Патрик О'Лири - Черное сердце
Обзор книги Патрик О'Лири - Черное сердце
Патрик О'Лири
Черное сердце
Так. Его рейс отложен, и он читает «Форчун» в накопителе аэропорта, ожидая объявления на посадку. Вначале говорили о незначительных доводках техники. Потом о борьбе с оледенением. Потом о толчее над аэропортом Ла Гардиа. Его багаж проверен, место зарезервировано, набитый черный портфель лежит на пустом кресле рядом. Снег сыплется потоком, словно звезды в гиперпространстве. Поэтому он застрял в окружающей вони, настолько оскорбляющей ноздри, что он старается дышать через усы. Печеные претцели, горячие хот-доги, охлажденный йогурт, пицца, кофе, дезинфектант. И обычные путешественники, одетые для короткого перелета, потеющие в своих креслах, проверяющие часы, звонящие по мрачным таксофонам из нержавеющей стали. Он никогда не мог привыкнуть к ним — слоям человеческих запахов и телесной грязи, результатам пуканья и зеванья, к выделениям людей, находящихся в стрессе, опаздывающих, делающих крюк, ожидающих — к этим бесполезным человеческим ритуалам, которые всегда несут в себе отчетливый привкус смертности, последнего расставания, отвергаемого знания, что они готовы вступить в нечто чуждое, в полет, чтобы мчаться в воздухе на скорости в 600 миль в час. И все это может забрать один удар молнии, одна незатянутая гайка, один пьяный пилот, один беззаботный контролер полетов — и они погибнут, они упадут, чтобы пятном украсить кожу планеты, словно жуки, размазанные на лобовом стекле.
Они это знают. Не удивительно, что так воняют.
Просматривая отчет о достижениях гольфиста Тайгера Вудса, он почувствовал некое присутствие рядом, тень, стоящую на краешке поля зрения. Потом услышал безошибочный звук игральной карты, брошенной на пластмассу. Он увидел, как она отходит: небольшая округлая женщина с короткими черными волосами вперевалку переходит от одного оказавшегося на мели путешественника к другому и рядом с каждым кладет свою карту. Карту с красным глазом на рубашке. Она положила ее на его портфель.
Эти люди. Нищие иностранцы. Кришнаиты в оранжевых робах и с удушливым ладаном. Хрустящие филиппинские монахини в накрахмаленных белых рясах, вроде вон той, стоящей в центре зала ожидания, словно скала в реке, протянув свою кружку с красным крестом. Их присутствие. Помощник по бизнесу, который ввел его в удовольствие дистиллированных напитков, хорошо об этом сказал: «Они напоминают мне монахинь в моей школе. Даже их позы заставляют чувствовать свою вину. Мне всегда хочется сказать им: «Эй, сестрички! Я никого не заставляю голодать. Если они сироты, то лучше бы их мамочке держать свои ножки скрещенными».
Что ж, это точно. Лучше бы их мамочке держать свои ножки скрещенными.
Но, с другой стороны, он никогда не скупился в акте отдавания. Внешне он казался замечательно щедрым человеком. Он всегда опустошал свои карманы от грязной мелочи, благодарный возможности избавиться от вони. Пиар. Добрая воля. Прикрытие. Но он никогда не встречался с ними взглядами и никогда не откликался на их отрепетированную благодарность. Он знал, что все это театр. И получал удовольствие от вздымающегося вокруг него молчаливого уважения, когда другие путешественники прикидывались, что не замечают его чрезмерной щедрости. Некоторые — ощущая свою вину и негодование. Это он тоже почти что чуял носом.
И эти карточные акулы. Он мог наизусть процитировать их игру. Ему даже не надо читать ее карту. «Я глухая. Я студент по обмену. Я иммигрант из Перу. Это призыв. Компас. Священная карта. Любое пожертвование будет принято с благодарностью. Будет высоко расценено. Будет весьма полезно. Да возблагодарит Вас Господь! Бог, благослови Америку! Бог любит Вас.» Бог, очевидно присутствует всюду, где в нем нужда.
В большинстве аэропортов существуют правила против такого сорта приставаний в общественных местах. Об этих правилах постоянно объявляют. Но на них рассчитывать нельзя. И, кроме всего прочего, здесь Америка. Во Франкфурте их теперь разогнали. Полы, в которые можно смотреться как в зеркало, если так хочется. Вооруженная охрана с автоматами с пластмассовыми прикладами, в прекрасной отутюженной форме. Трамваи, по которым можно проверять часы. Унитазы и раковины такие чистые, что из них можно есть. Это не Америка. Эти всех пускают в свои терминалы. Даже карманников, выдающих себя за пассажиров в пути. Надо просто не обращать на них внимание, и, рано или поздно, они заберут обратно свои клише, освободят ваше пространство и понесут свою вонь к следующей партии простаков.
