Айра Левин - День совершенства
— Брось-ка эти штучки! — сказал он. — Разве ты не понимаешь, как серьезна моя болезнь? Ты умрешь, и, быть может, вместе с тобой умрут десятки других номеров. Вот что будет, если ты позволишь себе еще раз что-нибудь в этом роде!
Маттиола смотрела на него широко раскрытыми глазами и дрожала, держась рукой за щеку.
Его тоже трясло от сознания, что он причинил ей боль. Он вырвал у нее карандаш, зачеркнул написанное, забросал бумагами и сверху кинул ее записную книжку. Бросил карандаш в ящик и задвинул его, взял ее за локоть и подтолкнул к двери.
Они вышли из комнаты и двинулись по коридору. Чип держал руку в кармане, не выпуская из нее пистолет.
— Перестань дрожать, — сказал он. — Я ничего тебе не сделаю, если будешь выполнять мои требования.
Они спускались на эскалаторе. Навстречу им, на параллельной лестнице, ехали два номера.
— И ты, и они, — показал он. — И вообще все, кто попадется навстречу, — все будут убиты.
Она промолчала.
Он улыбнулся номерам, они улыбнулись в ответ. Она им кивнула.
— Это мой второй переезд за этот год, — сказал он ей.
Они миновали много пролетов и ступили на последний эскалатор, ведущий в вестибюль. Три номера, из них двое с телекомпами, стояли, беседуя, около сканера у одной из дверей.
— Теперь без шуточек, — напомнил он ей.
Они спускались, отражаясь в темном стекле окна. Номеры продолжали разговаривать. Один из них поставил свой телекомп на пол.
Чип с Маттиолой сошли с эскалатора.
— Погоди минутку, Анна, — сказал он. Она остановилась и повернулась к нему.
— Мне ресница попала в глаз, — сказал он. — Есть у тебя салфетка?
Она пошарила рукой в кармане и отрицательно покачала головой.
Он нащупал одну под пистолетом, вынул и дал ей. Он стоял лицом к заболтавшимся номерам и одной рукой держал глаз широко раскрытым, другую руку опять опусти в карман. Она приложила салфетку ему к глазу. Дрожь ее не унималась.
— Это всего-навсего ресничка, — сказал он. — Нервничать не из-за чего.
За ее спиной номер поднял свой телекомп, и все трое обменялись рукопожатиями и поцеловались. Двое с телекомпами дотронулись до сканера. «Можно», — моргнул он дважды. Оба вышли из здания. Третий номер, мужчина лет двадцати пяти, направился в сторону стоящих Чипа и Маттиолы.
Чип убрал руку Маттиолы.
— Все в порядке, — сказал Чип, моргая. — Благодарю, сестра.
— Вам не нужна помощь? — спросил номер. — У меня специальность 101.
— Спасибо, не надо, это была ресничка, — сказал Чип. Маттиола пошевелилась. Чип взглянул на нее. Она молча положила салфетку к себе в карман.
Номер, взглянув на дорожную сумку, пожелал им счастливого пути.
— Благодарю, — сказал Чип. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказал номер, улыбаясь им.
— Спокойной ночи, — сказала Маттиола.
Они направились к дверям и в стекле увидели отражение номера, вставшего на бегущие вверх ступени.
— Я близко наклонюсь к сканеру, — сказал Чип. — А ты тронь его, но не панель датчика, а его край.
Так они выбрались на улицу.
— Пожалуйста, Ли, — просила Маттиола. — Во имя Братства, давай вернемся и поднимемся в медцентр.
— Помолчи, — сказал он.
Они свернули в проход между зданиями. Темень тут была гуще, и он достал фонарь.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросила она.
— Ничего, — сказал он, — если ты опять не вздумаешь выкинуть со мной какую-нибудь штуку.
— Зачем я тебе нужна?
Он не ответил.
На пересечении проходов между зданиями стоял еще один сканер. Рука Маттиолы потянулась было кверху. Чип перехватил ее руку:
— Ни-ни!
Они прошли мимо, не отмечаясь. У Маттиолы вырвалось горестное восклицание, и она произнесла упавшим голосом:
— Ужас!
Велосипеды стояли прислоненными к стене там, где он их оставил. В багажной корзине одного из них была укреплена завернутая в одеяло сумка и в нее втиснуты унипеки и фляга с питьем. Одеяло также прикрывало и корзину на втором велосипеде; он положил в нее сумку Маттиолы и обернул ее одеялом, проделав это весьма тщательно.
— Садись, — сказал он, придерживая ее велосипед.
Она села, взявшись за руль.
