Анатолий Радов - Студия "Боливар"
— И кто здесь был?
— Почти все, кроме Марии и Мика.
— А Первый?
— Его уже не было, но мне рассказали о нём. Правда очень-очень немного. Только то, что он появился здесь первым.
— И всё?
— И всё. Потом я стала привыкать к здешней жизни. В начале было очень трудно, потому что на меня положил глаз Инри. Он угрожал мне. Говорил, что бросит меня Боливару. Я не знала, что делать, и пожаловалась Алексу. Он показался мне единственным порядочным здесь. И он поговорил с Инри.
— И что?
— Не знаю. Алекс ничего не сказал. Он только сказал, что Инри не будет больше приставать.
— Интересно, как это у него получилось?
— Я не знаю.
— Узнаем — сказал я — Я попробую спросить об этом у Алекса.
— И потом потекла обычная здешняя жизнь.
— А почему он не разрешает жарить мясо?
— Сначала мы жарили мясо, но потом, после того, как Алекс поговорил с Инри, мясо жарить было запрещено.
— Странно.
— Ничего странного. Я думала об этом, и мне кажется, Инри просто решил проверить свою власть над нами.
— А-а, я всё понял. Алекс чем-то запугал его, а он не мог ничего противопоставить в ответ, потому что был не уверен в пастве.
Скорее всего так оно и было. Но почему потом, он не отомстил Алексу?
Снаружи послышался лёгкий шорох. Алина испугано подвинулась ко мне.
— Наверное, показалось — еле слышно прошептал я — Или птица.
— Здесь нет птиц — таким же шёпотом ответила Алина, а по моей коже пробежала дрожь истомы. Ничто не может так взволновать, как шёпот женщины в темноте.
— Как это нет?
— Я ни разу не видела.
Наверное, тот бешеный воробей был единственным, подумал я. А может, он как-то попал сюда вместе со мной? Хотя, вряд ли. С другой стороны, он же был возле остановки до того, как я оказался в этом мире, а потом напал на меня уже здесь.
Шорох больше не повторился, но Алина и не подумала отодвинуться к стенке. Я теперь чувствовал и её тепло, смешанное с запахом леса.
— А если ты найдёшь выход, ты вернёшься за мной? — вдруг спросила она.
— Конечно.
— Почему? — просто спросила она.
Внутри меня всё замерло. Ответ был намного сложнее самого вопроса. Или наоборот слишком простым. Но сказать его было почему-то не легко.
— Я просто... понимаешь... просто не могу тебя оставить здесь.
— Ты так и не ответил, почему?
— Ты мне нравишься — выдохнул я.
— Правда?
В темноте послышался лёгкий шорох. Наверное, она придвинулась ещё ближе, подумал я, едва сдерживаясь, чтобы не найти её в этой темноте, обнять и прижать к себе. А затем целовать, пока не закончится время тьмы, наплевав на всё в этом долбаном мире.
— Давай уйдём вместе — прошептала она, и я почувствовал её влажное дыхание.
— Сейчас нельзя вместе.
Она приблизилась ко мне вплотную, и я поднял руки, нашёл в темноте её хрупкое тело, и поцеловал её сначала в шею, а потом в чуть дрожащие губы. Я стал ласкать её спину, и она бесшумно, словно кошка, легла на сухую траву.
Мы целовались, и хотя безумие вовлекало нас в свою бездну, мы оба прислушивались к тишине, словно два маленьких львёнка, оставшихся в логове без львицы и боящиеся каждого лёгкого шороха.
Она тихо дышала, но в этом дыхании было больше, чем в откровенном стоне, и полная тьма вовлекала нас в мир одних только ощущений.
Я старался почувствовать её всю, мои руки запоминали каждый сантиметр её тела, горячего и гибкого. Её руки ворошили мои волосы, а губы становились невесомыми, словно маленькие белые облака в ясном небе. И казалось, они тают, становясь одной живительной каплей.
Мы прислушивались. К себе, к своим ощущениям, к темноте снаружи шалаша. Мы стали абсолютным слухом, таким тонким, что нам уже не нужно было ничего говорить друг другу, мы слышали мысли и тонкие колебания нервных клеток, неторопливо рождающих блаженство.
Потом мы, усталые, лежали обнявшись, забыв о том где мы, забыв о всех опасностях. Мы переживали неизбежную пустоту, приходящую после наслаждения. Мы, опустошив друг друга, теперь наполнялись чем-то новым, и это новое, было намного лучше всего прежнего.
Мне до безумия хотелось курить. Она продолжала гладить мои волосы, а я жалел, что не могу посмотреть ей в глаза.
— Ты вернёшься за мной? — спросила она, когда наши тела и мысли, наконец-то вернулись к норме.
— Да.
— А как тебя зовут по-настоящему?
— Виктор — сказал я, и это имя почему-то показалось мне совсем незнакомым, словно оно уже не принадлежало мне теперешнему.
