последние нести, добытые потом и кровью? Или как? За «спасибо» нам его никто не отдаст. Как тогда? Не понимаю…
Курт долго и проницательно смотрел на Дина, кусал нижнюю губу, потом заговорил мглисто:
— Пойдем покурим, — затем продолжил: — Там и обговорим все.
Поднялись, внапашку набросили плащи, вышли, закурили.
Бордовое свободное от облаков небо, нагретое солнцем, горело насыщенно и жарко, жгло глаза. По нему высоко, важно и нахохленно плыли одинокие галочки костоглотов, выдавливая из себя сиплый сонорный клич. Вдалеке обозревались хорошо заметные обрисовки развалин, бедновато затравеневшие луга, полностью облысевшие от дождей холмики, пригорки. На краю канав, затененных широковетвистыми деревьями, одолеваемая неистребимым желанием жить, тянулась ввысь парочка карликовых кустарничков. Кропотливо укутывались в зеленовато-угольные мхи поковерканные столбы. Ветер тихонько пел, всюду носил за собой солено-кисловатый привкус тления, утюжил выдыхавшиеся подсушенные изумрудные лужи. Странное и одновременно смутное спокойствие поселилось в окрестностях, накрыло их как шапкой, выдавая за истину фальшивую картинку безмятежности, искусно сотканное ложное ощущение безопасности.
Ка-а-р… Ка-р-р-р…
После третьей затяжки, морщась от терпкого дыма, Курт, наконец, поведал то, что по каким-то своим соображениям не решился озвучить в кладовке:
— Деньги у меня есть. Огромная сумма. Очень. Такие суммы ни мне, ни тебе не виделись даже во сне… — докурил, кинул под подошву окурок, засмолил второй, — …в сарае лежат, спрятанные в одной из бочек. Поначалу брал оттуда, отоваривался в Гриме, и всегда у разных торгашей, по возможности расплачиваясь маленькими затертыми купюрами, чтобы не было подозрений. А потом опасно стало — начали много интересоваться, подолгу разглядывать деньги, взгляды кривые кидать. Один раз даже охрана спохватилась, долго по пятам шла с оружием… — наморщил лоб, окунаясь в полустертое воспоминание. С минуту мучил безмолвием, потом продолжил тихо, страшно, беспокойно почесывая правую щечку, будто внутренне боролся с собой, ни в чем не хотел признаваться: — Я их у развилки подождал, а уже темнеть начинало… зима все-таки, ветер поднимался холодный… — опять помолчал, сбил пепел, отвисший на краешке сигареты, — ну, слово за слово, так и сяк — двоих в расход, в общем. Ничего брать, конечно, не стал — рискованно, тела в овраг сбросил, снегом прикрыл, чтобы неприметно было, скрыл следы.
