Михаил Чернолусский - Фаэтон
Потом Ефрем долго шел молча, смотря себе под ноги.
— Ну, — торопил его Утяев. — Я слушаю.
— Стало быть, о чем я думаю?.. Веду я вас, а куда?
Утяев пожал плечами.
— Не знаю. — Но, видя, что Ефрем мрачен, улыбнулся: — Брось, Ефрем Иванович, не убивайся, мы все хотим вернуться на родную Брянщину…
— Я не убиваюсь. Но ты мне скажи… Не в кошки же мышки с нами играют?
— Может, как говорится, нас испытывают?
— Испытывать надо делом. А какое это испытание — гонять по дорогам? — Утяев беспомощно вздохнул. — Вот то-то и оно. Загадка.
Помолчав, Ефрем продолжал:
— Цель мне надо понять. Ежели это какие-никакие люди, цель должна быть у них. Всякая тварь цель имеет. Конечно, и потеха бывает целью. Может, над нами потешаются? Только не думаю…
— Наша цель — выжить, — неожиданно быстро и на этот раз твердо проговорил Утяев. — До Забара добраться…
— Верно. И чтоб выжить, надо бороться. В том-то и беда, что не знаешь пока, как бороться с этой напастью.
— А я думаю, как бы сказать, слабое место есть.
— Верно! — подхватил Ефрем. — Ты голова, директор.
— Искать следует слабое место.
— Верно. К тому я и клоню. Придумал я самой этой загадке одно испытание… На привале уложим детей спать и провернем это дело. Ясно тебе?
— А какое?
— Ты не пугайся, — сказал Ефрем. — Понимаешь, автомат мне нужон… Вот и вся тебе деревня — автомат.
— Нет, Ефрем Иванович! — горячо воспротивился Утяев. — Хватит! Этого не допущу! Как говорится, извини великодушно, но… э-э-э… не допущу.
Ефрем от души рассмеялся.
Между тем, пока наши путники шли и так разговаривали, степь постепенно менялась. Вновь появившиеся на небе облака были уже не голубыми, а серыми, даже черными, будто это копоть какая, а местность стала пересеченной. В низине трава, кустарник, а на бугор поднимешься — земля как после пожара, чуть посильней ногой ударишь — пыль. Ефрем забрал у Аси рюкзак, а Маратик свой не отдал.
— Я не устал! — сказал упрямый Маратик.
Шли так, шли наши путники и вдруг видят — лес впереди.
Ася и Маратик закричали: «Лес! Лес!» — и побежали.
А Ефрем глядит на лес, понять ничего не может. Кроны у деревьев желтые, стволы черные. А ведь лету вроде полагалось сейчас быть. «Что за чертовщина такая?» — думает.
И Людмила Петровна тоже взволновалась.
— Ефремушка, верните Детей обратно.
— Назад, сорванцы! — закричал Ефрем.
Когда Ася и Маратик вернулись, Ефрем сбросил с себя рюкзак и объявил:
— Привал будет тут, а не в лесу. Ясно?.. Готовьте обед, а я в разведку. Один, без тебя, Утяев. За детей мне отвечаешь. Ясно?
Утяев промолчал. Он хмурился.
— А как же с дровами для костра? — растерялась Людмила Петровна.
— В ложбине ручей и кустарник, — сказал Ефрем. — Хворост там и вода. А в лес пока что не ходить! — Потом добавил, оглядев еще раз местность: — Сырую воду не пить! Строго наказываю!
* * *Ефрем долго не возвращался из разведки. Утяев уже хотел было отправиться на поиски вожака. Прошло не меньше двух часов, а Ася даже думала, что три. Обед остывал. Но наконец из леса вышел, прихрамывая, знакомый человек, издали похожий на разбойника.
Ася и Маратик бросились навстречу Ефрему.
— Да, — вздохнул Утяев. — Как говорится…
— Видно, недобрые вести, — сказала Людмила Петровна.
Ефрем подошел. Молча достал флягу из своего рюкзака. Прополоскал горло, чуть смочил лицо, бороду и, ничего не сказав, сел.
Все ждали рассказа. Но Ефрем молчал.
Людмила Петровна засуетилась.
— Ефремушка, поесть надо. Суп я сварила из консервов…
— Погоди, Петровна. — Ефрем заглянул в кружки. — Воду из ручья сырую пили?
— Как можно! Чай я вскипятила детям.
— Тогда ладно, — сказал Ефрем. — Слушайте, что расскажу.
