Олег Авраменко - Реальная угроза
Я был в полной растерянности и не знал, что им ответить.
– Расскажи правду, – посоветовала мне Лина. – Они имеют право ее знать.
– Это разобьет им сердце, – возразил я.
– Нет, Саша, их сердце уже разбито. Они ведь чувствуют то же самое, что чувствовал ты, когда считал, что твоя мать совершила самоубийство.
– А когда я узнал, что ее убили, мне стало больно. Очень больно. Ты же видела.
– Да, видела. Но потом тебе полегчало. И когда мы говорили о твоей маме, ты вспоминал ее с нежностью и печалью, но без тягостного осадка на душе, без горечи, которую испытывал раньше. Верно? А твои дедушка с бабушкой до сих пор думают, что она бросила их. Расскажи им, как было на самом деле.
Я уже говорил, что Лина не блистала особым умом, но в чувствах людей она разбиралась получше иных умников. Во всяком случае, относительно меня она не ошиблась – правда о маминой смерти, после острого приступа боли и гнева, действительно принесла мне облегчение. Поэтому я послушался ее совета.
Полной неожиданностью явилось для меня письмо от родителей Элис, которое Лина обнаружила в седьмой партии корреспонденции. Они сердито вопрошали, где их дочь, и грозились подать на меня в суд.
– И что это значит? – осведомился я, вызвав из библиотеки Элис и предъявив ей гневное послание ее родных. – Разве ты не написала им письмо?
– Написала, – спокойно ответила она. – Но так и не послала.
– Почему?
Она пренебрежительно передернула плечами.
– Да ну их! Обойдутся. Только не вздумай отвечать им, пусть еще немного помучаются.
Я, впрочем, давно знал, что Элис не ладит с родителями. Она редко навещала их, обычно довольствуясь одним днем, а в тех немногих случаях, когда они, бывая в Астрополисе, заглядывали к нам, Элис, мягко говоря, не прыгала от радости и старалась поскорее выпроводить их. Но ее нынешнее поведение уже граничило с полным бессердечием. О чем я ей и сказал.
Элис вздохнула:
– Ты просто ничего не знаешь, Саша.
– Так расскажи.
– Нет, – она покачала головой, – не хочу об этом говорить.
– А я ведь могу обидеться, – заметил я. – Вспомни: не так давно ты упрекала меня, что я скрывал от тебя правду о своих родителях.
Она покачала головой:
– Это разные вещи. Совсем разные…
3На тринадцатый день появились первые непроверенные сообщения о том, что на Тянь-Го вроде бы начался массовый призыв резервистов, а в Армии и ВКС отменены увольнительные и объявлен переход в режим экспедиционной готовности. Вскоре эту информацию официально подтвердили разведслужбы сразу нескольких планет, а в земных СМИ проскользнули довольно прозрачные намеки на то, что крупнейшие фармацевтические компании через свое влиятельное лобби усиленно торпедируют ход переговоров ютландской делегации с правительством Земли.
Для всех, кто хоть мало-мальски интересовался политикой, стало ясно: дело идет к войне, цель которой – контроль над добычей эндокрининового сырья. Если раньше об этом чудодейственном препарате знали лишь немногие, поскольку из-за своей дороговизны и небольшого количества на рынке он был недоступен для широкого использования в медицинской практике, то теперь слово «эндокринин» склоняли все кому не лень. Появился даже термин «эндокрининовая война».
Известие о готовящейся агрессии Тянь-Го против Ютланда на треть уменьшило поток желающих записаться к нам на службу, но это была именно та треть претендентов, которые раньше забирали свои заявления, когда наши вербовщики сообщали им, что придется участвовать в войне. Профессиональные наемники, утратившие было к нам интерес, снова активизировались и стали предлагать свои услуги – теперь уже целыми кораблями и даже флотилиями. Как и прежде, мы вежливо отказывались, а взамен выдвигали контрпредложения – о покупке у них кораблей на выгодных условиях. Многие капитаны-владельцы, подсчитав, что за вырученные деньги они смогут заказать на верфях постройку новых судов такого же класса да еще останутся с неплохой прибылью, соглашались.
Фирмы, торгующие вооружением, оперативно отреагировали на предвоенную ситуацию и взвинтили цены на свой товар, вернее, на то, что еще оставалось непроданным, – за прошедшие две недели мы основательно «вычистили» вавилонский рынок, посему торговцам оставалось лишь кусать локти, глядя на еще находящиеся в их доках, но уже не принадлежащие им корабли. Заключенные нами контракты на доставку судов с других планет пересмотру тоже не подлежали, так как мы уже заплатили за них всю требуемую сумму; была, правда, одна попытка содрать с нас надбавку, но в ответ мы немедленно пригрозили судебным преследованием за нарушение условий оплаченного наперед договора – а на Вавилоне это считалось уголовным преступлением, – и все недоразумения были тотчас устранены.
