Михаил Чернолусский - Фаэтон
— Он предлагает простой план. Главный хозяин здесь военный, бывший офицер. Он любит награждать хороших работников. Ты должен… это, как его? — Юлиус запнулся. — Ты должен отличиться.
— Как именно?
— Кой говорит — лучше всего на тракторе много пахать. Ты умеешь на тракторе?
— Умею.
— Хорошо. Сейчас большая вспашка, под которой… как его?.. Урожай… Тракторист здесь плохой. А ты будешь хороший.
— Чем же главный меня наградит?
— Кой говорит, ты должен сказать, что недавно в Аграгосе и не видел, как строится красавец город. Как это? Гонхей. Так и скажи — красавец город.
— И главный даст тебе… как это?.. Увольнительную в Гонхей на целый день. Хорошо.
— Гонхей! Гонхей! — вставил Кой.
— Кой говорит, в Гонхей есть… как это… бюро?
— Контора, — сказал Ефрем.
— Да, контора регистрации вновь прибывших гостей. Хорошо. Понимаешь? А если там друзей нет, Кой говорит, поедешь в Дынхей. За день вполне успеешь вернуться. Но можно попытаться примкнуть к друзьям, если они зарегистрированы как туристы. Твое лицо никто не знает, и ты скажешь другое имя. Понимаешь?.. Вот и все. — И Юлиус вновь зажевал свою резину. — Хорошо, — добавил он.
Ефрем задумался. План реальный. Но его совесть будет нечиста. Ведь он хочет помочь своим новым друзьям.
— Кой спрашивает, почему ты — молчишь? Тебе не нравится план? В нем никакого риска. Хорошо.
— Риска я не боюсь. А как вы-то?
— Что мы? — остановил Юлиус свою жвачку.
— До зимы, значит?
— О! — воскликнул Юлиус. — Друг! Хорошо!
И Кой понял:
— Друг! Хорошо! Наша тоже хорошо!
— Кой говорит — скоро встретимся! — добавил Юлиус.
— Аграгос! Аграгос! — протянул Кой руку Ефрему.
— А я хочу удрать на родину, — сказал Ефрем и пожал руку Коя. Но ему было грустно. Он знал, сколько страданий ждет этих парней.
4
Утяев был прав: Икс, узнав о пропаже денег, смотрел чистыми глазами, и, кроме искреннего глубокого сочувствия, лицо его ничего не выражало. Казалось немыслимым, что именно этот человек, так горько воспринявший сообщение, — вор. Утяев заколебался.
— Какая жалость… Какая жалость… — говорил Икс. — А вы везде просмотрели? Ужасно! Не укладывается в голове. Наша фирма еще не знала ничего подобного. Ужасно… Что же теперь делать?
Утяев сообщил, что был внизу, у администратора, тот собрал сотрудников, каждого допросил и больше ничем, к сожалению, помочь не мог. Нельзя ли, попросил Утяев, привлечь полицию.
— Полицию? Но чем она поможет? Лучше, пожалуй, детектив. Есть большие специалисты по разоблачению воровства, но необходимо месяц, даже два и к тому же, разумеется, это стоит денег…
— Нет, нет! — отказался Утяев. — У нас нет денег.
Словом, выхода найти не удалось. Икс любезно предложил свои десять пуговиц, которые он не успел растратить, но Утяев и Людмила Петровна слышать об этом не хотели.
Только одна Ася спокойно переживала потерю денег. Даже Маратик хотел поймать вора, а Ася, узнав, что на внесенный аванс можно жить в гостинице три дня, сказала, нам больше и не надо.
— Девочка, мы должны найти дядю Ефрема, — объяснила Людмила Петровна.
Ася уверенно сказала:
— Найдем.
Конечно, в детское предчувствие никто не поверил, но, удивительное дело, разговор после Асиной реплики стал более спокойным. Утяев вдруг вспомнил, что карманные деньги не все еще израсходованы и, значит, они эти два оставшиеся дня могут завтракать и обедать.
— И даже, — повеселел Утяев, — сходим в кино!
Икс улыбнулся и сказал, что в Гонхее демонстрируются неприличные фаэтовские фильмы, а лучше, дескать, побывать в Ботаническом саду, которым восхищаются туристы.
— Там можно провести целый день, — сказал Икс.
Маратик запрыгал от радости и захлопал в ладоши.
— А обезьянки там есть?
— Представь себе, малыш, есть, хотя это и не зоопарк.
Потом Икс отозвал в сторонку Утяева, что-то сказал ему, и оба вышли в коридор.
Людмила Петровна усадила детей пить чай. В окно ярко светило солнце, небо было голубое, и, казалось, все будет хорошо… Шут с ними, с этими деньгами…
В полутемном глухом коридоре можно было поговорить без свидетелей.
— Дело, понимаете, тонкое, — сказал полушепотом Икс. — Все должно остаться между нами.
