Мери Каммингс - Серебряное небо
Вернулся Джедай не скоро; молча прошел к шалашу и заполз внутрь. Звать его ужинать Лесли не стала. Сама она наелась до отвала — и печенки, и тушеной оленины. Ела и невольно прислушивалась — может, учует вкусный запах и явится? Но из шалаша не доносилось ни шороха.
Оставался один нерешенный вопрос: где спать. Под тентом? Или в шалаше?
Можно было, конечно, и просто у костра лечь, но в воздухе пахло дождем, да и Дана спала не лежа на боку, а свернувшись клубком под деревом, а она обычно хорошо чувствовала близкую непогоду.
В конце концов Лесли решила не морочить самой себе голову: с какой это стати ей заказано лечь в шалаше?! Прихватив одеяло, она вползла на четвереньках в уютную нору из веток. Судя по дыханию, Джедай не спал, но в ответ на ее появление не шевельнулся и не издал ни звука; лишь когда следом за ней в шалаш полезла Ала, сердито засопел.
«Только собак тут не хватало!» — «перевела» про себя Лесли и в темноте показала ему язык.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Проснулась она оттого, что Ала под ее рукой вздрогнула и вскинула голову. Секунда — и собака уже бросилась к выходу из шалаша.
Еще не понимая, что происходит, Лесли рванулась за ней. Выскочила, выпрямилась — и замерла, схватившись за рукоятку ножа. Вокруг царила беспросветная тьма — казалось, на всей Земле не осталось ни грана света, с неба хлестали потоки воды, и, заглушая шум дождя, стонал лес — громко и страшно. Именно стонал — по-другому этот надрывный звук нельзя было назвать.
— Джедай, наружу! — что есть мочи заорала Лесли. Было еще какое-то слово, но она не могла его вспомнить и продолжала кричать одно и то же: — Вылезай, вылезай, вылезай!
Земля под ногами качнулась, и ее крик превратился в жалобный скулящий вой. Все тело пронзила дрожь — возникшая откуда-то извне, из-под ног мелкая вибрация, от которой заныла каждая косточка.
Земля качнулась снова, сильнее. Ноги уже не держали, и Лесли бы, наверное, потеряла равновесие, но в этот момент за ее плечо ухватилась сильная рука.
— Тихо, тихо, я здесь! — голос был знакомый и… безопасный. Она подалась туда, откуда он прозвучал, и наткнулась на что-то живое и устойчивое. Схватилась за него обеими руками и не отпустила, даже когда где-то рядом раздался оглушительный треск.
Еще одно содрогание — казалось, земля пытается стряхнуть с себя людей, словно лошадь надоедливую муху — и вдруг все прекратилось так же внезапно, как и началось. Надрывный, несущийся со всех сторон низкий стон тоже стих, сменившись обычным шумом деревьев и шелестом дождя.
— Кажется, все, — сказал Джедай.
Облегчение Лесли вырвалось наружу слезами. Ее колотило, нижняя челюсть тряслась. Если бы она могла говорить, то сказала бы: «Не отпускай меня!» — но не удавалось выдавить из себя ничего, кроме жалкого прерывистого: «Ы… ы…»
— Ты чего?! — кажется, он даже растерялся. — Все уже кончилось, все в порядке. Ну чего ты? Такая крутая девочка, и вдруг плачешь! — это прозвучало не обидно, а по-доброму.
Лесли подняла голову. В затянувшей небо пелене туч появились рваные просветы. Они стремительно неслись на север, порой исчезали, но в другом месте тут же появлялись новые.
Она отпустила Джедая и сделала шаг назад. Теплой рукой он продолжал придерживать ее за плечо, это было приятно.
— Спасибо. Я… я уже в порядке.
— Ты вся мокрая. У тебя есть сухая одежда?
— Да.
— Полезай в шалаш — я сейчас принесу, переоденешься.
— Нет, — Лесли помотала головой. — Я быстрей найду.
Не прошло и минуты, как она втиснулась в шалаш, таща за собой два набитых мешка, на ощупь распотрошила один из них и сунула в ту сторону, откуда доносилось дыхание Джедая, полотенце.
— На тебе. И вот еще сухие штаны. Мокрую одежду выкинь на улицу, я с ней утром разберусь. Только ботинки не промочи, поставь их подошвами вверх у входа.
Некоторое время они молча сосредоточенно переодевались, порой задевая друг друга в тесноте шалаша. Наконец, натянув на себя сухие штаны и майку, Лесли достала из мешка маленький фонарь со стеклянными окошечками и зажгла внутри свечку. Пространство шалаша наполнилось светом и тенями, стал виден по пояс голый взлохмаченный Джедай — он лежал на боку, опершись на локоть.
