Владимир Аренев - Душница
Было слышно, как ходят по гостиной и тихо переговариваются родители. Потом свет погас, клацнула дверь спальни. Он лежал и сперва считал до ста, потом — мысленно читал дедовы стихи. На пятом решил, что времени прошло достаточно.
В гостиной было тихо и темно, как и во всём доме; только свет от фонаря падал косой неровной линией да светились янтарными огоньками кнопки телевизора с видиком.
Сашка подошёл, крадучись. Босые ноги неслышно скользили по ковру.
Шарики висели всё там же, под иконой Искупителя. Он встал перед ними, протянул руку с ножом…
Ты ведь не против, деда? Знаю, ты хотел бы, чтоб всё… по-другому, но… Честно, я бы и сам хотел. Только времени не осталось. Папа готов отдать тебя в душницу, мама согласна… пока согласна. Вот только она уже может тебя слышать, я не знаю почему, но догадываюсь: ей помогает сестричка.
Если мама поймёт, что это ты поёшь…
Деда, я видел маму Курдина. Я не хочу, чтобы — так.
Помнишь, ты писал в «Горном эхе»: «Мёртвые к мёртвым, живые — живым»? Ну вот… вот.
Не спрашивай, почему я это делаю, ради кого. Сам не знаю: для мамы, для тебя, для себя, для сестрички… Просто делаю, потому что так надо, так правильно.
По-другому нельзя.
Твой приёмный сын — выходит, мой приёмный дядя?!.. — не мог. Он понимал лучше, чем я, но у него долг, обязанности.
Я всё сделаю как надо. Постараюсь, честно. Я — скоро…
Ты главное потерпи, не пой. Видишь, вот он. Тот самый, которым ты тогда резал торт после премьеры спектакля. Я читал в дневниках Курдина… в смысле, его деда; точно — тот самый. И про то, как это было — читал.
На сцене, при всех… Наверное, сильно он тогда твою поэму перекурочил, да? Я бы тоже, наверное, так же бы поступил, правда.
Глупо как: когда-то я думал, ты на меня обиделся и поэтому молчишь, я думал, это как-то связано: то, что с тобой случилось, и то, что я понёс его в школу.
Мне будет жалко, правда. Но… По-другому не получится, деда.
Я бы хотел поговорить с тобой, хотя бы разок. Спросить, шепнул ли ты тогда что-то Рукопяту. Рассказать… да про кучу разных вещей, все не перечислить. Главное: сказать тебе, что я тебя…
Вспыхнул яркий свет.
— Сашка! Ты что это?!.. Ты!.. Ах ты Господи, отойди оттуда! Сейчас же! И убери нож!
— Мам, я…
— Отойди, я сказала!
На пороге спальни появился взъерошенный отец:
— Что тут?.. Сашка, сдурел, что ли?! А ты чего шумишь?..
— У него нож!
— Закрытый, посмотри сама.
— Да, мам, вот. — Сашка догадался, в чём именно на короткий, страшный миг заподозрила его мать. — Ма, ты правда подумала, что я могу?!.. — едва не плакал от обиды и несправедливости.
— А зачем ты вообще сюда пришёл?
Сашка вздохнул, успокаиваясь.
— Да глупо получилось… — Он пожал плечами, придумывая на ходу. — Вот… помнишь, я читал деду, чтобы… чтобы разговорить.
— И что? — раздражённо спросил отец.
— И ничего не получилось. Я решил, может, если показать ему какую-нибудь старую вещь — ту, которая была с ним много лет, которая связана с чем-то запоминающимся… А ножик ведь у него был с полуострова ещё; а потом дед им на премьере кусок вырезал. Ну, тот, которым в лицо деду Курдина заехал. Я, ма, — добавил Сашка, — поэтому вечером в комнате и убирал: искал ножик.
— До утра потерпеть не мог? — Отец устало провёл ладонью по лицу, вздохнул. — Так, всё, отбой. Ты в порядке?
Мама кивнула.
— Ну и хорошо. Давайте спать. Некоторым, конечно, в школу не надо — вот и дуреют, а некоторым, между прочим, подрываться до зари. И погасите наконец этот чёртов свет!..
* * *Весна наконец-то ворвалась в город — не зная пощады, не признавая границ. В парке воздух звенел от птичьего чириканья. Все лавочки были заняты мамашами да пришвартованными рядом колясками.
— Лепота! — подпрыгнув, Лебедь сорвал листок каштана и теперь шёл, помахивая им, словно опахалом. — Скажи, Турухтун, тебе всё это не приснилось?
— Так поможешь или нет? — уточнил Сашка, сунув руки в карманы.
Лебедь помолчал, разглядывая чёрную путаницу проводов-душеловов — там, поверх крон.
— Вообще-то уже помогаю, — сказал почти обиженно. — Но если хочешь знать моё мнение — это глупо.
Мнение своё за последние пару часов он уже озвучивал раз пятнадцать.
— И кстати, а на фига Курдину нож твоего деда? — Это была новая тема в Лебедевых стенаниях. — Курдин что, тайный поклонник его творчества?
— Не всё равно? — Сашка с деланным безразличием пожал плечами. — Мне нужны были деньги, ему — ножик. Главное: Курдин не разболтает.
