И. Хо - 666. Рождение зверя
Все согласно покивали.
– Тогда по коням. Если хотя бы пять клиентов найдем, это нам бюджет на полгода обеспечит, со всеми дополнительными премиями.
Народ двинулся к выходу, последней из-за стола встала Лукина. Она подошла к двери, закрыла ее, потом вернулась и села рядом с Кириллом, который по привычке чертил карандашом на листке бумаги разные причудливые фигурки.
– Ты куда летишь-то, Кирилл?
Маше было позволено обращаться к нему на «ты». Не потому, что у него с ней что-то было – своим правилам Потемкин не изменял, – просто как-то так получилось. Может, потому, что в последнее время она была ему самым близким человеком, с которым можно просто поговорить по душам.
– Индийский океан, Машенька. А что такое?
– Да что-то тревожно мне. Особенно когда ты сказал, что связи не будет никакой. Это что, какая-то опасная экспедиция?
– Да брось ты, Маш! Ничего такого. Хотя…
Вспоминая последние события, Кирилл вдруг подумал, что он ведь в любой момент может перестать быть. И что тогда делать всем этим людям? Впрочем, кроме Маши и Евы, судьба других его не особенно трогала. Главный вопрос: что станет с его имуществом, которое было весьма приличным, – одни только две квартиры тянули на несколько миллионов долларов, не считая ценных бумаг. Фирма, конечно, без него рано или поздно развалится, но у нее приличный оборот и денежные остатки. Кто всем этим будет распоряжаться? Никаких родственников – ни близких, ни дальних у Потемкина не было. А если они и существуют в природе, то у Кирилла не было никакого желания, чтобы неизвестные ему личности обогащались за его счет. Не государству же все оставлять… Идея родилась неожиданно.
– Маш, у нас нотариус сейчас работает? Чтоб по-быстрому один документ заверить, а то у меня времени мало.
Лукина слегка растерялась:
– Могу позвонить… А что?
– Набери-ка.
Финдиректор отыскала в памяти мобильного нужный номер и нажала «вызов».
– Алле, Наум Семенович? Добрый день… То есть вечер. Это Маша Лукина, ага. И я очень рада. Спасибо, все хорошо, а у вас? Вы сейчас работаете? Отлично. Знаете, Кирилл Ханович хотел бы документ у вас заверить по-быстрому. Какой документ?
Она вопросительно посмотрела на Кирилла. Тот протянул руку и взял у нее трубку:
– Наум Семенович?
– Кирилл Ханович, – услышал он скрипучий голос, – как ваше драгоценное здоровьечко?
– Спасибо, Наум Семенович, в полном порядке. И вам не хворать.
– Вашими молитвами, Кирилл Ханович, вашими молитвами. Так какой там у вас срочный документ?
– Речь идет о завещании. Так сказать, последняя воля героя.
В трубке раздался смешок:
– Откуда такие мысли? Вы же совсем молодой человек!
– Да какой там молодой! Пора место на кладбище занимать…
– Шутите?
– Шучу, шучу, конечно. Видите ли, родственников у меня не осталось, а имущество кое-какое имеется. Времена нынче, сами знаете…
– Да, это мудро, – согласился нотариус. – А почему такая спешка?
– Улетаю завтра, Наум Семенович.
– Понимаю, да. Ну так заезжайте с вашим завещанием, я его заверю.
Кирилл замялся:
– У меня к вам еще одна небольшая просьба есть.
– Какая?
– Можно я его напишу, а Маша без меня подъедет, как обычно, и заверит.
– Да вы что! – возмутился нотариус. – Об этом не может быть и речи! Откуда же я знаю, что вы – это вы? Такие вещи только лично, с паспортом.
– Да, логично. – Потемкин посмотрел на часы. Было ровно пять. – Хорошо, ждите.
– Жду. – Наум Семенович отключился.
Лукина смотрела на Кирилла широко раскрытыми глазами. От этого разговора ей явно стало не по себе. Вероятно, она окончательно утвердилась в мысли, что Потемкин попал в какую-то очень плохую историю.
– Маш, ручку дай, пожалуйста.
– Зачем? – испуганно спросила Лукина и протянула ему руку.
– Да не эту ручку! – рассмеялся Кирилл. – Не карандашом же я буду завещание писать.
– А-а-а… – Маша достала ручку и протянула ее начальнику.
Потемкин не знал, как точно надо составлять завещания, но у него в голове были примеры из литературы. «Вероятно, должно быть написано так, чтобы воля покойного не оставляла никаких сомнений», – решил он, взял листок бумаги и написал:
Я, Потемкин Кирилл Ханович, находясь в здравом уме и твердой памяти, в случае своей смерти завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, денежные средства, ценные бумаги и доли в коммерческих предприятиях моим добрым друзьям и коллегам по работе Лукиной Марии Матвеевне и Ивановой Еве Марковне. Они могут распоряжаться всем этим имуществом совместно либо разделить его по обоюдному согласию.
