Алексей Грушевский - Игра в Тарот
Более того, само сознание исповедующей правоверие публики становилось неизбежно шизофреничным. Даже если туда и попадал нормальный человек, то, поварившись в этой бредятине, он неизбежно терял адекватность. Так как не было никакой возможности примирить в одной голове без риска там что-нибудь основательно сломать, иудофилие библии и антииудаизм Евангелия, царя Иудейского и умученного жидами мальчика Ющинского, официальный национализм и «нет ни эллина, ни иудея», пафос борьбы с грехом и практику, что любой грех прощается, стоит лишь покаяться, плодитесь и размножайтесь и умерщвление тела и безбрачие….
Примерить весь этот коктейль, могло, очевидно, только лишь чудо. В постоянном ожидание, коего, и находилась вся правоверная публика.
Собственно, это и была задача правоверия в рамках государственной политики — расщепить сознание людей на полные противоречий, никак логически не стыкуемые друг с другом блоки, и тем самым не дать утвердится ясному и чёткому сознанию о необходимости жёсткого и бескомпромиссного сопротивления режиму. Сделать так чтобы человек никогда не сказал: моя жизнь — это моя борьба, а лишь вечно ждал пришествие чуда.
Всё было хорошо. Верховный иерарх Лексий, твёрдой рукой вёл, куда надо и как надо, своё обширное хозяйство, набивая мошну беспошлинной торговлей табаком и водкой, и легко успокаивая верующее быдло красивыми миражами о пришествие чуда, проповедуя смирение, непротивление и любовь к власти.
Всё было просто замечательно. Если бы не жара. Было очень жаркое лето. Невероятное жаркое лето. Всему виной оказалась небывалая жара.
Всё, казалось, совершенно всё горело. Высыхали озера, милели реки, воздух был наполнен чудовищной гарью. Люди буквально сходили с ума. Видно, эти, вызванные этой природной аномалией, психологические нагрузки явились последней каплей замкнувшее уже готовое к взрыву сознание правоверных. Как будто горящие леса сожгли последние предохранительные блоки, в итак уже исковерканных и ослабленных исповеданием правоверия головах её духовных чад.
Надвигался праздник Ежегодный праздник, который традиционно собирал толпы паломников. Чествовали святого, который, по преданию, должен был воскреснуть. Вообще то юбилей, когда ждали его воскрешение, уже прошёл. И ясное дело никто и ничто там не воскресло. Но всё равно, каждое лето, толпы правоверных стекались в маленький городок, где была обитель этого святого.
Вот и в это лето туда пошёл народ. Тихий и забитый, он, с маниакальным стремлением черепах, ползущих на гавайские пляжи в период откладки яиц, шёл и шёл, не смотря ни на что, преодолевая все кордоны, молчаливой и покорной массой, сдержать которую не было никакой возможности.
Как будто что-то лопнуло и людская масса, даже толком не понимая зачем, повинуясь чему-то неведомому, дружно потекла в одном направлении.
Напрасно все органы государственной власти пытались остановить и уменьшить это движение, напрасно Верховный Иерарх сделал специальное послание о том, что не стоит ждать в это лето воскресения, и молитва в своём приходе так же благотворна, как и на могиле святого. Напрасно иерархат разослал по всем приходом инструкции, что надо сделать всё возможное, чтобы ограничить число паломников, так как есть опасность давки. Напрасно отменялись поезда, паломники пересаживались на автобусы, напрасно останавливались автобусы, паломники ехали на попутках, напрасно останавливалось автомобильное движение, паломники шли пешком, напрасно закрывались дороги, паломники шли какими-то ведомыми одним им путями и тропами, неведомо как преодолевая все препятствия.
Войска, милиция, многочисленные спецслужбы, вездесущий Сойгу со своим УЧС (управление чрезвычайных ситуаций), всё оказалось бесполезным. Туда пошёл, по крайней мере, было такое впечатление, весь народ. И сдержать его не могла уже ни какая сила. Все предпринятые меры оказались тщетными.
Чудовищные толпы, собравшиеся на месте религиозного праздника, и без того наэлектризованные, в условиях невероятной жары, почти в полуобморочном состоянии, задыхаясь в облаках гари от пылающих торфяников, слезящимися глазами жаждали увидеть чуда.
А когда жаждут чуда оно, как правило, случается.
Когда выносили мощи, конечно под вооружённой охраной, со всеми предосторожностями, какая-то полоумная заорала:
— Вижу, вижу, воскрес, воскрес! Спаситель наш!
