Наталья Лебедева - Племенной скот
За рекой был пустырь. Он был черен и гол, словно оплавлен огнем. Как будто огненные потоки, пройдя здесь, утекли потом прочь, по тому странному руслу. Под ногой шуршал каменеющий уголь, по бокам высились черные остовы деревьев.
– Словно ад остывший, – шепнула Алена.
Иван не успел согласиться: снова засвистело вдали. Алена обернулась; она и рада была бы не видеть летящую мимо громаду, но не могла не смотреть на нее. Гул был пока далеким и слабым, огни вдоль застывшего русла оставались неподвижны, а под ними кто-то стоял. Алена даже вздрогнула, не сразу узнав в плотно-коричневой фигуре оленя. Олень уже слышал гул и повернул голову в направлении звука. Рога отбросили на землю четкую ажурную тень. Алена видела, как напряглись готовые к прыжку ноги, олень присел, чтобы прыгнуть – и прыгнул, но не успел. Приблизился звук, охватил все пространство, сгустился, воплотился в темное тело, и тупая морда, выстрелив словно бы ниоткуда, ударила оленя, попала по блестящему крупу, швырнула на выгоревшую землю. Алена видела, как тот, слабо шевеля передними ногами, пытается подняться, видела, как умоляюще блестят, отражая холодные болотные огни, крупные его глаза. Она шагнула было к умирающему зверю, но вдруг услышала у себя за спиной топот ног и шорох крошащегося угля. Алена оглянулась, Иван вынул из ножен меч. Кто-то приближался. Кто-то бежал к ним там, в темноте, безжалостно освещенным огнями адской реки. Эхо раздавалось по пустырю, Иван поворачивался то туда, то сюда, не в силах понять, откуда ждать нападения.
Они вылетели из темноты неожиданно: Алена отшатнулась и едва не упала, когда перед нею мелькнула страшная морда. Она наступила на больную ногу и, почувствовав резкую боль, вскрикнула. Морда оскалила зубы – человеческие, плоские – и злобно захрипела в ответ. Алена с ужасом поняла, что это и есть человек: заросший, ссутулившийся, запаршивевший. Иван взмахнул мечом, и человек, продолжая скалиться, отскочил. Его собратья уже копошились возле умирающего оленя и рычали, поглядывая на Ивана и Алену, как рычат, отгоняя врагов от добычи, дикие, сбившиеся в стаю собаки.
Иван потянул Алену прочь от них, и та пошла, прихрамывая, то и дело оглядываясь назад. Она видела, как олень дернулся в последний раз и затих, как странные люди подняли его и потащили: прочь от дороги, в темноту.
– Кто это? – спросил ее Иван, когда стихли топот и звериное ворчание.
– Не знаю, – хрипло ответила она и со свистом выдохнула воздух. – Кажется, черти.
– Выходит, в ад мы с тобой, Алена, попали?
– Выходит, в ад.
– Что ж, как ты думаешь, живы ли мы еще? Или все, нет назад дороги?
Алена задумалась. Потом, осененная идеей, перекрестилась да прочитала «Отче наш». И рука поднялась, и слова не забылись – Алена вздохнула с облегчением.
– Живы, Вань, живы. Значит, выйдем, – и снова охнула, неудачно наступив на дважды подвернутую ногу.
– Что же, – не унимался ее спутник, – выходит, Ирий-сад – за адом?
– Может, и так, Вань, – ответила она. – Увидим.
Они оба устали и хотели спать, но остановиться на ночлег было негде. Алена едва передвигала ноги. Наконец она сказала:
– Дураки мы с тобой, Вань. Надо было утром через огненную реку идти.
– Точно: дураки, – согласился тот. – Только, наверное, испугался я. А когда боишься, хочется, чтобы скорее кончилось. Увидел, что навьи близко, – вот и заторопился.
– Так и есть, – подтвердила Алена.
Вскоре воздух, и без того темный, сгустился еще сильнее: будто горы встали на горизонте. У их подножий замелькали искорками далекие огни.
– Какие странные холмы, – проговорил Иван и снова достал меч. – Ненормальные. И огни эти… Эх, зря мы с тобой, Алена, утра не дождались.
Они подходили все ближе. Уголь под ногами больше не хрустел. Справа и слева простирался пустырь, заросший чахлой травой, а по большей части – репейником. Под ногами было что-то твердое, незнакомое, растрескавшееся и покрытое утоптанной землей. Потом слева и справа началось то, что издали казалось холмами. Алена с изумлением обнаружила, что это – полуразрушенные, неизвестно из чего построенные дома. Где-то виделся ей камень, где-то – остатки стекла. У одного дома валялась буква И, такая огромная, словно ее сделал великан. Рядом врастал в землю такой же гигантский полусгнивший стул. В одном месте прямо над головами Ивана и Алены возник разрушенный мост. Мост напомнил о реке, и Алена подумала: то твердое, что сейчас у них под ногами, может быть застывшей адской рекой.
