Екатерина Паньо - Имена льда
Злость прошла. Дэн крепко потер ладонями лицо и подумал, что едва не сказал глупость. Впрочем, Мила его поняла. И это тоже было странно для шестилетнего ребенка.
— Меня нельзя убить, — сказала она. — Я уже мертвая.
— Хорошо. Я не могу этого сделать, потому что лишусь работы, а потом твой папа переломает мне кости, — сказал Дэн.
Жираф в отдалении перебирал тонкими ногами и бросал осторожные взгляды на людей.
— Ты сможешь убежать, — сказала Мила, улыбаясь жирафу. — Мой папа не слишком хорошо бегает.
— А то, что я лишусь работы, тебя не волнует?
— Найдешь другую. Ты такой молодой. И у тебя здорово получается выращивать жирафов.
Когда он закончил настройки и дал команду свернуть модель, Мила одной рукой обнимала жирафа за шею, другой прижимала к себе Плита. До самого последнего мига, пока ее мир съеживался, превращался сначала в воронку, а потом в маленький радужный шар, она смотрела на Дэна, и он не мог оторвать от нее взгляд.
Шарик на миг завис над панелью, потом мягко опустился на нее и растворился в своей ячейке.
Дэн стоял один посреди Склепа — в самом центре круглого полутемного зала, опоясанного поблескивающей панелью. Приступ головокружения пройдет через несколько секунд — к сворачиванию пространства невозможно привыкнуть. Зато к головокружению можно. Даже необходимо — если ты настоящий мастер и создаешь мир в натуральную величину. Халтурщики работают с настольными моделями — лепят примитивные ландшафты из готовых запчастей, используя два десятка популярных схем, и втюхивают клиенту как «уникальный проект». В нем, конечно, жить можно, в таком мире. Но и только. Настоящие миры делаются иначе — дизайнер сам должен пройти по нему, присмотреться, прислушаться к запахам и собственному пульсу. Микромир ничем не отличается от реального ландшафта — с точки зрения человека, который в нем живет. Впрочем, халтурщики и реальные ландшафты делают, не вынимая зада из складок кресла. Им все равно, с кем работать — с живым или мертвым.
Честно говоря, Дэну тоже было все равно.
Он зажмурился, сосчитал до десяти. Подождал еще немного — перед глазами все еще мелькали желтые и коричневые пятна, — открыл глаза и сделал два осторожных шага. Слегка пошатнулся.
— Код MU32 — сказал он.
Терминал мигнул и вывел на экран сообщение об успешном обновлении мира MU32.
Дэн свернул свой пульт, сунул в карман инфоблок и направился к выходу.
Ему было все равно, с кем работать — с мертвым клиентом или живым, но находиться в Склепе было муторно. Дэн не мог заставить себя задержаться и поработать еще с двумя-тремя мирами. Он зайдет сюда после обеда. А лучше, завтра.
Несмотря на тонкие настройки климат-контроля, в Склепе всегда было холодно, а когда особенно нервные посетители поднимали температуру, становилось жарко, как в аду. Изменение освещения тоже не помогало — оно было либо тусклым и сумеречным, либо сразу же, без переходов, нестерпимо ярким, слепящим, словно в больнице или камере для допросов.
Дэн никогда не пытался сделать свое пребывание в Склепе более уютным. Он знал, что это бессмысленно — живому не может быть уютно среди мертвых. Он спускался в Склеп почти каждый день, делал свою работу и уходил до того, как руки начинали ощутимо дрожать. Он не верил в духов, не слышал мистических голосов — он был просто жив и, следовательно, несовместим с обитателями Склепа. Он старался с ними не встречаться. Никогда не сопровождал родственников своих клиентов во время посещений — в его мирах невозможно было заблудиться. Провожатый был нужен только из-за страха встречи с умершим — а тут Дэн ничем помочь не мог. Тому, кто боялся, по его мнению, вообще не стоило посещать Склеп. Да и никому из живых не стоило этого делать.
Посмертные миры создавались совсем не для свиданий — это было место вечного упокоения. К тому же у покойного никто не спрашивал, можно ли его потревожить и когда именно. Поэтому, когда посещения посмертных миров вошли в моду, Дэн ввел в базовую программу дизайна функцию убежища, в котором умерший мог спрятаться от незваных гостей. Эта возможность не значилась в заказе, он даже не обозначал убежищ в проектах — он просто создавал их и считал это делом профессиональной этики.
— Ну что, ты сможешь сбежать от своих покойничков? — спросила Магда.
Они встретились за обедом в Центре. Дэн с удовольствием рассматривал Магду — она была реальной, теплой и живой. Он почти не слушал, что она говорит — это не имело значения. Вполне достаточно ее видеть.
— Ты собираешься отвечать? — раздраженно поинтересовалась Магда.
— А?
Она закатила глаза.
— Ты снова полдня проторчал в Склепе?
Дэн кивнул.
— Ты спятишь со своими мертвецами, — отрезала она. — Ты что, больше не имеешь чем заняться?