Оказалось, конкретных сведений о местонахождении Ефрема Ивановича заполучить не удалось. Но один чиновник, друг Икса, посоветовал съездить в Дынхей и встретиться там с человеком из военной комендатуры. Конкретно — с переводчиком по имени Ван. Поскольку Ефрем Иванович русский, то допрашивать его мог только знающий русский язык. Если только Ефрем Иванович в Аграгосе, значит, его провели сюда через ОКП, то есть особый контрольный пункт, так как гражданский КП он не проходил.
— А где же там гражданский? — не понял Утяев.
— Как где? Вы прошли через гражданский.
— Позвольте! Нас встретили, э-э-э… военные! Икс рассмеялся.
— Аграгос — город строгий!
Утяеву не хотелось встречаться с Ваном. Откровенно говоря — он боялся. Уклончиво отказавшись, он попросил придумать какой-либо другой вариант. Но настойчивость Икса («Поймите, прямой выход на нужного человека!») в конце концов возымела действие: ахая и экая, Утяев согласился поехать. Решено было так: сейчас все идут в Ботанический, а к двенадцати Утяев возвращается к гостинице, где его будет поджидать машина.
— Простите, но я не смогу оплатить, — сказал Утяев.
— Ничего не надо! Я все устрою. — Икс был любезен, предупредителен. — Я все устрою, — повторил он. — Спокойно ведите семью в сад. (Икс был уверен, что Утяев и Людмила Петровна — супруги.)
Действительно, быть в Аграгосе и не посетить Ботанический — преступление. Одно слово — субтропики, безмерная щедрость земли, природа на радость человеку не жалеет ни солнца, ни дождей. А человеку не зря дарована пара ног и он может перемещаться, — оборвав вкусные плоды на одном дереве, перейти к другому, или, скажем, увидев самый прекрасный цветок, сорвать его для любимой, а когда завянет, сорвать другой. Впрочем, в правилах для посетителей такие действия запрещены, но девушки в синих халатах на всех аллеях торгуют цветами и фруктами, — значит, кто-то рвет? Какая разница, чьих рук это дело — хозяев или гостей?
Ростислав Захарович Утяев, восхищаясь цветами, особенно розами и лилиями, думал о том, что у природы следует позаимствовать некоторые формы для создания детских игрушек.
Маратик ждал встречи с обезьянкой, которая где-то в густых деревьях пряталась, он то и дело забегал на газон, чтоб подобрать упавшую на траву шишку или поймать бабочку. С ним всегда морока.
Ася шла медленно и все успевала рассмотреть. В ее светлых глазах отражались краски всех цветов, все оттенки буйной зелени и небо.
Хотя у Людмилы Петровны вырвалась фраза:
— Скажите мне, пожалуйста, — произнесла она, ни к кому не обращаясь, — у фаэтовцев нет почвы — живут плохо, а здесь столько ее и такая она, а все равно живут бедно…
— Да, как говорится, — поддержал Утяев. — Кто сыт, кто голоден… Вот если бы сама природа распределяла свои дары, а человеку, как видно, и этого нельзя… э-э-э… доверить.
Ася внимательно посмотрела на дядю Утяева, хотела что-то сказать, но все же промолчала; она не любила, когда ругали дынхейцев всех сразу, никого не называя конкретно.
Они свернули на новую аллею, которая вела к озеру.
Утяев взглянул на часы — скоро двенадцать!
Он сказал Людмиле Петровне:
— Вы обратно дорогу найдете?
— Конечно, тут на каждом шагу стрелки в сторону отеля.
— Все же не углубляйтесь очень.
— Хорошо, — сказала Людмила Петровна, — не волнуйтесь. К вечеру ждем вас обратно.
* * *Случилось так, что краснолицый великан Ван оказался первым, к кому подошел Утяев, если, конечно, не считать часового, который в проходной долго и пристально разглядывал бумажку с печатью.
Ван стоял на крыльце ОКП и курил.
— Тебе чего? — уставился он судачьими наглыми глазами на подошедшего Утяева.
— Извините. Мне нужен товарищ… гражданин, э-э-э… Ван, — заикаясь, проговорил Утяев.
— Вот как. Сам Ван тебе нужен. А кто ты такой?
— Я турист.
— Много вас таких. Где остановился?
— В Гонхее. Вот. — И Утяев протянул все ту же бумажку с печатью. Так посоветовал начать разговор Икс, он сказал, что в Аграгосе любят бумаги с печатями.
Ван повертел в руках бумагу и спрятал ее в карман.
— Простите… э-э-э… — испугался Утяев.
— Потом получишь. Говори, что надо?
— Прошу вашего согласия лично побеседовать.
— Вот как.
— Лично. С самим Ваном? Деньги есть?
— Деньги… Простите, в какой сумме?
— В какой сумме… Лично я беседую в ресторане. На худой конец — в кафе. Понял?
