Сергей Попов - Небо цвета крови
— Ну, гляди… — неуверенно обмолвился я, перевернул винтовочный ремень на плече, вывернувшийся вверх изнанкой.
Хоть и в половину скорости, но дошли до лестницы. «Стальные Вараны», трезво осознав, что мы можем оказать достойный отпор, идти за нами не осмелились, затаились, согласовывая иную тактику.
На первый этаж спустились благополучно, обходя маленькие безобидные кислотные лужи. Выйти повезло к сухой части фабрики, где полностью отсутствовали подтопления, не наблюдалось таких серьезных и основательных разрушений, как на втором. Это короткое, но немаловажное наблюдение вселило уверенность, ободрило дух — бежать хотелось быстрее, каким-то необъяснимым, звериным чутьем, инстинктом нащупывалось, что вожделенное спасение близко и нет там никакой пагубы.
— Неужели скоро выберемся?.. — вторил одно и то же Дин, пристально изучая сумрачные помещения. — Я уж думал, что так и останемся тут гнить…
Помятую железную просевшую дверь «Теплового узла» отыскали очень скоро, по памяти, не прибегая к помощи плана. Никакой вывески или таблички не сохранилось, собственно как и ручки, замочная скважина была залеплена чем-то вроде припоя или пластилина. Но при всем при этом сохранялось отчетливое ощущение: ее легко выломать, не применяя грубых методов.
— Дай-ка я попробую, — неожиданно вызвался напарник, подошел к двери, сначала опробовал плечом, — еле держится, я ей займусь.
— Куда ты со своей ногой-то? — осадил я.
— Нормально, все равно левой же буду.
Со своей задачей, однако, Дин справился блестяще, даже мне на зависть совладал с ней шутейно, в общем-то, безо всякого излишнего труда. Та в конечном итоге слетела с петель, громыхнулась на маленький порожек, стряхнула, точно кожу, многолетнюю ржавчину. На поднятый гам из крохотной норки вылезла перепугавшаяся мышь. Вытянув мордашку, она испытующе и долго смотрела черными соринками глаз на нарушителей спокойствия, чудно шевелила усиками и усердно пыхтела, надуваясь шерстяным шариком. А потом необычайно вертко развернулась, махнула на прощание облысевшим хвостиком и — обратно.
— А? Как я ее… ха-ха!.. Вот так вот! Учись… — и закончил своей присказкой, ставшей прижизненной классикой: — Такая вот наука…
— Пошли уже, ученый, блин… — со смехом кинул я, проходя внутрь.
Дальше двигались по промозглому узкому полутемному проходу с включенными фонарями. Вдоль мшистых стен тянулись ободранные, ранее двуцветные трубы некогда вполне себе пригодного холодного и горячего водоснабжения. На них, поблескивая, как вымоченная в соке смородина, кишели тараканы, непоседливо бегали, ползали друг по другу. Под потолком, болтаясь на распавшихся паклями проводах, свисали лампочки, стыдливо прикрытые выпуклыми пыльными плафонами. С них короткими неухоженными бородами спадала зелено-синяя тина, хорошенько покусанная и изжеванная остренькими зубками других обитающих тут грызунов.
«Значит, ни кислоты, ни испарений здесь нет, раз живность всякая носится. Они же все-таки не глупые, жить там, где опасно, однозначно не станут», — сделал я такой вывод и заговорил с напарником:
— Выходит, стало быть, можно тут и без противогазов обойтись.
Дин полностью поддержал мое мнение, но со здравой оговоркой:
— Так-то оно, конечно, так, Курт… — с явным учительским прононсом растянул он и сразу же вставил: — А вот только откуда мы знаем, что и дальше, и в самой канализации так будет? Посему поэтому давай пока обойдемся без экспериментов… Я сейчас не в той форме, чтобы на них соглашаться.
Я посмеялся.
— Да что ж я тебя, заставляю, что ли? Просто поделился размышлениями, — и вырвался вперед.
Вышли к маленькой полуподвальной комнатке, оборудованной насосами, теплосчетчиками и нагревателями. Сразу справа заприметили электрощит с погрызенными проводами, рядом, под стеклом, — обширную и подробную карту всей отопительной системы фабрики. Чуть левее же, припрятанная ведром и ворохом неподключенных шлангов, нашлась искомая колодезная крышка, ведущая, непосредственно, в подземные чертоги канализации.
Тем моментом над нами со свежими силами забили тяжелые сапожища, на капюшоны посыпались каменные крошки, не смытая побелка — наши загонщики перешли на прямой штурм.
— Поспеши-и-м! — взвинченно исторг я, в два прыжка очутился возле чугунной, расписанной ромбами крышки, отбросил винтовку. — Помогай!
С натугой, звериным рычанием и срывами на отборный мат, так и соскакивающий на язык от нечеловеческого волнительного пароксизма, приподняли, умываясь потом, сдвинули сведенными судорогой пальцами.
