Салман Рушди - Гримус
— Вы были женаты? — спросил его Взлетающий Орел.
— О да, — ответил Виргилий Джонс. — В свое время. Кажется. Недолго.
Поднялся ветер. Их изорванный парус наполнился. Они продолжали плыть неизвестно откуда неизвестно куда по бесконечному морю.
— В бесконечность, — объявил Виргилий Джонс, — туда, где разрешаются парадоксы.
— Виргилий, — спросил Взлетающий Орел, — как вы думаете — я поправлюсь?
— Что? Поправитесь?
— Да, от Болезни Измерений, — объяснил Взлетающий Орел. — Сейчас я отлично себя чувствую. Все успокоилось. Я уже здоров?
— Не знаю, — ответил Виргилий. — Может быть да. А может быть и нет. Чудовища не приходят поодиночке. Встреч с ними бывает несколько. Вы сами должны знать.
— Нет, — возразил Взлетающий Орел. — Я ничего не знаю.
— В любом случае (это только между нами), — заговорщицски проговорил Виргилий, — я уверен, что с чудовищами мы справимся.
Горф составил новый план. Больше он вмешиваться не станет. Но немного ускорить развитие событий все-таки не мешает; его уже начала одолевать скука. Появление на сцене мистера Джонса делало представление еще более интересным.
Глава 24
Навстречу им из моря поднялась невиданная суша, не земля и не камень, странная и настораживающая. Сушу эту нельзя было назвать твердью или жидкостью — ни то, ни се, скользкая и блестящая студенистая масса. Несколько мгновений суша висела над морем, обретая форму, потом постепенно загустела в патоку и наконец застыла и остекленела. Над стеклянистой поверхностью курился не то легкий пар, не то дым.
Виргилий Джонс знал, что это такое. Это было самое близкое к выходу и в то же время самое опасное во всем Внутреннем Измерении место. Они подошли к краю сознания Взлетающего Орла, к границе, за которой его чувства и разум соприкасались с пустотой. Это была еще непаханая почва, сырье для нового для разума материала. Если им удастся повести себя правильно, правильно воздействовать на этот нехоженый край, то он выведет их прямиком туда, куда нужно; но если у них не хватит сил справиться с хаосом, то его вихри подхватят их и унесут прочь из сознания Взлетающего Орла. Тогда их ждет смерть.
Плот уткнулся в сушу — или соединился с ней. Они осторожно ступили на лишенное цвета и формы вещество. Взлетающий Орел нервничал.
— Мы в самой глубине, — объяснил ему Виргилий Джонс. — Теперь все зависит от нашей выдержки. Нужно собрать все силы и сосредоточиться. Соберитесь и представляйте себе топографию этого Измерения, поскольку, как и в любом Измерении, здесь есть свое устройство. Внутренние Измерения обычно имеют вид набора концентрических кругов.
— Набора концентрических кругов, — повторил Взлетающий Орел.
— Сейчас мы стоим на внешнем круге. Нам нужно добраться до центра.
— Добраться до центра, — повторил Взлетающий Орел.
— Как только мы встанем на центральный круг, дальше нам придется взбираться вверх. Пробуждение лежит прямо над центром. Все понятно?
— Да, — ответил Взлетающий Орел.
— Если у нас хватит сил, то, возможно, нам удастся создать из вещества, на котором мы стоим, проход. По этому проходу можно будет добраться напрямую до центра, и Измерения не смогут нам помешать.
Сам Виргилий Джонс уже вошел в свое новое измерение. Его тон стал жестким и непререкаемым, властным. Взлетающий Орел закрыл глаза и принялся выстраивать из вещества своего разума проход.
Проход, точнее, тоннель, открылся прямо перед ними. Темно-серые стены трубы тоннеля изнутри озарял приятный желтый свет. Радость Взлетающего Орла немного омрачило то, что, как он убедился вскоре, тоннель этот в точности повторял форму того красного коридора, по которому в самом начале Болезни от него убежала сестра Птицепес. Его сила пошла на убыль — бесконечная серая труба вздрогнула и заволоклась туманом — но Взлетающий Орел вновь овладел ситуацией. Виргилий Джонс с облегчением увидел, как монументальное сооружение отвердело, материализовавшись окончательно. Присмотревшись, он увидел крохотное светящееся полукружие далекого выхода.
— Пора в путь, — сказал он Взлетающему Орлу.
Взлетающий Орел ничего не ответил. Он из последних сил крепил тоннель по всей его длине, поддерживая волей «цемент» его существования до тех пор, пока этот «цемент» не «схватился». Решив не терять пока времени, Виргилий Джонс сосредоточился на создании средств передвижения. Через несколько мгновений (быстрота и точность исполнения приятно поразили самого Виргилия) он уже гордо держал за рули пару велосипедов.