Меж домами горели костры. Черти – черные, грязные, друг от друга почти неотличимые – собирались у этих костров, визжали, ссорились, дрались, сплетаясь клубками. С их тел, изогнутых, словно они каждую минуту собирались по-собачьи встать на четвереньки, свисала изодранная в лохмотья одежда. Длинные волосы их сбились в колтуны.
– Я слышал, – шепнул Иван, – давно уже, нам из купцов один рассказывал, будто есть деревни, на которые черти нападают. Мол, уводят коров, погреба грабят. Я еще не верил тогда, а оно – вон как.
Алена молча кивнула: она старалась не шуметь, идти как можно тише и все пряталась за Ивановым плечом, словно надеялась уберечься там от злобных внимательных взглядов. А на них смотрели. Отрываясь от своих дел, отворачиваясь от костров, прекращая драки, черти глядели на них, втягивали воздух, раздувая ноздри, словно в надежде уловить запах, двигались вперед, на полшага, на шаг, не решаясь подойти ближе.
– Я боюсь, – шепнула Алена.
– Не бойся, – ответил Иван и, угрожая, махнул мечом в сторону одного, самого крупного черта. Тот отшатнулся в испуге и осклабился, обнажая остатки почерневших зубов. Шагая дальше, Алена с ужасом чувствовала, как они идут следом, стягиваются за спиной в плотную, недовольно ворчащую толпу. Она ускорила шаг, но Иван сдержал ее, грубо и сильно схватив за руку.
– Нельзя бежать, Аленка, – шепнул он. – Понимаешь, нельзя. Как только побежим, так они все и кинутся.
– Я боюсь, – шепнула она снова. – Очень боюсь.
– Не бойся, – ответил Иван, и в этот момент черти бросились на них.
Сначала Алена почувствовала резкий рывок: когтистая лапа вцепилась в рубашку и дернула ее назад. Алена обернулась, взмахивая рукой в тщетной попытке ударить обидчика, и увидела грязную человеческую морду, рваную губу, рыжие, в колтунах, патлы и бельмо на глазу. За ним колыхалась рычащая толпа. Алена в ужасе попятилась. Черт не отпускал. Из-за его спины к Алене тянулись десятки рук. Вот дотянулась одна, за ней – другая. Ороговевший ноготь скользнул по ее щеке. Алена содрогнулась от омерзения. А черти уже облепили ее всю, их лапы скользили по ее спине, хватали, отпихивая друг друга, за грудь и за зад, лезли между ног. Алена кричала. Рыжий кривой черт, оттесненный было в сторону, пробрался к Алене снова и, боясь упустить ее, схватил за горло. Грубые пальцы немилосердно царапали нежную кожу, ворот окрасился кровью. Рыжий черт осклабился, и вдруг руки его взметнулись вверх, зрачок здорового глаза уплыл под веко, и черт упал. Тело его мгновенно погребла под собой толпа. Другой черт ринулся занять его место, но тоже дернулся, пораженный мощный ударом неизвестно откуда и кем брошенного камня. Тем временем справа к Алене пробивался Иван. Его меч сильно и страшно опускался на чертей, они с визгом разлетались от него, по большей части раненые. Но были и те, кто уже не поднимался.
Вдруг Алена поняла, что ее никто больше не касается. Вот один ринулся было подойти ближе, но тяжелый камень, упавший откуда-то сверху, поразил его в голову. Алене показалось: она услышала, как хрустнули кости черепа.
Вот еще одному камень ушиб руку, и черт уполз в свое логово, бережно прижимая ее к себе. Иван без устали махал мечом, камни летели, карая и пугая, черти стали отступать, и Алена оказалась вдруг вне их кольца, освободилась от вони и от тянущихся липких рук… Но когда она решила помочь Ивану и наклонилась, чтобы поднять камень с земли, то почувствовала, как кто-то с силой дернул ее за косу. Алена упала, сильно ударившись затылком. Слезы брызнули из ее глаз. Боль, острая, резкая, страшная, лишала ее силы воли: кто-то тащил ее за волосы, и, чтобы не было так больно, Алена сама помогала ему, отталкиваясь от земли ногами и руками.
Потом вдруг возникло над ней растерянное лицо Ивана. В руке его был окровавленный меч. Меч раскачивался прямо над ее лицом, свежая капля крови упала с него Алене на щеку. Она подумала, что царевич пришел добить ее, избавить от мучений, – и улыбнулась. Потом меч вдруг исчез, боль стала резче, острее, и вдруг наступило нежданное освобождение. Никто не тянул ее больше, и Иван обтирал меч большим листом лопуха.
– Вставай, – сказал царевич, протягивая ей руку. – И прости меня, ладно?
– За что? – спросила Алена, вставая, и тут вдруг почувствовала, как предрассветный ветер непривычно холодит ее затылок. Она поднесла к голове руку и обнаружила под ладонью остренький ершик коротко срезанных волос. Косы у нее больше не было, лишь слева торчал одинокий, чудом уцелевший длинный клок.