— Мы поедем прямо — между зданиями и к Восточному шоссе, — сказал он. — Никуда не сворачивай, не останавливайся и не меняй скорость, пока я не велю.
Сам он сел на другой велосипед. Невыключенный фонарь закрепил на корзине сбоку и теперь он, сквозь решетку багажника, освещал тротуар впереди.
— Все! Поехали, — сказал он.
Они катили рядом по прямому проезду между корпусами, темнота то сгущалась, то чуть редела в проходах между домами; высоко в черном небе виднелись редкие звезды, а далеко впереди мерцала голубая искорка единственного в проулке фонаря.
— Прибавь малость, — попросил Чип.
Они поехали быстрей.
— У тебя когда назначена следующая процедура? — спросил он.
Она помолчала, потом сказала:
— Восьмого маркса.
«Две недели, — подумал он. — О, Христос и Вэнь! Почему не завтра или послезавтра? Ладно, могло быть и хуже — могло быть и через четыре недели».
— Я смогу ее получить? — спросила она.
Не было смысла дополнительно волновать ее.
— Может быть, — сказал он. — Увидим.
Он намеревался ежедневно делать небольшие перегоны, используя свободный час, когда двое велосипедистов не привлекли бы внимания. Они могли передвигаться от одной парковой зоны до другой, проезжая за раз город или два. И так, мало-помалу, проделать весь путь до '12082 на северном побережье Афра, города, ближайшего к Майорке.
Однако в первый же день, в парковой зоне на севере от '14509, он изменил свое решение. Найти подходящее место для ночевки оказалось трудней, чем он ожидал; после восхода солнца прошло не мало времени — было уже около восьми утра, как он полагал, — когда они устроились под нависшим утесом, перед которым росли несколько молодых деревцев. Промежутки между ними он заложил ветками. Вскоре они услышали жужжание вертолета, несколько раз пролетавшего взад-вперед над ними. Все то время Чип сидел с наведенным на Маттиолу пистолетом, а она, с недоеденным унипеком в руке, сидела неподвижно, уставившись на своего стража. Около полудня они услышали, как захрустели ветки, зашелестели листья и прозвучал голос не более чем в двадцати метрах от них. Речь была некультурная, слова звучали неразборчиво, без выражения, будто говорили в телефонную трубку, либо в телекомп с голосовым вводом информации.
То ли в ящике стола Маттиолы было обнаружено ее послание, то ли Уни сопоставил факты их исчезновения и пропажи двух велосипедов, но Чип, поразмыслив, решил, поскольку их разыскивают как пропавших без вести, остаться здесь до конца недели и продолжить путешествие в воскресенье. Они сделают рывок километров на шестьдесят или семьдесят, но не прямо на север, а на северо-восток и там укроются на неделю. За четыре или пять воскресных дней они доберутся кружным путем до '18082, причем с каждой неделей Маттиола будет все больше становиться самой собой и все меньше в ней будет оставаться от Анны СГ. Она станет более покладистой или, по крайней мере, будет меньше думать, как бы оказать ему «помощь».
Теперь же, как ни крути, она была Анной СГ. Потому он связал ее с помощью нарезанных из одеяла лент, заткнул рот кляпом и до захода солнца продержал под дулом пистолета. Среди ночи он снова связал ее, заткнул рот и укатил на своем велосипеде. Вернулся он через несколько часов с унипеками и питьем, привез еще два одеяла, полотенца и туалетную бумагу, «наручные часы», у которых кончился завод, и две французские книги. Маттиола лежала там, где он ее оставил. Она не спала, взгляд был тревожный и жалостливый. Став пленницей больного номера, она страдала от его грубого обхождения, но прощала. Ей было жаль его.
Однако днем в ее взгляде появилось негодование. Чип потрогал свою щеку и ощутил двухдневную щетину. Смущенно улыбнувшись, он сказал:
— Я избегаю процедур вот уже почти год.
Она наклонила голову и прикрыла глаза ладонью.
— Ты превратился в животное, — сказала она.
— Да, но мы такими в действительности и являемся, — доказывал он. — Христос, Маркс, Вуд и Вэнь сделали из нас нечто мертвое и противоестественное.
Она отвернулась, когда он начал бриться, но все же потом украдкой глянула раз через плечо, другой, а затем повернулась и открыто стала смотреть на него, не скрывая неприязни.
— Ты кожу себе не ранишь? — спросила она.
— Поначалу случалось, — сказал он, туго натягивая щеку и легко работая бритвой, при свете установленного на камне фонарика. — Бывало, я вынужден был целыми днями прикрывать лицо рукой.
— Ты всегда пользуешься для бритья чаем?
— Нет, — засмеялся он. — Это вместо воды. Вечером схожу поищу пруд или ручей.