Все ждали, что услышат про новые чудеса. Но оказалось, другое. С километр, не больше, прошел Ефрем желтым лесом, а потом и вовсе на деревьях листа не стало. Потянулся голый лес, как после пожара. И не было ему конца. Ни травы, ни птиц, под ногами черный ковер из листьев. Ефрем понял, что химией местность отравлена, и хотел было возвращаться. Но тут увидел впереди сопку и стал на нее взбираться, чтоб хоть оглядеться вокруг. И хорошо, что взобрался. За сопками вдруг увидел город. Сначала глазам не поверил: неописуемой красоты дома, белые небоскребы и вертолеты над ними летают, как в сказке. Присел Ефрем, задумался. Город этот никак не обойти. Видно, туда лежит их дорога. Значит, надо возвращаться за своими, не теряя времени. Но тут он вдруг увидел впереди дорогу, скорее даже не дорогу, а длинную зацементированную канаву, и по этой канаве катится большущий шар. Шар замедляет ход и вроде как разваливается на две половины. И тут из него выпрыгивают желтые человечки в шлемах. «Эге, — думает Ефрем. — Что же делать?» И решил ждать. Человечки стали стрелять в воздух. Стреляли, стреляли, потом попрятались в свой шар и покатили обратно.
— Словом, — закончил свой рассказ Ефрем, — чудеса в решете, и только.
— А сколько было желтых человечков? — спросил Маратик.
— Солдатиков? — поправила Ася.
— Верно, — согласился Ефрем. — Похоже, что солдатики. Всего, думаю, двадцать, не больше.
А Утяев, слушая, только вздыхал. Вздыхала и Людмила Петровна.
— Господи, за что нам такие испытания? — сказала она. — Куда мы попали?
Маратик между тем нашел хворостинку и принялся рисовать на песке солдатиков, выпрыгивающих из шара.
— Кому испытание, а кому развлечение, — сказал Ефрем и потребовал свой суп. — Угодили мы в какой-то незнакомый мир…
— Смотрите, смотрите! Э-э-э!.. — закричал вдруг Утяев, показывая на небо.
Над ними появился светлый, жемчужного цвета шар, похожий на луну. Он казался необыкновенно легким.
Лучи, шедшие от шара, были холодными, можно сказать, бледными.
Возбужденный Утяев продолжал говорить:
— Я читал про воздушный шар. Честное слово. Трое летели над Африкой, над самой пустыней, а за ними гнались — эти, как их? — марокканцы. Чувствуете, качает? Будто я сам на воздушном шаре… может, мы в Марокко попали?
— Чепуха, — резко оборвал Утяева Ефрем. — Не верю. Мираж это. О колдовстве бабки старые у нас говорили.
Людмила Петровна, прижимая к себе ребят, вздыхала:
— Галлюцинации… Уж я знаю… Галлюцинации…
Светящийся объект приблизился тем временем. Лучи оборвались в пространстве над головами. Показалось, что там люк. Круглая темная крышка. Впрочем, трудно было за это поручиться. В тот момент, когда все заметили этот люк, Ефрему вдруг показалось, что они перенеслись за тридевять земель от голой степи. И всем, наверно, так показалось, потому что никто не узнавал местность.
Ландшафт сделался светлее, появились темные кусты, целая роща, плававшая на горизонте, как манящий призрак реальности…
Снова толчок, и снова заложило уши. Еще один скачок в пространстве, быть может, лишь воображаемый. И перед ними возникла огромная стена, которая блестела, как стеклянная, но ничего сквозь нее не было видно.
Они подходили к стене молча, испытывая страх, но втайне каждый надеялся на спасение. Ефрем хромал сильнее обычного, что выдавало его волнение. Он говорил, что в большом городе всегда робеет.
Один Маратик ничего не боялся.
— Это Америка? — спрашивал он. — Америка?
— Тише! — обрывала его Ася.
Вдруг все как по команде остановились. Никто не мог теперь пошевелить рукой, ни переступить с ноги на ногу, словно ток пробежал по телам. И сразу вслед за этим над ними появился вертолет, похожий на дракона, с глазами, ушами и раскрытой пастью, из которой с шипеньем вылетала струя белого пара.
— Дезинфекция! — воскликнул Утяев. — Убейте меня, дезинфекция!
Пространство заволокло паром. Он был теплый и сладкий на вкус, как пастила, лишь чуть пощипывало лицо, руки. Утяев чихал и кашлял. Ефрем хотел показать приятелю жестом, что нельзя сейчас разговаривать, но, окутанные паром, они не видели друг друга.
Через несколько минут пар рассеялся. И Утяев вновь заговорил.
— Как говорится, э-э-э-э…
— Помолчи, братец, — сказал Ефрем.
Тут случилось новое чудо. Стена бесшумно раздвинулась, и пленники увидели желтых солдатиков с автоматами. Солдатики быстро расступились, и с асфальта по мостику съехала открытая платформа с поручнями, никем не управляемая. Платформа остановилась возле пленников.
— Сид даун, плиз! Зетцен зи зих, битте! Садитесь, пожалуйста!
— Битте! Битте! — послышался голос из невидимого динамика.
Получив знак от Ефрема, все стали садиться. Первым на платформу вскочил храбрый Маратик.
— Ася, посмотри, — крикнул Маратик, — у этого трамвая нет колес.
В самом деле, у платформы не было колес, она висела над землей на расстоянии двадцати, не более, сантиметров. Когда люди садились, платформа раскачивалась, как лодка на воде.