Министр Новак заявил, что нам следует взять недельный тайм-аут на дальнейшие закупки, чтобы рынок насытился за счет новых поступлений, а слишком жадные до денег торговцы поумерили свой аппетит. В принципе мы могли бы платить и запрашиваемую ими двойную цену, но тем самым продемонстрировали бы свою слабость, а вавилонский капитализм – это джунгли, где слабых съедают вмиг. К тому же мы не успевали отправлять уже приобретенные суда, и нам действительно требовался перерыв в закупках, чтобы специалисты из отдела ВПК смогли полностью сосредоточиться на предполетной проверке кораблей, особенно в части функционирования дополнительных излучателей.
На семнадцатый день с Октавии прибыла первая группа «старых служак» из числа участников отцовского путча. Среди них был и Хьюго Гонсалес, что оказалось весьма кстати. Со своим опытом работы в «Интерстаре» он мог заметно усилить наш кадровый отдел. Гонсалес охотно согласился нам помочь, но с условием, что затем получит назначение на один из кораблей в своей прежней должности главного старшины. Нас это вполне устраивало.
Два дня спустя пришло известие, что военная прокуратура Октавии переквалифицировала дело о заговоре из уголовного в дисциплинарное – количество арестованных с каждым днем росло, как снежный ком, и суд над ними мог окончательно подорвать и без того шаткое положение правительства. Взамен начались массовые увольнения – только в первый день «большой чистки» было отправлено в отставку свыше четырех тысяч офицеров и порядка тысячи прапорщиков, старшин и сержантов.
Обсуждая со мной эти события, коммодор Максимов заметил:
– С такими темпами они обезглавят треть вооруженных сил. А Астроэкспедиция и вовсе будет обескровлена.
Я недоуменно покачал головой:
– Неужели столько людей участвовало в заговоре?! Как же тогда он держался в секрете?
– Я так полагаю, что большинство из них невиновны, – ответил коммодор. – В том смысле, что не знали о готовящемся восстании. Просто одни исполняли те или иные поручения вышестоящего начальства, которые теперь квалифицируются как преступные действия. Другие были близкими друзьями или родственниками заговорщиков. Третьи в прошлом имели неосторожность высказать симпатию адмиралу Шнайдеру или хотя бы к некоторым его идеям. А есть еще и те, кто семнадцать лет назад подпал под амнистию. Сейчас от всех них избавляются. Устраивают обильное кровопускание, так сказать. Лечебно-профилактическое. Пытаются оздоровить ряды армии и флота, пусть даже путем их значительного ослабления.
Я задумался.
– Знаете, коммодор, я никогда не сочувствовал попыткам изменить государственный строй на Октавии… Вам странно это слышать от сына адмирала Шнайдера, не правда ли? Но так оно и есть. Я считаю, что и при нынешней власти эриданцы живут неплохо – гораздо лучше, чем граждане большинства планет. И тем не менее за два десятилетия вызрело два крупных заговора. Не суть важно, что второй из них финансировался извне – главное, что в нем участвовали эриданцы. Значит, что-то прогнило на Октавии, серьезно прогнило. Может, все дело в том, что правительство опирается на простое арифметическое большинство населения, игнорируя интересы политически активного меньшинства. А ведь при настоящей демократии ведущую роль должно играть именно это активное меньшинство. Иначе получается охлократия – власть аполитичной толпы.
– Я не очень-то разбираюсь в политике, – сказал Максимов. – А к адмиралу Шнайдеру примкнул, потому что ненавижу этих проклятых социал-демократов, которые уже сотню лет бессменно правят Октавией под разными вывесками – то «объединенные», то «народные», то «прогрессивные». Да, их избирают всенародно, путем свободного волеизъявления. Но каждая их победа на выборах – результат поддержки крупного капитала. Причем самого реакционного капитала – финансового и промышленного. Раз в четыре года избирателей попросту покупают, а это отвратительно… – Коммодор немного помолчал. – Но сейчас меня заботит другое. Нужно привлечь уволенных эриданцев к нам на службу. Это великолепные специалисты, кадровые военные в расцвете сил. Если нам удастся заполучить их, то мы решим проблему нехватки личного состава, особенно командного. Вопрос только в том, как это сделать.