Захар Петров - Муос: Чистилище
Все пять трупов лежали аккуратно, ногами ко входу. И их отчленённые головы с открытыми глазами, безучастно вытаращившимися в пустоту, были поставлены на живот каждому из их прежних владельцев и обращены также ко входу. Кроме того, каждому, аккурат в область сердца, по самый ограничитель был загнан ритуальный нож чистильщиков. Учитывая, что ни у кого из убитых этих ножей не было, можно предположить, что каждому из них достался свой нож. По характеру пятен и брызг крови на одежде и полу Вера была уверена в том, что всех убивали лежащими, что смертельным ударом для каждого явился именно удар ножом в сердце, а головы отрезали уже при небьющемся сердце — слишком мало крови возле шейных срезов. Раз они на момент смерти лежали, значит отдыхали, и уж точно с таким для них ценным грузом они не могли не оставить кого-то на стороже и этот или эти кто-то — именно те, кого нет среди убитых. Часовых могли убить в начале, но зачем тогда уносить или прятать их трупы? Всё указывает на то, что часовые были убийцами или заодно с убийцами. Действовало не меньше двух человек: один закрывал руками рот и нос (иначе было не избежать непроизвольного вскрика, от которого могли проснуться другие), второй в этот же момент наносил сильный и точный удар в сердце. Теоретически это мог сделать и один человек, но пять раз подряд чётко и решительно совместить эти действия, не допустив ошибки, было очень тяжело. Доступная Вере информация о Якубовиче указывала на то, что этот съехавший с катушек трудоголик-учёный, несмотря на глобальный перекос в своём мировоззрении, вряд ли мог самостоятельно столь хладнокровно и чётко убить пять человек одного за другим. И главное, зачем ему это было делать? Конечно, он мог со временем раскаяться в своём предательстве Республики, решив всё исправить, но для этого ему не нужно было устраивать эту бойню, достаточно было не сделать или сделать неправильно ту недостающую часть в цепи атомной бомбы и сбежать или гордо умереть. И совсем сказочно выглядит заражение раскаянием Соломона — самого фанатичного вождя чистильщиков. Значит, всё-таки за рабочую нужно принять версию о том, что именно Соломон с Валаамом-Якубовичем являются исполнителями или соисполнителями убийства ангелоподобных и похищения заряда. А то, что он был именно похищен, Вера уже не сомневалась: Ахаз, его люди и чистильщики других приходов уже в десятый раз исползали теплоузел и обегали ближайшие ходы и смежные помещения в поисках бомбы. За те полторы минуты, которые были у Веры до прихода Ахаза, она успела найти место, где хранилась бомба, — давно затоптанные бестолково суетящимися чистильщиками следы от колёс да едва заметный прямоугольник на пыльном бетоне в небольшой нише под трубами указывали на место, где заряд лежал спрятанным ещё часов восемь назад.
Главный вопрос оставался открытым: где находится заряд? И ступенью к решению этого вопроса была другая загадка: кто такой Соломон, и почему они с Якубовичем устранили ангелоподобных? Подсказка, возможно, крылась в том, что в течение одних-двух суток они должны были взорвать заряд, и именно по этой теме у них и произошла размолвка. Кто-то взрывать заряд хотел, а кто-то не хотел или пока не хотел, как Ахаз и Соломея. По тому, что говорил и как вёл себя Ирод незадолго до его умерщвления Ахазом, что-то не верилось, будто бы среди ангелоподобных были какие-то разногласия по данному вопросу — он не сомневался в сплоченности их намерений. Значит, кто-то среди верхушки чистильщиков вёл двойную игру, и этот «кто-то», конечно же, жив. Вывод напрашивался сам собой: Соломон не тот, за кого себя выдавал. Раз он появился недавно, сверг и казнил Мелхисидека, сменил на агрессивную стратегию чистильщиков по отношению к Республике, сразу после этого последовало нападение на лабораторию, а затем и исчезновение Соломона с похищенным зарядом, значит заряд и был основной целью его внедрения! Откуда же он взялся? Кто он? Единственное, что совершенно ясно, он не чистильщик. А значит, нужды в дальнейшем присутствии Веры среди чистильщиков нет.
Пока все эти силлогизмы выстраивались в Вериной голове, чистильщики обегали всё вокруг и, убедившись в тщетности своих поисков, вернулись к теплоузлу. Они жадно смотрели на трупы ангелоподобных, которые ещё при жизни внушали страх, не решаясь предложить то, что пришло на ум каждому из них. Вере не было интересно, чем закончатся их внутренние борения, поэтому она постаралась незаметно выйти из теплоузла. Но Ахаз всё это время тоже наблюдал за ней. Возможно, он каким-то образом увязал гибель ангелоподобных и исчезновение заряда с присутствием здесь Веры. Уже в коридоре она услышала голос Ахаза:
— Лия, стой! А ну за ней!
Вера сейчас была далеко не в лучшей форме, но всё же физически она намного превосходила доходяжных чистильщиков. Несколько минут она ещё слышала сзади их топот и крики, но вскоре, скрывшись в одном из коридорных ответвлений, ушла от своих не слишком настойчивых преследователей.
5
Пока Вера без особого труда увеличивала дистанцию между собой и чистильщиками, она ещё раз перебирала те скудные крупицы информации, которые почерпнула из рассказов Соломеи и Ахаза, снова и снова сопоставляя с данными осмотра места происшествия. Можно сказать, она и сейчас продолжала осмотр теплоузла. В её развитую память записалась обстановка этого помещения, и теперь она продолжала сканировать виртуальную картинку в своей голове, по одной выдёргивая и изучая детали. Эта мозговая работа сама по себе не дала ответов, но помогла правильно сформулировать новые вопросы, которые, возможно, помогут понять, кто есть Соломон, куда он ушёл, а значит, и где искать заряд.
Чистильщики будут заняты разделкой трупов не меньше часа, и это давало Вере фору попытаться добыть один предмет, который мог стать зацепкой к установлению личности Соломона. Вера несколько раз наблюдала, как Ахаз листал небольшой замасленный блокнотик из грубо сшитых между собой нескольких листов серой бумаги. Это чтиво заставляло его нервничать, он несколько раз нервно отбрасывал блокнотик, задумывался ненадолго, потом снова хватал его в руки, быстро перелистывал страницы и засовывал в рюкзак Ахаза, доставшийся в качестве трофея после убийства последнего. Однажды Соломея спросила, потянувшись к блокнотику, чтобы взять его в руки:
— Что читаешь? Можно посмотреть?
Ахаз ударил Соломею по протянутой руке и спешно спрятал блокнотик в рюкзак. Но потом смягчился и пояснил:
— Тебе не стоит читать бредни этого Соломона.
Тогда Вера не посчитала эту информацию значимой. Сейчас же, когда бомба оказалась в руках Соломона, любые сведения о нём могли оказать ценными. Вера, несмотря на болезненную одышку и ломоту в ослабленном организме, почти бежала, рискуя нарваться на хищников или засаду тех же чистильщиков. Она опередила банду Ахаза не более чем на полчаса. В приход вёл один единственный узкий коридор и, вернись Ахаз раньше, чем Вера найдёт то, зачем пришла, она окажется в западне. Войдя после многочасового отсутствия в помещение прихода, Вера невольно поморщилась. Затхлый воздух в этом никогда не убиравшемся помещении был почти едким от вони. И дело было не только в том, что здесь же прямо в углу в неглубокой яме чистильщики устроили себе туалет. Приступы тошноты вызывал смрад от гниющих костей, в основном, человеческих, разбросанных тут и там. Плесень, находящая себе здесь обильную пажить, покрыла противной слизкой плёнкой полы и стены. И в этой клоаке, словно гигантские опарыши, лежали почти неподвижно или едва шевелились семь или восемь чистильщиков, которые уже не в силах были покинуть границы прихода. Кто-то из них безучастно посмотрел на влетевшую в приход Веру, остальные не смогли или не захотели сделать даже этого. Вера, быстро справившись с приступом брезгливости, переступила через старуху, ползшую со стороны выгребной ямы к своему лежбищу, устланному какой-то трухой, вонючей и такой же слизкой, как и всё здесь вокруг. Впрочем, может быть, это была ещё совсем не старуха, и может быть, даже не женщина. Голод и болезни очень быстро делают из людей почти бесполое всевозрастное существо. Но самое страшное — потеря в человеке того, что кто-то называет душой, кто-то совестью, кто-то самосознанием. Переступая в какой-то момент черту, решая кажущуюся в данный момент важной проблему сохранения жизни или чего-то ещё и совершив для этого чудовищное зло, человек убивает в себе тот невидимый стержень, который отличает его от множества других тварей, населяющих этот умирающий мир. Он вроде бы остаётся человеком и даже какое-то время ничем внешне не отличается от других людей, с трудом удерживая на себе маску внешнего благополучия или даже озабоченности высокими идеями. Но как только приходит болезнь или нужда, не соответствующая нутру личина разваливается от своей же тяжести, и человекообразное существо уже и внешне становится тем, кем себя сделало внутри. Вере приходилось видеть тяжело больных людей, людей, стоящих на пороге смерти. Они страдали, плакали, порою боялись. И всё же они оставались людьми. А эти… не вызывали даже жалости.