Он снова почувствовал тень и поднял глаза на леди-коротышку в черном, изучающую его. В руке она держала пригоршню карт. Черная челочка. Приятное округлое небольшое тело. Роскошная черная куртка из полартека — замечательного материала, который состоит из раскрошенных пластиковых бутылок из-под молока, расплавленных, очищенных и превращенных в роскошную фетровую кожу. Черная рубашка и джинсы. И на ногах туфли от Дока Мартенса — подошвы такие толстые, что туфли могли бы служить лунными башмаками, — покоятся на сером ковре с рисунками в форме фигур Мандельброта.
— Вы не прочитали мою карточку, — сказала она.
Так. Значит, не глухая. Он поднял карту. Запах от нее был удивительно безобидный. Фактически от нее пахло птицей. Но не домашней, которую пожирают, когда голодны, а дикой. Когда они собирают капли влаги на своих крыльях, крошечные шарики, которые с каждым ударом впитывают как телесную грязь, так и вонючий воздух, пока не накопят достаточно веса, чтобы безвредно скатиться, оставив блистательно чистыми кончики перьев. Чистейшие из живых животных, хотя, похоже, никто не ценит их за это. Он пошевелил черными усами, впитывая запах, и прочитал: «Я предсказательница. Могу угадать ваше будущее. Если оно не понравится, можете не платить. Стелла.»
Вот, значит, какая у нее игра.
— Даром, да?
Она кивнула:
— Если вам не понравится.
Он рассмотрел внимательнее красный глаз на рубашке карты. Глаз что-то ему напомнил. Так вот глядя на него. Да, знаменитая книга. Он понюхал карту, потом протянул руку и переложил свой тяжелый портфель на колени. Жестом он пригласил ее сесть рядом, потом ладонью пошлепал поверхность портфеля. Она выложила на черную блестящую поверхность несколько хрустящих карт — обычных игральных. Шесть штук.
Она перевернула первую. Туз пик.
— Вы застряли. Сегодня вы никуда не полетите.
Голос по интеркому сказал:
— Леди и джентльмены, рейс 641 в аэропорт Ла Гардиа в Нью-Йорк отменен. Приносим свои извинения. — По накопителю пронесся стон. — Если вы желаете изменить свой рейс или место назначения, подойдите…
— Так, — сказал он. — Значит, вы прочитали расписание, либо узнали новость на несколько секунд раньше остальных.
Как скучно, подумал он.
Она перевернула вторую карту. Король пик.
— Вы — важная фигура. Прибыльный пост в вашей компании.
Льстивость, подумал он. Что ж, все это ей могли сказать его итальянский портфель-дипломат, часы «Ролекс», кожаное пальто от Винчини. Как жалки эти мошенники. Любители, которые в профессиональном бизнесе не смогут выжить и неделю.
Третья карта. Дама пик. Три подряд, подумал он. Рубеж повторяемости.
— Наличествуют тайны. Вы — как это говорится — вы здесь инкогнито.
— Предполагается, что сказанное произведет на меня впечатление, Стелла?
Она не отрывала глаза от карт.
— Не мое дело — производить впечатление, сэр. По правде говоря, я меньше всего забочусь об этом.
Теперь стало интересно. Поза или высокомерие? Не то, чего ожидаешь в мошеннице низкого разряда. Наверное, она профессионалка. Макушка ее головы была усеяна капельками растаявшего снега, словно она только что зашла внутрь со снегопада. Крошечные бусинки, и в каждой — маленькая радуга.
Из выходных ворот толпой повалили люди, волоча чемоданы на скрипящих колесиках, говоря по мобильникам.
— Ты просто не поверишь!
— Твой мерзлый чертов Северо-Восток!
— Я знаю, знаю, но Чарли должен это уладить.
— Ты мне нужен, чтобы найти его номер. Пронто!
— Какая у нее температура? Уложи ее в постель.
Желанная пустота была близко.
Четвертая карта. Десятка пик. Ее пухлый палец постучал по карте на поверхности портфеля. Он почувствовал неприятную вибрацию в бедрах. Потом она перевернула пятую. Тройка пик. Она поколебалась и перевернула последнюю. Двойка пик.
Все пики. В порядке уменьшения.
Секунду она смотрела на него, и он увидел, что глаза у нее коричневые, но так близко к черным, как он еще ни у кого не видел. Ее руки собрали все карты и выровняли края. Определенно повторяемость. В нем проснулось любопытство:
— Все пики, да?
Она расстегнула черный кошель на поясе, убирая колоду.
— У вас что, много таких колод?
Она покачала головой и чуть присвистнула. На него ничего не попало.