— Ну что, я первый тогда? — запыхавшись, предложил Дин и, сбросив рюкзак, вооруженный одним только фонарем, принялся спускаться по лестнице в открытый люк. — Подавай мне тогда наши вещички.
— Давай.
И, в последний раз обернувшись на проход, откуда долетали отголоски беготни, снял свой и принялся подавать пожитки.
Понедельник, 25 мая 2015 года
Эти три дня стали для семьи Флетчеров, пожалуй, самыми яркими и светлыми. Грозовые тучи, хозяйничавшие на небе вплоть до вечера минувшей субботы, наконец-то сменились долгожданными ведренными деньками. Уже по-летнему буйное и ретивое солнце крутилось в рудой безоблачной выси круглыми сутками, качалось изобильно украшенной игреневой подсолнечной шапкой, щедро засевало разбитую дождями землю широкими веревками лучей. Они быстро осушали большие лужи, размоченные дороги, заскучавшие без человеческих ног охотничьи стежки и околицы, давно не посещаемые зверьми затравеневшие тропинки. Тяжелая, убаюканная ласковым ветром иссера-охровая выгарь от них, не в состоянии воспарить выше, змеилась по оврагам и кюветам, подолгу зависала над прудами, развалинами, овеивала необитаемые леса. Пользуясь такой своеобразной погодной передышкой, из полумертвой почвы спешно выползали щупленькие сорняковые стебельки и черви, желающие хоть несколько минуток подышать посвежевшим воздухом. Необычайной диковинкой в такие моменты, помимо костоглотов, считалось повстречать парящие вразрядку бедные косяки чуждых этим краям перелетных птиц из далеких, малоизвестных территорий. Народ Истлевших Земель, сломленный голодом, мором, радуясь этому, как какому-то библейскому чуду, вопреки всему помогал им отбиваться от ворон, дружно вставал на защиту. Ходили слухи и о появлении хищников. Путники и одиночки частенько поговаривали о нападении потрошителей на северные поселения и деревушки, из опаски меняли привычные маршруты. Караванщики и торговцы в спешном порядке укрепляли охрану, набирали за немалые деньги наемников из бывших собирателей, а охотники, едва прослышав о свежих новостях, принялись первым делом чистить и набивать патронами запылившиеся ружья, дабы успеть подстрелить кого-нибудь до прихода дождей…
Джин подобные известия, полученные от изредка проходящих мимо дома разноперых путников, пугали мало, не оседали на сердце леденящей кладью, как это случалось ранее, казались почему-то именно в настоящий момент чем-то таким далеким, незримым, даже отчасти надуманным, преувеличенным. Все, что происходило там, на бесконечных, диких и обугленных от пролитых за неисчислимые годы ливней пустошах, где смерть никогда не оставалась без работы, не дотрагивалось до нее стылыми руками, пока не обязывало задумываться о завтрашнем дне. Сейчас Джин больше заботили домашние хлопоты, недавно произошедшие события в доме, то долгожданное оживление, какого так не хватало. Ровно с тех пор, как возвратились обессиленные, сонные, запыхавшиеся от забегов, а главное — живые Курт и Дин, в стенах затеплился прежний подзабытый уют, исчез детский плач, холод безысходности, зашумели долгие и увлекающие разговоры, шутки, гудел смех. Наконец-то к ней в дверь постучалось то чудящееся красивой сказкой женское счастье и мир, что утайкой ото всех и порой от самой себя растила в душе. Благие перемены закружили Джин с головой, решили извечный вопрос с едой, отсрочили нужду, спасли Клер. Чахнувшая, как не политый цветок, дочка, до этого момента почти уже не поднимающаяся с кроватки от бессилия, садистски ломающего детское тело, к облегчению отчаявшейся матери, начала отъедаться кашами и супами, засыпать с сытым желудком, возвращать утраченный румянец. Кухня по-новому заблагоухала ароматами кофе и чая, свежеприготовленной пищи. Однако, как бы Джин ни оттягивала минуты, время неотступно шло вперед, а вместе с ним — близилась горестная пора, когда провизия в кладовке совсем иссякнет и муж, поцеловав ее и дочурку на прощание, как и всегда обещая «принести что-нибудь сладенькое», опять вместе с Дином вынужденно покинет родные пенаты.
Сегодняшнее утро домочадцы встретили раньше, чем обычно. Взявшись за руки — в унисон пропели семейную католическую молитву, приступили к богатому завтраку, восхитительно приготовленному Джин, точно к какому-то большому празднеству. Кушали с большим аппетитом и удовольствием, беседовали. Курт и Дин мотали на вилки макароны по-флотски, малышка Клер, в пример мужчинам, наворачивала рисовую кашку, запивала вкусным клубничным чаем с сахаром, прикусывала размоченными пряничками. А вот хозяйка, любуясь, как едят остальные, ни к чему не прикасалась, лишь смаковала свежий кофе, макая в него закаменевший шоколад, активно поддерживала общение.