— Солнышко, ты прекрасно знаешь — за мертвых платят гораздо лучше, чем за живых.
Он немного кривил душой — платили примерно одинаково и за мертвые миры, и за реальные ландшафты, но заказов на мертвые миры было больше, а возни с ними куда меньше.
— Ну, раз тебе так хорошо платят, мы можем позволить себе две недели у моря? — сказала Магда.
— Ты можешь жить у моря хоть целый год, — ответил он.
Это был неправильный ответ. Она судорожно сжала вилку.
— Мне не нужны твои поделки, — сказала она как могла холодно. — Я хочу к морю. К реальному морю. И я туда поеду — с тобой или без тебя.
Магда не умела держать себя в руках. Она очень старалась, училась, тренировалась перед зеркалом, но ледяное спокойствие, которое она считала признаком аристократизма и ради которого выкидывала огромные суммы на психологические тренинги, оставалось для нее разве что студийным достижением — перед зеркалом у нее получалось отменно. Но в реальной жизни темперамент очень быстро брал свое. Темперамент, из-за которого Дэн в нее влюбился, и даже когда влюбленность прошла, продолжал в ней нуждаться. Ее горячность, способность кричать по любому поводу — от радости, от ярости, от восторга, от страсти. Ее вызывающая живость. Он научился не слушать, что именно она кидает ему в лицо — просто смотреть, впитывать, набираться сил. Она это чувствовала — и заводилась еще сильнее. В конце концов, он оставался в чистом выигрыше, хотя сторонний наблюдатель сказал бы, что он разбит наголову.
Вилка давно была отброшена в сторону. Магда, схватившись за края стола, смотрела на него горящими глазами и шипела, как змея, которой наступили на хвост.
— Создавай моря для своих жмуриков! Ты сам ничем не лучше мертвеца. Зачем тебе живая женщина? С ней одни проблемы! Она, видишь ли, хочет на море!
Дэн нагнулся и подобрал вилку. Когда Магда иссякла, он кротко произнес:
— Почему ты решила, что я против?
Он знал, что это разозлит ее еще больше.
— А как я должна была это понять?
— Совершенно прямо. Мои… жмурики вполне могут обеспечить тебе хоть целый год у моря. У реального моря.
Она упрямо сжала губы и опустила глаза.
— Я сама в состоянии себя обеспечить, — буркнула она и с ненавистью посмотрела на вилку. — В этой чертовой забегаловке есть официанты? Или мне самой идти за чистой вилкой?
Дэн подозвал официанта. Магда уткнулась в свою тарелку. Сегодня вопрос с поездкой к морю снова удалось обойти. Он, в принципе, не против — этим она удовлетворилась. Но это не конец. В ближайшие дни Магда забронирует билеты и отель. Он скажет, что как раз в эти дни никак не может — и это будет правда. Очередной раунд скандала. После которого она все-таки уедет — одна, с подругой или — ему назло — с другом. Который едва ли продержится дольше двух дней, потому что ярость Магды иссякнет, едва она удалится от него, Дэна, на приличное расстояние. Возможно, из всего того, что у нее было, он самый подходящий партнер.
Дэн вздохнул. Ему стало скучно. Магда была интересна только в моменты пиковых напряжений. Сейчас, обессиленная приступом ярости, она казалась жалкой — но пожалеть у него не получилось. Никогда не получалось.
Он заказал ей кофе.
После обеда он все-таки вернулся в Склеп. Со следующим миром было куда меньше технических проблем. В нем корректно работали стандартные программы дизайна. В нем не надо было вручную раскатывать растрескавшиеся валуны и обсаживать их скудным разнотравьем. Всего лишь небольшая перемена климата — чуть прохладнее вечера, чуть резче суточные перепады температуры, обязательно лимоновая рощица, в которой хилые деревца постоянно роняют цвет из-за неожиданных ночных холодов. Это был его фирменный знак — ни одного до конца совершенного мира. Что-то обязательно должно идти не так — какая-то мелочь, не мешающая жить, но не позволяющая заподозрить в Творце педанта. Человек не в состоянии долго выдерживать совершенство. Даже если этот человек мертв.
* * *В.-У выругался и повторил команду. Никакого эффекта. Он переключился на ручное управление и уставился на командную панель. Параметров было не меньше трех десятков, каждый регулировался ползунком. Почти все ползунки мигали сообщением «недоступно», а остальные прочно сидели в красной зоне. В.-У потянул один из них назад в голубую. Шатер дернулся, словно под порывом ветра. В.-У поманил следующий ползунок. Оболочки вокруг поплыли. А в следующий момент без всякого вмешательства с его стороны, шатер распался на хаотичный набор цветных пирамидок. У В.-У зарябило в глазах. Он зажмурился, наугад ткнул в панель. Шатер исчез. Панель тоже погасла. В.-У. вздохнул, помахал кистью, прогоняя панель прочь, сел на землю и задумался.