— Эй, Турухтун, что за гнусные намёки?! Я ж могу и обидеться!
— Никаких намёков. И вообще — на воре и шапка горит.
— А в глаз?
— Ха, это всё, что ты можешь сказать?!..
О своём вопросе Лебедь уже забыл. Сашка привычно зубоскалил, думая о Курдине. Тот не спрашивал, зачем нужны деньги, просто согласился. Сказал: а вдруг?.. вдруг, если принести ножик его, Курдина, деду — вдруг тот… очнётся?
И ещё сказал, что в любом случае берёт ножик на время. Как будут у Сашки деньги — вернёт, а Курдин ему — ножик. Он ведь, Курдин, понимает…
Парк закончился, Лебедь с Сашкой свернули направо и по узкой улочке спустились на проспект.
— Ты только не стремайся, — напомнил Лебедь. — Мы же ничего не нарушаем… пока.
Над строгой витриной чернели готические литеры: «Ритуальные услуги». Сашка толкнул дверь и вошёл — из распаренного тепла улицы в прохладный сумрак. Изнутри магазин напоминал прихожую какого-нибудь знатного лорда. Увитые резным плющом столбы разделяли пространство на две части. В дальней, у самой стены, тянулась стойка с «образцами». Справа — несколько кресел, слева — стеклянные витрины и едва приметная дверь.
С потолка лился приглушённый свет. Приятный женский голос напевал что-то молитвоподобное. Сашке понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: это запись.
— Чем могу?.. — из двери явился сухощавый старик. Такие, подумал Сашка, обычно работают сторожами в садах. Таких кашей не корми — дай пальнуть по нарушителю.
Старик оглядел их с Лебедем и вежливо полюбопытствовал:
— Вы, молодые люди, ничего не перепутали? Компьютерный клуб находится дальше по улице.
— Не-а. — Лебедь так и вошёл, с каштановым листком в руке. Сейчас он вертел его в пальцах, оглядываясь по сторонам. — Скажите, а тут шарики продают. О! Вот, гляди, — он дёрнул Сашку за рукав и показал на стойку. — То что нужно, как считаешь?
Модель они нашли по интернету. Это было нелегко, сейчас такой цвет уже не выпускали.
Сашка тихо радовался, что модель дешёвая. На дорогую ему не хватило бы ни собственных сбережений, ни денег, вырученных у Курдина.
— Этот не продаётся, — процедил старик, не двигаясь с места. — Демонстрационный экземпляр, с браком. И других нет: модель снята с производства. — Прежде, чем Лебедь успел вставить хоть слово, старик скрестил руки на груди и заявил: — Наконец, главное: несовершеннолетним товар не отпускаем.
Сашка готов был убить обоих.
— Простите, — сказал он примирительным тоном, — это ошибка. Вы нас неправильно поняли.
— Извинения приняты. Всего доброго, молодые люди.
— Послушайте, нам очень нужна ваша помощь.
Старик нахмурился.
— Мы не собираемся покупать настоящую модель… ну, то есть, если другого выхода не будет… но это дорого для нас, а главное — ни к чему. Сгодится любой бракованный шарик, который просто будет выглядеть как настоящий.
— В первый раз такое слышу. Зачем вам это?
— Для спектакля. Мы в школе ставим. Я играю герра Эшбаха, а вот он — колдуна Душепийцу.
— Очень подходящая роль для вашего приятеля, — заметил старик. — Но в те времена использовали не шарики, а мехи. Возьмите холстину или кожу, сшейте…
— Так у нас училка знаете какая… — Лебедь получил ощутимый тычок и заткнулся.
— Да, — подхватил Сашка, — наша классная хочет, чтобы всё было в современных декорациях. Типа так в Новом театре, знаете?
Старик расплёл руки, хрустнул пальцами.
— Допустим, — сказал, приближаясь к стойке. — Допустим. Но деньги-то у вас с собой имеются, молодые люди? Мы — не благотворительная контора, знаете ли.
Через полчаса они вышли на проспект: Сашка — со свёртком в руках, Лебедь — довольно скалясь.
— Ты чуть всё не запорол, балда!
— Я?! — оскорбился Лебедь. — Между прочим, они действительно не имеют права продавать шарики несовершеннолетним, забыл? Ты бы сразу начал клянчить у него модель для спектакля, он послал бы нас — и большой привет. А так разыграли простейшую схему: «хороший и плохой покупатели». И ведь сработало! Только, — добавил Лебедь задумчиво, — всё равно это без толку.
— В смысле?
Лебедь нарочно полминуты шагал молча. Выдерживал театральную паузу.
— Вот какой, — вопросил, — из тебя старший брат будет? Это же мрак! Совершенно не умеешь мыслить. Во-первых, ты шар своего деда видел? А тот, что купил? Разница заметна невооружённым взглядом, между прочим. Мало перевесить ленточку с именем. Но это ладно, — снисходительно проронил Лебедь, — это мы решим. Из старого сделать новый — оно сложнее, а из нового старый… Ты, конечно, дундук и солдыков всех растрынькал, но хотя бы кисточки и краски остались? Или мне придётся своими жертвовать?