Екатерина Паньо - Имена льда
— Уайяла, а где все?
Уайяла поднял голову и посмотрел на него.
— Здесь, рядом с тобой.
— Ты один на всем белом свете? — уточнил Ял.
Уайяла кивнул.
— В точности как я, — вздохнул Ял.
— Нет. Совсем не как ты, — ответил Уайяла. — Там, где я — там все мы.
— Вы?
Вместо ответа Уайяла набрал горсть ледяной крупки и медленно просеял ее между пальцами.
— Мы все становимся друг другом, — сказал он.
— Как?
Уайяла взял с вершины горки кристаллик и отправил его себе в рот. Ял снова улегся на спину. Он знал очень много о мире Уайялы. Он провел в этом мире всю жизнь — ту, которую помнил отчетливо. Ему ничего не стоило догадаться, что случилось с этим миром. Наверняка колдунов стало слишком мало, чтобы обеспечивать всех жителей этого мира пищей — и мир вымер. Остались только колдуны. Такие, как Уайяла. Наверное, если хорошо поискать — их можно найти. Но их так мало, что Уайяла, возможно, за всю свою жизнь никого так и не встретил. Может, и его, Яла, он пригрел от одиночества. На что еще ему мог понадобиться мальчишка, который ни на что не способен?
Ял покосился на Уайялу — он очень не хотел вставать и идти дальше. У него подозрительно подрагивали коленки от одной мысли об этом. Может, он заболел? Это было бы неплохо. Он заболеет, и поход окончится. Вокруг появятся стены хижины. Уайяла будет готовить чай. А он, Ял, будет лежать в кровати и читать свою книгу.
Книга была единственной вещью, которую Ял носил с собой. И она была единственной вещью, которая была не похожа на себя. Книга, которую смастерил для наго Уайяла, была кристаллом с множеством граней. Читать ее было интересно, но иногда чтение превращалось в сущее наказание — стоит чуть-чуть повернуть кристалл, сместится грань и откроется совершенно новая страница, новая история, а старую уже ни за что не найти.
Ялу нравилось читать. Он не знал, кто его этому научил, откуда он знает, как складывать в слова буквы. Но он умел — и читал с большим удовольствием, потому что в этой ледяной книге не было ледяных миров. Это была книга о его, Яла, настоящем мире. О мире, в котором — он наверняка это знал — не бывает книг-кристаллов. И иногда Ял приходил в отчаяние от этой мысли — потому что книга-кристалл принадлежала миру Уайялы. А значит, как она могла рассказывать Ялу о его мире? Это был какой-то замысловатый обман. Он иногда совпадал с его, Яла, смутными воспоминаниями — и тогда становилось совсем худо, потому что обман распространялся и на них. У Яла начинали дрожать руки, грани смещались, строчки смешивались, и Ял приходил в еще большее отчаяние.
— Сделай мне другую книгу, — просил он.
Но Уайала только качал головой.
— У тебя уже есть книга, — говорил он.
— Зачем нужна книга, в которой ни одной истории нельзя прочитать до конца?
— Что такое конец? — спрашивал Уайяла. — Не понимаю слова.
— Послушай. Есть история. У нее есть начало и конец. Есть другая история — у нее другое начало и другой конец. Каждая книга — это какая-то история. Одна книга — одна история, всегда одна и та же.
— Есть книги, в которых написано всегда одно и то же?
— Да.
— Как?
— Одними и теми же словами.
Уайяла пожимал плечами и терял интерес к разговору.
— Во всех на свете книгах написаны всегда одни и те же слова, — заметил он. — Значит, в каждой книге написано абсолютно все.
— Нет. Сегодня, когда я начал читать — там была история про медвежонка, который сочинял стихи. Потом ты позвал меня обедать. И когда я вернулся, там была уже совсем другая история — о женщине, прилетевшей на зонтике. Ты хочешь сказать, что это одна и та же история?
— Я хочу сказать, что в книге написано все. То, что ты в ней читаешь в данную минуту — это далеко не все, что в ней написано.
— Я хочу знать, чем закончились приключения медвежонка. Как мне это сделать?
— Прочитать всю книгу, — отвечал Уайяла.
У книги Яла было множество граней. Ее можно было читать всю жизнь — и не прочитать никогда. Однажды он наткнулся в своей книге на историю о мальчике, который хотел сложить из льдинок слово «вечность». Но кто-то вмешался и не позволил ему этого сделать — у Яла от волнения дрогнула рука и новая грань выкинула его под парусом в открытое море.
— Нам пора, — сказал Уайяла.
— Ну, пожалуйста, еще минутку, — взмолился Ял.
Уайяла покачал головой.
— У нас мало времени, — сказал он. — Мы должны успеть дойти до холмов.
