Свен Карстен - Страна Лимония
Под влиянием Крысиных рассказов его чувство к этой девчонке странным образом изменилось: телесная тяга почти исчезла, словно она стала Серёге сестрой или, и вправду, дочерью, но зато появилась и окрепла какая-то внутренная, душевная неразделимость с ней. Если бы Крыса пошла вдруг в огонь, или в другую какую-нибудь явную погибель, Серёга бестрепетно пошел бы следом, это теперь подразумевалось как бы уже само собой. Бросить Крысу он больше не мог, и сегодня, и вовеки. Это было бы нечестно, а значит – и невозможно.
А при чём тут – "если бы"?! Крыса и шла, именно что, на погибель. Серёга глотнул воды из бутылки, подобрал укатившуюся со стола гранату – и побежал догонять.
Шли не таясь, надоело бояться. Дорога была знакомая – мимо общежития, с дежурившим у его дверей белым патрульным мобильником, через Вогрэсовский мост, мимо спасательной станции, сегодня, почему-то, без флага на мачте, мимо останков какого-то древнего памятника, торчащего к небесам бетонными раскрошившимися зубцами, дальше – вверх, запутанными, утопшими в песке улочками, мимо спящих за железными ставнями домов и домишек. Собаки своим гавканьем передавали Серёгу с Крысой вдоль по улице словно эстафету. Солнце разогревалось за спиной, как кухонная плита. Железный цыплёнок всё требовательнее стучал клювом в скорлупу гранаты, просился наружу. Серёга придерживал зеленое яйцо под рубашкой занемевшей уже ладонью – и боялся, и хотел выронить, потерять, забыть где-нибудь в канаве.
На середине пути, на бескрайнем пустыре у подножия колоссальной высоты жилого дома, Крыса подвернула ногу, зацепившись бутсой за торчащую из мусора арматурину. Ахнув сквозь зубы, Крыса нелепо взмахнула руками и шлёпнулась с размаха на утоптанную землю, расцарапав ладони и порвав на коленке джинсы. Серёга бросился помогать и поднимать, но Крыса оттолкнула его подставленные руки и встала сама, поплелась вперед, прихрамывая, чем дальше, тем больше. Кровь с запястий она слизывала языком.
Солнце выкатывалось всё выше. Черный, в рыжих потёках репродуктор на столбе – Крыса и Серёга как раз проходили мимо – издал шесть пронзительных писков разной степени противности, захрипел и выдавил из себя гулкие, трубные звуки зачина государственного гимна. Вступление подхватил многоголосый хор – казалось, что поют миллионы человек. Музыка не взлетала, она словно бы стелилась по земле, придавленная своей торжественностью. Пели неразборчиво, Серёга угадывал лишь отдельные слова, да и то – ориентируясь больше на рифму. В песне было намешано всё – на заставе не смыкал глаз боец, в ските молился инок, ветер стремился от Черного моря к Белому, всплывал Китеж-город, и брат с сестрой бросали в землю зёрна, невзирая на выпавший за ночь снег. Но припев искупал все огрехи, он был, действительно, велик и прекрасен: Мама-Русь, – выводили со стоном детские голоса, Мама-Русь! – выли женщины, Мама-Русь! – ревели медведями мужики.
Мать Крысы, убитая по пьянке мужем-полковником. Серёгины матери, таскающие на себе мешки с картошкой с поля к зимним ямам, прячущие в подполе посылки с немецкой гуманитарной помощью, меняющие огурцы на таблетки из мела. Баба с аккордеоном, горланящая на забаву толпе скабрёзные частушки. Все они, и еще немерянное количество других матерей, женщин, баб и девушек было в этих исторгнутых из души словах: Мама-Русь!
Железный цыплёнок долбанул клювом прямо Серёге в сердце, наполнив его тупой, тягучей болью. Серёга достал гранату из-за пазухи и прижал к щеке, шепотом уговаривая птенца подождать еще чуть-чуть, потерпеть, не приходить пока еще в этот обреченный, полный зла, страха и ненависти мир.
Крыса остановилась внезапно, встала, пошатываясь, запрокинула лицо вверх. Серёга испугался, что она совсем обессилела и попытался поддержать ее за плечи, но Крыса только дёрнула локтем, освобождаясь.
– Санди сказал, это здесь, – на слове "Санди" у нее дрогнул голос. – Дом нашего сучьего Быта.
Серёга посмотрел вперед. Полнеба закрывало серое, рассеченное стёклами окон на ломти, высотное здание. Огонь рассвета горел в его этажах. "Альфа-банк" – значилось поверху его ржавыми буквами.
– Наверх, – скомандовала Крыса.
