Айра Левин - День совершенства
— Ты всегда пользуешься для бритья чаем?
— Нет, — засмеялся он. — Это вместо воды. Вечером схожу поищу пруд или ручей.
— А тебе часто приходится это делать? — спросила она.
— Ежедневно, — сказал он. — Вчера пропустил. Безобразие, конечно, но оно продлится лишь несколько недель. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он промолчал и продолжал бритье.
Маттиола отвернулась.
Чип читал французскую книгу о причинах войны, которая длилась тридцать лет. Маттиола спала. Потом села на одеяле, посмотрела на него, на деревья, на небо.
— Ты не хочешь, чтобы я поучил тебя этому языку? — спросил он.
— А зачем? — спросила она.
— Когда-то тебе хотелось его выучить, — сказал он. — Помнишь, я дал тебе список слов?
— Да, — сказала она. — Я помню. Я учила их, но потом забыла. Но сейчас я здорова — зачем он мне теперь нужен?
Чип делал гимнастику и ее заставлял делать, с тем чтобы в воскресенье они были готовы к дальней поездке. Она выполняла его указания, не протестуя.
В ту ночь он нашел хотя и не ручей, но ирригационный канал шириной метра два, с бетонными откосами. Он искупался в его медленно текущей воде, затем принес фляги с водой в укрытие, разбудил Маттиолу и развязал ее. Провел через рощицу, потом стоял и смотрел, как она купалась. Ее мокрое тело блестело в слабом свете четвертушки луны.
Он помог ей вылезти по бетонному берегу, дал полотенце и, пока она вытиралась, стоял рядом.
— Ты знаешь, почему я пошел на это? — спросил он.
Она посмотрела на Чипа.
— Потому что я тебя люблю, — сказал он.
— Тогда отпусти меня.
Он покачал головой.
— Тогда с какой стати ты говоришь, что любишь меня?
— Люблю.
Она нагнулась и вытерла ноги.
— Ты хочешь, чтобы я опять стала больной?
— Да, хочу.
— Тогда, значит, ты меня ненавидишь, — сказала она, — ты не любишь меня. — Она выпрямилась.
Он взял ее руку, гладкую, прохладную и влажную.
— Маттиола.
— Анна, — поправила она.
Он попытался поцеловать ее в губы, но она отвернулась, и поцелуй пришелся в щеку.
— Теперь наставь на меня свое оружие и изнасилуй меня, — сказала она.
— Я не буду этого делать, — сказал он, выпуская ее руку.
— Почему же нет? — Она надевала свой балахон и застегивала его медленно, неуверенно. — Пожалуйста, Ли, — продолжала она, — давай поедем назад в город. Я уверена, тебя можно вылечить, потому что, если бы ты был действительно болен, неизлечимо болен, ты изнасиловал бы меня! Ты был бы намного грубей со мной, чем ты есть.
— Ладно, — не вступая в спор, ответил он. — Давай-ка вернемся на наше место.
— Пожалуйста, Ли.
— Чип, — поправил он. — Мое имя Чип. Пошли. — Он тряхнул головой, и они двинулись обратно через рощицу.
К концу недели она взяла его карандаш и книгу, которую он не читал в тот момент, и стала рисовать на внутренней стороне обложки наброски портретов Христа и Вэня, а еще дома, свою левую руку и ряд оттененных крестиков и серпиков. Он взглянул — не пишет ли она записку в надежде кому-нибудь ее подкинуть в воскресенье.
Потом Чип сам нарисовал дом и показал ей.
— Что это? — спросила Маттиола.
— Дом.
— Не похоже.
— Нет, это дом, — сказал он. — Они не обязательно должны быть все уныло-одинаковыми и прямоугольными.
— А это что за овалы?
— Окна.
— Я никогда не видела таких домов, — сказала она. — Даже в пред-У-эпохе. Где есть такие?
— Нигде, — сказал он. — Я его таким придумал.
— О, тогда это не дом, таких не бывает. Как ты можешь рисовать то, чего не бывает?
— Я ведь больной, ты не забыла? — сказал он.
Она отдала книгу, не глядя ему в глаза.
— Не надо таких шуток, — сказала она.
Он надеялся — впрочем, нет, он предполагал, — что могло ведь так случиться, что субботней ночью, в силу привычки или других причин она могла бы проявить желание сблизиться с ним. Однако не проявила. Так же как во все предыдущие вечера, она сидела в сумерках, обхватив руками колени и глядя на багровую полоску неба между нависшей скалой и черными кронами деревьев впереди.
— Сегодня суббота, — сказал Чип.
— Я знаю, — сказала она.
Они помолчали. Затем Маттиола спросила:
— Я не смогу получить лечебную процедуру. Да?