Ял чуть не плача поднялся на дрожащие ноги. Ну как можно быть таким упрямым? Ведь Уайяле стоит только пожелать — и они будут в ту же секунду у подножья холмов! Вместо этого он, Ял, едва переводя дух, будет плестись следом за своим проводником и прибавлять шагу всякий раз, как Уайяла будет оглядываться на него через плечо. А у Яла, аж в глазах темнеет — так ему нехорошо!
Он решил сделать последнюю попытку.
— Уайяла, я, кажется, заболеваю, — жалобно произнес он.
Уайяла кивнул, но шаг не замедлил.
— Поэтому нам надо поспешить, — ответил он.
Ял только вздохнул и попытался обращать поменьше внимания на тепыхающееся где-то в районе гортани сердце.
Холмы обступили их внезапно. Даже для Яла, привыкшего к мгновенным сменам пейзажа, это было неожиданно — холмы только что таявшие в сумерках на горизонте — такие же далекие, как и с утра — вдруг кинулись прямо под ноги и Ял, не удержавшись, заскользил по обледеневшему склону. Уайяла, чуть согнувшись, упрямо карабкался вверх.
— Может, поищем местечко в долине? — предложил Ял.
Но Уайяла будто не услышал. Ял раздраженно вздохнул и пополз следом за ним к вершине.
Если бы меньше дрожали ноги, и перед глазами не плыло, он бы согласился — оно того стоило. С вершины холма открывался сказочный вид — холмы у дальнего края мира переходили в горы, мягкие очертания сменялись четкими ломаными линиями, и все это горело, подсвеченное снизу только что зашедшим солнцем, переливалось всеми оттенками красного, зеленого, синего и желтого. Только в глубоких прорезях ближних долин залегла густая чернота. С вершины холма мир Уайялы выглядел совершенным кристаллом, выращенным кем-то искусным. Кем-то, кто наверняка знал, как сложить из льдинок слово «вечность». Из-за медленной смены освещения кристалл казался живым — он дышал и двигался, по нему пробегала дрожь — от красного к лиловому, от желтого к охряному. Цвета становились все гуще и насыщеннее, по граням пробегали искры.
Уайяла опустился на колени, набрал пригоршню ледяной крупы и уткнулся в нее лицом. Ноги Яла подкосились, и он упал рядом. Восторг прошел, сменившись слабостью и тревогой.
— Уайяла, — жалобно произнес он, — я заболел.
Уайяла покачал головой, не отнимая рук от лица.
— Мне плохо, — настаивал Ял.
Уайяла наконец взглянул на него. Его холодные глаза горели в точности как ледяные вершины дальних гор. Ял ожидал, что Уайяла займется хозяйством. Создаст хижину. Хотя бы приготовит ужин. Но Уайяла стоял на коленях и смотрел на Яла мерцающими зеленоватыми глазами. Ялу стало здорово не по себе — он никак не мог истолковать этот взгляд.
— Ты должен кое-что пообещать мне, Ял, — сказал, наконец, Уайяла.
Ял нервно сглотнул — голос Уайялы звучал высоко и звонко, будто он говорил не с ним, Ялом, а со всем своим ледяным миром.
— Что?
— Я хотел бы увидеть твой мир.
Ял хмыкнул.
— Я сам бы хотел его увидеть, — проворчал он.
— Ты скоро увидишь его, — сказал Уайяла. — Пообещай.
— Запросто. Обещаю.
Тут его осенила догадка.
— Ты что, узнал, куда идти? — с замиранием сердца спросил он.
Уайяла покачал головой.
— Мне никуда не надо идти, — ответил он.
— Ты хочешь сказать, что дальше я пойду один?
Уайяла кивнул.
— Ты с ума сошел? Я же не умею преобразовывать лед! — закричал Ял. — Ни шагу без тебя не сделаю!
Уайяла кивнул.
— Об этом я и прошу. Не оставляй меня.
— Можешь не сомневаться, — проворчал Ял.
— Вся надежда на тебя, Ял, — сказал Уайяла, словно не слыша его. — Лед хочет стать тобой.
Это «лед» было тем самым словом, которое Уайяла обычно употреблял как «я».
— Ты? — переспросил растерянно Ял. — Мной?
— Ты знаешь, как это делается, — сказал Уайяла. — Ты много раз это видел.
Он поднял с земли кристаллик льда и положил его себе в рот. Ял автоматически повторил это движение. Льдинка во рту оказалась колючим камешком. Ял погонял ее языком, вынул изо рта и зажал в кулаке.
— Не понимаю, — признался он.
— Когда я застыну, — сказал Уайяла, — сделай это.
У Яла подкатило к горлу. Это было то, о чем он не хотел догадываться. Или вспоминать — словно выдержки из учебника — о страшных туземных обычаях пожирать друг друга.
— Застынешь? — повторил он то, что не сразу достучалось до его сознания. — Застынешь?