— Все, что могу, — извинился он перед своим спутником, — тайна внутреннего сгорания всегда была выше моего разумения.
Тоннель наконец «схватился» на всем своем протяжении. Оседлав свои технические анахронизмы, они покатили к далекому манящему световому пятну, набирая скорость.
Несмотря на все последние несомненные успехи, Виргилий Джонс, как заметил Взлетающий Орел, по-прежнему был чем-то обеспокоен.
— Виргилий? — спросил он. — Вы ничего не скрываете от меня?
— Что вы, мой дорогой друг, — поспешно отозвался Виргилий Джонс. — Конечно, нет.
— Это хорошо. Тогда ответьте — вы знаете, что на другом конце тоннеля?
— Мой дорогой друг, — повторил Виргилий Джонс и замолчал; после паузы он тихо продолжил: — Это целиком зависит от вас.
— Не понимаю.
— В данный момент, — ответил Виргилий Джонс, — там вообще ничего нет.
— Тогда зачем волноваться?
Виргилий Джонс откашлялся.
— Вы очень необычный молодой человек, — проговорил он. — Возможно, не следовало… — Виргилий замолчал.
— Не следовало что?
— Не следовало помогать вам сражаться с чудовищами, — ответил Виргилий Джонс и объяснил.
После того как объяснения были закончены, Взлетающий Орел уже знал, чего ждать.
Излечение от Болезни Измерений процесс крайне сложный и многогранный. Для того чтобы избавиться от Болезни, недостаточно просто уцелеть, недостаточно найти выход из лабиринта. Все это не избавляет вас от Болезни, которая может повторяться снова и снова. Как только Болезнь проникает в вас, ваша сопротивляемость быстро снижается; после первого приступа нужно ожидать новых, более серьезных, начинающихся без предупреждения. Излечение тоже нельзя назвать законченным процессом; по сути дела излечение означает избавление больного от худших сторон воздействия Эффекта на разум. После этого о смерти речь уже не идет, однако остается нечто хуже смерти.
Каждую жертву Болезни Измерений на ее пути подстерегали чудовища, в каждом случае конкретного и оригинального вида — не кто иные, как наши собственные грехи, льющие масло в пожирающий нас изнутри огонь совести. Черви собственной души лишают нас сил. Через некоторые препятствия несчастный может перескочить (конечно, если у него достанет решительности). Но зачастую препятствия эти оказываются нам не по зубам; тогда человек умирает. Или не умирает, но остается существовать в виде совершенно исправной телесной оболочки с выжженным мозгом.
Все, что я делал до сих пор, сказал себе Взлетающий Орел, я делал только чтобы выжить. Столько времени ушло, чтобы добиться такой малости. Вся моя жизнь — это поиск пути через путаницу ходов, пути, ведущего к сестре Птицепес и Сиспи, пути наружу, к свободе. Сиспи отнял у него половину человеческого, после чего он не мог найти даже самого себя. Именно обедненность души и привела Взлетающего Орла на край гибельного кризиса. К этому бремени теперь прибавился новый крест — ответственность за жизнь Виргилия Джонса, спасителя, друга и проводника. Ну почему, мучительно думал он, все и вся, рядом с чем я ни пройду, немедленно подвергается опасности? У меня никогда и в мыслях не было причинять кому-нибудь вред.
Словно прочитав его мысли, Виргилий проговорил:
— За меня не беспокойтесь. Я рад, что сумел вам служить. Может быть, пригожусь и в будущем.
Тут Виргилий покривил душей — и знал это. Все, с чем они встретятся за неуклонно увеличивающимся полукругом света, коснется только Взлетающего Орла. В схватке сможет участвовать только он. Никто другой не сможет помочь ему — чужая помощь лишь снизит его шансы на успех.
Взлетающий Орел поиграл желваками.
Птицепес: он так долго ее искал: она будет означать конец его скитаний. Что он видит сейчас перед собой? — гигантский серый тоннель с бугристыми стенками и гладким полом. Не это ли символ его жизни — слепое бегство от себя? Бесконечное путешествие через бесплодные земли, лишившее его единственного сокровища — жажды жизни. Стоит ему выйти из тоннеля (он был почти уверен в этом), и его поиску придет конец. Неужели? Он доберется до К., и этот город станет его домом. Жизнь в дружелюбном обществе равных покажется ему достаточной наградой, более чем достаточной, пусть даже отпечатки его пальцев давно стерлись о гладь вечности. Но если гора Каф тоже не совершенна (ведь нет на свете Утопии), что тогда? Конца пути нет, ибо совершенство есть высшее проклятие. Так он и будет продолжать бесконечные поиски ложной человеческой добродетели, грязной и бородавчатой, среди ее мнимо-великолепных носителей.