Половинкой кирпича Серёга высадил стекло в окне второго этажа, залез по стене, цепляясь за штыри, оставшиеся от срезанной под корень пожарной лестницы. В комнате наверху вышиб пинком дверь в коридор. Там ему на глаза попался рулон пожарной кишки в настенном ящике без дверцы, Серёга размотал брезентовый рукав и скинул конец шланга в окно – Крысе. Не без проблем, но ее таки удалось тоже втянуть в окно, и даже не оцарапать осколками. Отдышавшись, они пошли искать лестницу наверх, открывая по пути все двери.
Комната, заваленная до потолка стульями. Комната с десятью гладильными досками в три ряда. Пустая комната, пол выложен пожелтевшими газетами. Комната с одной только картонной коробкой, сверху – остатки еды. Комната со столами буквой Т. Закрытая комната с табличкой "Контрольный отдел" на двери. Пустая комната с верёвками под потолком, на веревках – флажки и бумажные фонарики, в углу – бутылки. Комната со странного вида машинами, пыльными, на зеленых станинах. Комната с засохшим фикусом.
Лестница нашлась в конце коридора, ее перегораживала железная решетка. В решетке была дверь, в двери – замок. Язычок замка был спилен. Серёга открыл дверь и они стали подниматься.
Лестница давалась Крысе хуже всего. Нога распухла уже так капитально, что бутсу пришлось снять. Вместо щиколотки у Крысы на ноге оказался красный горячий шар.
– Поссать надо на ногу, и всё пройдёт, – сказала Крыса, кривя губы.
Серёга посмотрел через перила вверх, почесал макушку, сплюнул, взвалил Крысу на закорки. Пошатнулся, несколько раз подкинул Крысу поудобнее, велел ей держаться за плечи, а не за шею, и пошел считать ступеньки. Крыса ехала тихонько, деликатно, в ухо не сопела и пятками не пришпоривала.
– Я такая дура, – сказала Крыса где-то между шестым и седьмым этажами, но дальше тему развивать не стала.
На площадке последнего этажа нашлась дверь на крышу. Вместо висячего замка в ушки запора был вставлен металлический прут. Крыса вырвала прут, как меч из ножен, со скрежетом, Серёга толкнул дверь ногой, и они вышли на крышу. То есть, вышел-то только Серёга, а Крыса выехала верхом, с прутом в руке.
Солнце опалило щеку, как пламя костра, ветер выжал слезу. Город под ногами рассекался надвое широкой прямой улицей, черневшей кляксами свежего асфальта, справа виднелась река, слева – круглая блямба здания Трибунала. Детский городок со сгоревшей каруселью заслоняли деревья.
Посреди крыши стоял хлипкий стул на металлических ножках, рядом – консервная банка с окурками. От железной радиомачты убегал за окоём крыши и дальше, к другой стороне улицы, стальной трос. Никакого ограждения вокруг крыши не было. Серёга сгрузил Крысу на стул, подступил к краю крыши и заглянул вниз, холодея животом.
– И что теперь? – спросил он, возвращаясь к Крысе, сидевшей на стульчике, словно принцесса на троне.
– Кидать, – Крыса показала рукой, как именно кидать. Так только бабочек ловить, из-за головы, подумал Серёга.
– Куда? Туда?! – Серёга обернулся через плечо, сплюнул и покачал головой. – Далеко больно. Не докинуть. А докинуть – не попасть. Что-то тут Санди не додумал.
Серёга поднял банку с окурками, размахнулся как мог, и кинул в сторону улицы. Банка, разбрызгивая окурки, закувыркалась вниз, ударилась о край низенькой пристройки к Дому Быта, пропала среди деревьев. Метров тридцати не хватило.
– А вот Санди бы докинул! – со слезами в голосе заявила Крыса.
Серёге захотелось сказать Крысе что-нибудь резкое – типа: Санди бы даже за кольцо дёрнуть не сумел бы правильно – но он сдержался.
– Может, примотать гранату на палку? – пробормотал Серёга, оглядываясь. – Тогда замах больше…
Далеко в стороне взвыла сирена. Крыса вскочила со стула, Серёга бросился к краю, нашаривая за пазухой гранату. Из-за здания Трибунала вылетела патрульная машина, потом еще одна, за ними тяжело выворачивал огромный белый грузовик-фургон с полотняным кузовом. На крыше фургона красовался широкий кровавый медицинский крест. Разлапистый, идеальная мишень для анархиста.
– Это они! – закричала Крыса. – Шойга! Едут! Ну, бросай! Бросай же!
Грузовик стремительно приближался, по полотняным его бортам ходили волны. Серёга заметался, начал срывать зачем-то рубашку, запутался в пуговицах, оставил. Отбежал подальше, потом кинулся ближе к краю. Граната вырывалась из рук, просилась в полёт, цыплёнок внутри неё что было мочи колотил клювом в скорлупу. Крыса подпрыгивала на месте и потрясала кулачками, что-то кричала, но вой сирены заглушал всё.
– Не докину! – заорал Серёга в ужасе.
– Ки-и-и-и-нь! – взвилась сирена. – Кида-а-а-а-ай!
– Нет! – крикнул Серёга.