И тут же безумие пошло по толпе. Они увидели! Что не понятно. Может, в облаке гари мелькнул какой-то силуэт, может, сверкнул на хоругви или стекле иконы блик… Движение процессии было остановлено. Путь перекрыла возбуждённое толпа. По началу милицейское оцепление как-то сдерживало прозревших безумцев, хотя с каждой минутой расстояние между обезумившими верующими и мощами сокращалось. Были вызваны подкрепления, и ещё оставалась надежда, что спешащие на помощь внутренние войска смогут рассеять толпы безумцев.
Катастрофа произошла, когда зазвонил колокол.
Как потом выяснило следствие, причиной этого были совсем не потусторонние силы. Когда весть о, якобы воскресении, дошла до Клима Слышазвонова, он, почему-то решил, что надо звонить в колокол. Почему, он так и ни смог внятно объяснить следствию.
— Зачем звонил то? Кто тебя на эту провокацию подбил? — допытывался следователь.
— Так ведь радость то, какая! Пророчество свершилось! — лопотал он, глупо улыбаясь.
— А сам ты воскресение видел?
— А как же, люди сказали!
— Какие люди, ты же ни с кем не общался же в эти минуты? — допытывался следователь.
— А вот, однако, сказали. Пожары лесные, это не спроста. Вся Русь горела святая, а миротечение…
— Что, пожары тебе сказали? Ты тут дурочку не валяй!
— Знаки всё это промысла божьего. А сказали люди. А какие не помню. Бежали люди Божии, яко ангелы добрую весть несущие, и всем говорили: Воскрес, воскрес! Радость то, какая! Радость то, какая! Я сразу понял, надо бежать в колокол звонить. Радость то, какая!
И он впадал в какое-то радостное невменяемое состояние. Наверное, это на него снисходила благодать.
Услышав колокол, толпа вконец обезумила и смела первые кордоны. Испуганная охрана открыла беспорядочную стрельбу в воздух. Это толпу не остановило. Она достигла гроба с мощами. Возникла угроза реликвии. Охрана, практически в упор открыла огонь на поражение. Началась бойня. Топа отхлынула, но не ушла полностью. Отойдя на расстояние около тридцати метров, верующие встали на колени и затянули молитву.
И опять был шанс на выход из кризиса. Но тут произошло фатальное событие.
Как затем установило следствие, паломник Василий Уверов, во время свалки оказался под балдахином гроба с мощами. Испугавшись стрельбы, он под ним затаился. Когда он услышал, что стрельба закончилась, и послышалось пение молитв, он решил что можно вылезать. Так он появился на гробе с мощами, в самой критический момент перед доведённой до крайней степени экзальтации толпой.
Как впоследствии установило следствие, так как было сильно задымлено, то Уверов был виден неясно, скорее как силуэт. Заходящие солнце находилось за ним, и его лучи, подсвечивая клубы дыма, создавали иллюзию, что он окружён светом, и, от него исходят снопы света.
После его появления воцарилось молчание. Верующие смотрели на него, крестились и били поклоны. Их и, гроб с Уверовым, разделяла цепь, состоящая из вооружённых сотрудников спецслужб и солдат внутренних войск, находящихся в крайней степени нервного напряжения.
Василий Уверов вскинул руки и закричал:
— Радуйтесь люди правоверные! Воскреси! Воскреси, воскреси….
Сотрудники правоохранительных органов решили, что это религиозные экстремисты-террористы прорвались с тыла, и что есть реальная угроза реликвии. Поэтому они открыли огонь на поражение.
Уверов был буквально разорван на куски перекрёстным массированным автоматным огнём.
После некоторой паузы, когда стоящая на коленях толпа, не издавала ни звука, она взорвалась криком и плачем:
— Убили! Воскресшего святого убили! Менты убили! Власть убила!
Но к этому времени подошли подкрепления, и началось побоище. К вечеру город был полностью очищен от толп паломников. Президент извинился перед верующими и верховным иерархом Лексием, за досадный инцидент. Верховный иерарх Лексий выступил с обращением, где заявил, что никакого воскресения не было, что мощи не пострадали и находятся под охраной в надёжном месте. Была создана комиссия, установившая, что причиной инцидента была жара, невероятный наплыв народа и чудовищное стечение обстоятельств.
Этому уже никто не то, что не верил, всё это просто перестало восприниматься. Для миллионов людей ИХ уже не просто как бы было. Миллионы верующих уже жили в совершенно другой реальности.
Люди стали собираться вокруг церквей по всей стране. Они уже не слушали священников, они благоговейно внимали паломникам — свидетелям тех событий. Их гнали от церквей. Они собирались по квартирам, в полях, на заброшенных стройках, в пустых колхозных коровниках, в каких то катакомбах. К ним присоединялись беглые монахи, сумасшедшие провинциальные попики, националистические экстремисты. Постепенно им начали покровительствовать некоторые настоятели монастырей.