— Не сможешь, — сказал он.
— Но тогда я могу забеременеть, — сказала она. — А мне не положено иметь детей. Как, кстати, и тебе.
Ему хотелось сказать, что они едут в такое место, где решения Уни не имеют силы, но это было бы преждевременно: она могла бы перепугаться и перестать ему подчиняться.
— Да, наверно, ты права.
Он поцеловал ее в щеку, когда связывал ее и укрывал на ночь. Она молча продолжала лежать в темноте, и он поднялся с колен и пошел к своим одеялам.
Воскресная поездка прошла благополучно. Рано утром их остановила группа молодых номеров, но им просто нужно было помочь починить порвавшуюся цепь, и Маттиола сидела в траве вдали от группы, пока Чип был занят делом. К закату они приехали в парковую зону на севере от '14266. За день они отмахали больше семидесяти пяти километров.
И опять оказалось нелегким делом найти укрытие. Но в конце концов Чипу все же удалось найти подходящее место — развалины пред-У или ранне-У-строения, густо заросшего виноградом и плющом. Здесь было просторней и гораздо удобней, чем на предыдущей стоянке. В ту же ночь, несмотря на усталость после дальнего перехода, он съездил в '14266 и воротился с запасом унипеков и питья на три дня.
Маттиола за эту неделю стала раздражительной.
— Мне надо почистить зубы, — капризничала она. — И я хочу принять душ. До каких пор мы будем так ехать? Всю жизнь, что ли? Тебе, может, и нравится жить, как животному, но мне — нет. Я — человек. И я не могу спать со связанными руками и ногами.
— На прошлой неделе ты не жаловалась, — сказал он.
— А теперь не могу!
— Тогда лежи спокойно и дай спать мне, — сказал он.
Ее взгляд выражал теперь только раздражение, и ни следа былой жалости. Она упрекала его, когда он брился и когда он читал; на вопросы отвечала односложно или не отвечала вовсе. Гимнастику делала кое-как, и он был вынужден грозить ей пистолетом.
Близилось восьмое Маркса, дата назначенной ей процедуры. Этим он объяснял себе ее раздражительность, естественное недовольство положением пленницы и вызванными этим положением неудобствами. Но это были и признаки воскрешения Маттиолы, погребенной в Анне СГ. Это должно было его радовать, и, когда он об этом размышлял, так оно и было. Но сносить это было все трудней и трудней, особенно после прошлой недели, когда в ее тоне слышалось сочувствие, а поведение было спокойным и дружелюбным.
Она жаловалась на обилие насекомых и на скуку. Как-то ночью пошел дождь, и по этому поводу она ворчливо ныла.
Однажды Чипа разбудило ее подозрительное ерзанье. Он направил на нее луч фонарика. Маттиола уже высвободила руки и теперь развязывала веревку на щиколотках. Он снова связал ее да еще стукнул для острастки.
За весь субботний вечер они даже словом не перекинулись.
В воскресенье поехали дальше. Чип не отъезжал от нее — ехал сбоку и внимательно следил, если к ним приближались номеры. Он приказывал ей улыбаться, кивать, отвечать на приветствия, напоминал, что вести себя надо так, будто все в порядке. Она ехала в угрюмом молчании, и он боялся, как бы она, несмотря на угрозу оружия, не позвала в любой момент на помощь или не остановилась и не отказалась наотрез ехать дальше.
— Смотри у меня! — пригрозил Чип. — Не только тебя — всех до одного перебью. Ни одного свидетеля не оставлю, клянусь тебе!
Она продолжала крутить педали, хмуро улыбалась и кивала встречным. У Чипова велосипеда сломалась передача, и за день они проехали всего сорок километров.
К концу третьей недели ее раздражительность уменьшилась. На привале она сидела, хмуря брови, подбирала травинки, рассматривала кончики пальцев, без конца вращала на запястье браслет. В ее взгляде, устремленном на Чипа, сквозило странное любопытство, будто бы она видела его впервые. Его указаниям она следовала машинально и вяло.
Он занялся ремонтом велосипеда, решив не будить ее.
Однажды вечером — это было на четвертой неделе их путешествия — Маттиола спросила:
— Куда мы едем?
Чип посмотрел на нее — они доедали последний за тот день унипек — и сказал:
— На остров, который называется Майорка. В море Вечного Мира.
— Майорка?! — удивилась она.
— Это остров, где живут неизлечимые, — пояснил он. — В мире есть еще семь таких островов. Больше, чем семь, конечно, потому что некоторые представляют собой группы островов. Я нашел их на карте в Пред-У-музее, в Инде. Они были заклеены, и их нет на карте в МДБ. Я собирался вам всем рассказать об этом как раз в тот день, когда меня «вылечили».