— Виктор, значит победитель — прошептала она.
Я знал, что мужчине, для того чтобы победить, нужна женщина. И как бы он не прятался в одиночество, всё равно, всё, что он делает, всё это ради женщины. Иногда ради будущей женщины, которую он видит только в своих снах. Но все сны однажды сбываются.
И теперь, я лежал в полной тьме, словно пробудившись от всех своих снов, и знал, что уже не смогу уснуть. Не смогу, пока не сделаю всё возможное, чтобы выбраться отсюда с нею. И плевать я хотел на всяких Инри со своими сворами, на всех режиссёров и Боливаров.
— Я найду режиссёра — сказал я — И заставлю его вернуть нас обратно.
— А где его искать?
— Я ещё не знаю. Но я могу позвонить ему. И когда я позвоню и назову его сволочью, думаю ему придётся встретится со мной.
— А если он не захочет?
— Тогда... тогда мы пойдём с тобой по дороге. И когда-нибудь она закончится. Ведь не мог же он создать бесконечный мир.
— Ты знаешь, я верю тебе. Одной мне было страшно, и я не верила, а теперь верю. Обними меня сильней.
Я прижал её к себе и поцеловал.
— Я вернусь к Алексу, и мы вдвоём что-нибудь придумаем. Он тоже немного сдался, но это от одиночества. Вдвоём нам будет легче.
— Алекс здесь уже очень долго. Я не знаю, чтобы я делала, если бы пробыла здесь столько, сколько он.
— Алекс сказал, что в этом мире, кроме как в деревне, воды нигде больше нет.
— Да. Только у Инри в шалаше. Он построил свой шалаш над колодцем. И туда имеет право входить только Мария.
— Если мы решим уйти, нам придётся как-нибудь захватить с собою побольше воды. Слушай, а почему бы нам с Алексом просто не перебить всех ночью, а?
— Ты сможешь убить?
— Не знаю. Я не думал об этом. Наверное, это глупая мысль.
— Конечно, глупая — голос её расстроился — Разве ты такой? Пусть они будут сто раз плохие, но убивать всё равно хуже.
— Извини, я не подумал. Просто ляпнул глупость — я нежно поцеловал её — Мы уйдём отсюда, а они пусть остаются здесь. Или ты хочешь кого-то взять с собой?
— Не знаю. Если бы Лиза была живой — она тяжело вздохнула — Я бы обязательно взяла её. Я её очень любила. Она так заразительно смеялась, мне всегда хотелось смеяться вместе с ней.
— Я видел, как Боливар убил её — сказал я.
Она дёрнулась, словно испугавшись, и высвободившись из моих рук, поднялась. Она сидела в темноте, и я уже жалел, что сказал правду.
— Как... как это ты видел? — спросила она дрожащим голосом.
— Просто я появился здесь чуть раньше, чем сказал Алекс.
— Значит, ты соврал.
— Всё это лишь для того, чтобы вы не посчитали меня виноватым в её смерти. Алекс сказал, что появляться тогда было опасно.
— А ты не виноват? — спросила она, и её голос вновь дрогнул.
— Конечно нет — громко ответил я — Я пытался спасти её, но не смог.
— Тише — прошептала она.
— Иди ко мне — тихо сказал я.
Она осторожно прилегла рядом, словно всё ещё в чём-то подозревая меня и боясь.
— Неужели ты думаешь, что я в чём-то виноват? — шёпотом спросил я.
— Нет — ответила она — Просто я очень боюсь тех, кто умеет врать. Мой отец... он всегда врал мне, маме...
Она замолчала, а я провёл рукой по её мягким волосам.
— Я никогда не буду тебе врать — сказал я — Так получилось, что Лиза спасла мне жизнь.
— Спасла?
— Да. Боливар, наверное, хотел напасть на меня, потому что я бежал и он меня видел. А она... она в это время сидела на корточках, сжавшись от страха в комочек. Но когда монстр приблизился, она резко вскочила на ноги, и Боливар увидел её и... убил.
— Ты не виноват — почти беззвучно выдохнула она.
— Наверное — сказал я — Хотя иногда мне кажется... Нет, я ничего бы не смог сделать. Убив её, он напал на меня. Но почему-то оставил в живых. А когда я очнулся, я уже лежал в шалаше Алекса.
— Тебе повезло.
— Да — согласился я.
— Мне нужно идти.
Я посмотрел на неё, хотя и знал, что ничего не увижу, но видимо это было просто привычной реакцией.
— Сейчас? — спросил я, пытаясь во мраке представить её.
— Да. Время света может наступить в любой момент. Никто не должен знать, что я была здесь.
— Конечно — согласился я.
Она приподнялась и завозилась в темноте. Я слышал шорох платья и её дыхание.
— Завтра я уйду — сказал я.
— Сделай это как можно раньше — шорох платья и её шёпот смешались в одно.