Кирилл вписал свои паспортные данные, поставил дату, размашисто расписался, сложил листок и положил его во внутренний карман пиджака. Туда же он машинально сунул Машину ручку.
– Вот это, – Кирилл хлопнул по карману, в который положил завещание, – будет у нотариуса. Если что случится – иди к нему.
Лукина совсем побледнела. Потемкин понял, что она сейчас заплачет. Это очень удивило его, потому что он всегда считал Машу боевым бизнес-роботом, напрочь лишенным каких-либо человеческих эмоций. Кирилл приобнял ее и почувствовал, как она всхлипнула. Он посмотрел ей в лицо и увидел, что по щеке катится слеза. Это было так же необычно, как если бы перед ним расплакалась самка паука, какая-нибудь «Черная вдова».
– Маш, перестань! Это же так, на всякий случай. Все будет хорошо, скоро увидимся. Ты, главное, присматривай тут за нашими алкоголиками, чтобы они в запой не ушли.
– Ага, конечно! – Лукина смахнула слезу и улыбнулась. – Ты там береги себя.
«Опять “береги себя”», – отметил Кирилл, быстрым шагом пересекая холл, где сидел Гаврилов и смотрел очередной сериал.
– Поехали, Михаил Сергеевич! Сейчас к нотариусу, потом в «Твин Пигз».
– Так это все по дороге!
Они вышли из подъезда и сели в машину. Ни «лады», ни «фольксвагена» на точке не было.
– Надо же, отстали, – сказал Михаил Сергеевич, когда они ехали по Большой Грузинской.
– Может, им просто маршрут мой известен, – предположил Кирилл.
На «Эхе Москвы» шли новости.
«Среди погибших – граждане тринадцати государств, в том числе США, Великобритании, Франции, Италии, Германии, Японии, Китая, Индии, Бразилии и Израиля. Президент Барак Обама объявил национальный траур. Международные аэропорты столицы работают в особом режиме. Рейсы с телами известных актеров, режиссеров, бизнесменов и дипломатов вылетают каждый час».
Между тем телефон Кирилла проснулся и начал трезвонить не переставая. Одним из первых прорезался Арсентьев.
– Привет, как ты там?
Сразу после случившегося ночью Потемкин в сердцах решил было прекратить всякое общение с Алексеем. Но потом вспыхнувшая в нем злоба перегорела. Он не был уверен, что, окажись сам на его месте, повел бы себя иначе. В конце концов, любой утопающий представляет собой угрозу в первую очередь для спасателя – известно немало случаев, когда судорожно хватающиеся за соломинки люди утаскивали за собой на дно тех, кто пытался им помочь. К тому же меркантильные соображения для продолжения отношений были куда весомее личных обид. «Хорошо, что у меня не было телефона под рукой, – подумал Кирилл. – Спьяну наговорил бы ему черт-те чего, а сейчас пришлось бы извиняться».
– Да вот, только телефон восстановил, – дружелюбно сказал Потемкин.
– Я так и понял. Хотел тебе спасибо сказать. Ты извини, что так получилось вчера. Мы Ксению вытаскивали. Суверенная демократия не пережила бы такой потери. Она в клинике до сих пор.
– Кто, демократия? – сострил Потемкин.
– Гы-гы-гы, – засмеялась трубка. – Умеешь.
– Это не пропьешь.
– Ты про Фильштейна слышал? – неожиданно спросил Арсентьев.
«Твою мать! Быстро у них информация гуляет», – отметил Кирилл.
– Нет, а что с ним такое?
– Застрелился сегодня ночью.
– Не может быть! – деланно удивился Потемкин. – Третьего дня совсем живой был.
– Очень мутная история. – Арсентьев любил словосочетание «мутная история» и характеризовал им любой факт, который был ему непонятен. – Он, как теперь выясняется, был парень со странностями.
Кирилл расхохотался:
– А ты что, не знал, что он шизофреник? И суицидальные наклонности у него еще в детстве диагностировали. Вы вообще, Леша, хоть истории болезни у людей изучайте, прежде чем ими список «Единой России» шпиговать. А то потом какой-нибудь депутат Евсюков на фоне сложностей в личной жизни нажрется, придет на пленарное заседание и перестреляет там всех. Они ж люди неприкосновенные – оружие никто на входе не проверяет. А потом будете рассказывать по телевизору, что у него глаза – как плошки.
– Да ладно, мы-то тут при чем! Это лужковская квота была. С Филей другое самое интересное.
– Он оказался гермафродитом?
Трубка хмыкнула.
– Да нет. Он у себя дома какой-то гадюшник устроил. Труп лежал в очерченном мелом круге, а по всей хате валялись дохлые змеи, скорпионы, пауки, огромные насекомые вроде мадагаскарского шипящего таракана, даже летучую мышь где-то нашли. Он из наградного пистолета расстрелял в них всю обойму.