Подвесив фонарь на жердь, она вытащила из мешка две попоны из грубой домотканой шерсти, одну протянула ему, вторую накинула себе на плечи. Закутала ноги в одеяло — оно оставалось в шалаше и было относительно сухим.
Ее постепенно отпускало — может, еще и потому, что все эти привычные бытовые хлопоты отгоняли воспоминание о пережитом недавно ужасе.
Следующей из мешка появилась фляга. Лесли отхлебнула немного и протянула Джедаю.
— На, глотни. Это самогон.
Он глотнул и поперхнулся, прохрипел:
— Крепкий, зараза…
— Ага… Заесть хочешь?
— Да, не отказался бы.
— Сейчас! — Лесли отбросила попону и выскочила из шалаша. Дождь почти стих, серебристых просветов на небе прибавилось, и теперь легко было разглядеть, что где.
Отцепив подвешенный на высокой ветке котелок с олениной, она втащила его в шалаш. Следом сунула морду Ала, ее умильный оскал явно значил: «Тут найдется место для одной маленькой собачки?!» Очень мокрой собачки, надо добавить.
Лесли поставила котелок.
— Вот мясо, — взяла полотенце и наскоро обтерла Алу, велела ей: — Ложись!
И наконец-то растянулась, опершись на локоть, напротив Джедая.
Он уже ел, жадно и без удержу, видно было, что голодный. Вытягивая из котелка очередной кусок, сообщил: — Вкусное мясо!
Лесли тоже достала из котелка ломтик — не то чтобы была голодна, но от самогона сосало под ложечкой. Продолжая жевать, закрыла глаза — точнее, они закрылись сами; внезапно ее неудержимо потянуло в сон.
— Ты так боишься землетрясений…
Она открыла глаза. Джедай уже не ел — задумчиво смотрел на нее, и слова его прозвучали не вопросом, а утверждением.
— Да, — отрицать не было сил, да и желания. — Меня однажды завалило, с тех пор боюсь.
— Как?
— Да очень просто. Это давно было, я тогда еще радовалась каждой возможности переночевать под крышей. Ну и… переночевала…
…Почти все стекла в заброшенном фермерском доме были выбиты, по комнатам гулял холодный ветер; сохранившиеся на окнах клочья занавесок отсырели и заплесневели. Но в подвальном оконце стекло было цело, и сам подвал показался вначале теплым и уютным — особенно по сравнению с промозглой сыростью, царившей снаружи.
Ала спускаться вниз по крутой узкой лестнице отказалась. С тех пор Лесли научилась больше доверять ее чутью, но тогда обозвала собаку дурой и захлопнула за собой тяжелую крышку люка. Растянулась на стоявшей в углу кушетке, укрылась одеялом — хоть одну ночь поспать в нормальных условиях!
Землетрясение началось перед рассветом. Лесли проснулась от оглушительного грохота, вскочила. Пол под ногами дрожал и покачивался. Она даже не успела толком испугаться, так быстро все закончилось.
Испугалась она, когда попыталась открыть люк — и не смогла этого сделать. Как выяснилось потом, обрушились перекрытия второго этажа, завалив люк тяжелыми обломками. Но тогда она билась в крышку, пыталась приподнять ее плечом — бесполезно, та не подавалась даже на долю дюйма.
Ни еды, ни воды; из инструмента — только нож. Потом, когда рассвело, она увидела, что в углу сложены старые ржавые водопроводные трубы.
Вот с помощью отрезка такой трубы она и освободилась, расширив оконце под потолком. Поначалу оно было высотой с ладонь, но Лесли выбила раму и долбила, долбила, долбила старый потрескавшийся бетон, по крошке, по камушку расковыривая его, пока не смогла протиснуться наружу.
Удар за ударом, час за часом… Хорошо — иногда снаружи шел дождь, можно было выставить руку, дождаться, пока в ладонь наберется вода, и проглотить ее. Или провести ладонью по лицу, смывая едкий, щиплющий глаза пот.
Когда через четыре дня Лесли, ободранная и измученная, выползла наружу, то долго лежала на спине прямо в луже, ловя ртом холодные сладкие капли дождя.
С тех пор она не любила ночевать под крышей. И землетрясений боялась тоже с тех самых пор…
К чести Джедая, выслушав эту историю, он не стал говорить ничего лишнего, спросил только:
— Это давно было?
— Восемь лет назад.
— Восемь лет… — повторил он. — А сколько тебе сейчас?
— Двадцать пять, — хмуро ответила Лесли, ожидая еще каких-то вопросов, но Джедай проявил неожиданную чуткость: