Захар Петров - Муос: Чистилище
Сморщенные лбы Сахи и Пахи свидетельствовали о тех неимоверных усилиях, которые они прилагали, чтобы понять то, во что они сходу верили. Они смешно попеременно кивали, изображая понимание, отчего их головы циклично двигались, как два клапана в насосе.
Вера никогда ни с кем не делилась своими знаниями, и это оказалось не менее интересно, чем их получать. Она заново переживала уже со своими случайными слушателями радость познания мира. Она по своей воле говорила без перестану час или больше, чего раньше с нею не случалось. Потому что, рассказав по земную кору и магму, нельзя было не рассказать про горы, землетрясения и вулканы. Сообщив про размеры Земли, нельзя было не упомянуть про материки, океаны, полярные льды и жаркие пустыни. И было много других вещей, без которых краткая лекция по естествознанию не была бы полной. Вера чувствовала, что ей неожиданно легко удаётся подобрать верные слова и нужные сравнения, чтобы вложить в привыкшие примитивно мыслить мозги своих случайных слушателей понятия о вещах далёких и необъятных. А головы-клапаны Сахи и Пахи всё это время беспрерывно дёргались, и они, кажется, за всё время ни разу не моргнули.
Братья оказались не единственными слушателями Веры. Начало их разговора с Верой услышали сидевшие рядом республиканцы, одуревавшие от своих мрачных разговоров и мыслей. И им, конечно, хотелось узнать версию возможности скорого конца света от второго по значимости офицера в их засаде. Но постепенно они увлеклись тем, что рассказывала офицер спецназа, оказавшаяся неожиданно хорошим рассказчиком. Её объяснения, не совсем понятные, но звучащие убедительно, действовали успокаивающе. И вот, крестьянин-ополченец, который ещё совсем недавно безмолвно раскачивался, терзаясь смутными предчувствиями, вдруг встрял в разговор, решив «блеснуть» толикой знаний:
— Точно! Мой дед лётчиком был, так он рассказывал…
— Да замолчи ты… — раздражённо прервал его кто-то из армейцев, тоже внимательно слушавший Веру.
9
Вера боялась, что в Ментопитомник ведёт ещё один замаскированный ход, известный только диггерам. И что в какой-то момент как из-под земли появятся враги. И их всех до того, как они успеют стать в строй, прирежут, как свиней на ферме. В действительности всё оказалось проще.
В дверь громко постучали. Дозорный-армеец, стоявший у двери, чуть не уронил оружие и испуганно спросил:
— Кто?
Приглушенный толщиной бронированной двери голос ответил:
— Антончик.
Дозорный ещё раз переспросил:
— Кто?
А Вера уже кричала:
— К бою!
Армейцы и убры быстро выстроились в боевой порядок, попутно взводя арбалеты. Перепуганные ополченцы, бестолково толкая друг друга, стали занимать свои позиции. Вера так и думала: сколько не тренируй крестьян, в момент угрозы они будут вести себя именно так. За дверью больше не было слышно ни звука. Вера и Командир обошли строй, они старались не обращать внимания на трясущиеся колени ополченцев и пот, проступивший на их лбах. Чтобы как-то их успокоить, Вера почти по-матерински, как малым несмышленым детям, объясняла, проводя последний инструктаж:
— Там — люди! Всего лишь голые люди. А людей можно убить. Просто прицелиться — и убить. Всё очень просто: стрела из арбалета летит во врага, и он падает. А если враг упал, значит, он не причинит тебе зла. Потом мы соберём трупы мёртвых врагов и пойдём домой. Всё очень просто: только прицелиться, нажать спуск — и всё будет хорошо.
С удивлением Командир заметил, что эти незатейливые слова действуют успокаивающе на ополченцев. Некоторые из них кивали в ответ словам Стрелки, показывая, что они понимают, о чём она говорит, и соглашаются с её словами. Теперь они более осмысленно прижимали арбалеты к плечам, ловя в прицел дверь. Фойер готовил свои приспособления, кто-то из армейцев разжигал дополнительные факела, отчего в помещении стало светло, как никогда. Вера продолжала объяснять в том же ласковом тоне, обращаясь главным образом к ополченцам:
— Теперь я пойду и открою дверь. А вы, как услышите команду, — сразу стреляйте. Только без команды не надо — хорошо? А когда услышите команду «огонь» — сразу стреляйте. Хорошо?
Несколько голосов ответило: «да», «хорошо». Вера удовлетворённо кивнула и с нарочитым спокойствием пошла к двери. Ни одной из сторон не было выгодно открыть огонь сейчас, пока диггеры не войдут в помещение: раз диггеры стучат в дверь, значит у них нет другой возможности попасть в Ментопитомник, а значит и забрать детей. И всё же ни в чём нельзя было быть уверенным: возможно через секунду арбалетная стрела пробьёт ей череп или диггерский секач вскроет живот. Но этого не произошло: с усилием отворив тяжёлую дверь, Вера увидела стоящего у входа Антончика. За ним, в предподвальном тамбуре стояли диггеры. Лицо Антончика ничего не выражало. Он как-то вяло констатировал:
— Стрела. Мы так и знали. Без тебя бы они это не начали.
— Они бы это не начали, если бы не начали вы.
— Ну конечно, всё дело в том, кто начал, — с едва заметной усмешкой произнёс Антончик. Его прищурившиеся от яркого света глаза казались неподвижными, но они внимательно рассматривали то, что происходит за Вериной спиной.
— Ты не была настоящим диггером, я это чувствовал. Если бы не Жак, я бы давно тебя отправил к следователю.
— Жак здесь?
— Нет, глупо было бы его вести сюда, где могла оказаться ты.
— Это почему же?
— Потому что он до сих пор тебя считает диггером. И, как не странно, своим другом. Он наивно надеется, что тебя можно в чём-то убедить. Глупо, правда?
— Но ты ведь так не считаешь?
— Нет. Теперь уж точно нет.
— Ну и прекрасно. Что будем делать дальше?
— Дальше? Большую часть переговоров можно опустить: я уже понимаю, что никого из наших вы просто так не отпустите. Они — приманка, которую мы сознательно заглотили. Вам нужно перебить нас всех, нам нужно забрать детей. Без общего боя не один из нас своей цели не достигнет. А бой не начнётся, если мы все не войдём внутрь. Согласна?
— Я думаю, что в этом наши цели сходятся.
— Тогда командуй, чтобы твои люди отошли к середине, и не открывали огонь без твоей команды. Кстати ты здесь старшая?
Конечно же, Антончик уже рассмотрел Командира и понял, что главный здесь он, но всё-таки задал этот вопрос. Вера, не ответив на вопрос, дала команду:
— Медленно отходим назад, огонь не открывать.
Она сама осторожно сделала несколько шагов назад, впуская Антончика. Тот непринуждённо, расслабленно вошёл. За ним следовали диггеры, которые выстраивались у него за спиной, не снимая секачей с крюков на своих юбках. Казалось, что они становились у стены на расстрел, настолько выглядели отрешёнными и усталыми, но Вера знала, что им нужны доли секунды для того, чтобы превратиться из расслабленных манекенов в вооружённые секачами быстрые машины смерти. Восемнадцать диггеров, в основном, женщины и подростки, многие ранены. Диггеры после остановки кровотечения не пользовались перевязочными материалами, и уродливые гноящиеся рубцы на их грязных телах делали их похожими на прокажённых. В полуприкрытых глазах некоторых из них Вера видела балансирование на грани болевого шока.
— Теперь я медленно подойду к двери и закрою её, чтобы ни у кого не было соблазна убежать до исхода боя. Ключ я выброшу. Можно будет, конечно, его найти, но сначала надо будет убить всех нас. Так ведь будет правильно, Антончик?
— Делай, как знаешь.
Вера, плавно ступая, направилась к двери. Диггеры расступились, пропуская её. Антончик, даже не повернув голову, задал ей вопрос:
— Как же так получилось, Стрела? Как ты стала убийцей?
Он спросил это без злобы, как спрашивают причину шалости у маленького ребёнка. Вера, уже замыкая дверь на специально для этого подготовленный замок, копируя тон Антончика, парировала:
— Убийцей? Я стала убийцей? Может быть, Верхняя Степянка тоже на моей совести?
— Верхняя Степянка была недоразумением…
— Недоразумением? Конечно, вырезать целое поселение — это всего лишь диггерское недоразумение…
Вера швырнула ключ в сторону противоположной от двери стены. Ключ, летящий по дуге и неожиданно громким звяком падающий на пол где-то в дальнем углу — это последнее, что Вера чётко запомнила. Произошедшее после падения ключа отложилось в её памяти, как смутное кошмарное ведение, сплошь состоящее из крови, огня и боли. И в этой багровой мешанине не как цепь последовательных событий, а как разрозненные вырванные из контекста кадры отпечатались немногие эпизоды этого страшного боя.
Почему-то Командир, не дождавшись, пока Вера отойдёт от двери, скомандовал: «Огонь!» Предвидя, что произойдёт дальше, она упала, вжавшись всем телом в пол. Хлопнули арбалеты республиканцев, и две или три стрелы отскочили от двери как раз в том месте, где она только что стояла… Вспыхнувшая, словно факел, диггерша, которая попала в распылённую спиртовую струю, пущенную из огнемёта Фойера, её длинный прыжок, закончившийся объятием Фойера и ударом секачами по почти полной канистре со спиртом у него за спиной… Горящий Фойер, напрасно пытающийся освободиться от коченеющего захвата уже мёртвой женщины, мечется, разливая вокруг горящий спирт из пробитой канистры… Армеец, сидящий на коленях и собирающий внутренности, вывалившиеся из вспоротого живота… Командир, бесполезно орущий «Держать строй!», и развалившийся строй, откатывающийся назад от смертельных накатов волны диггеров… Орущие ополченцы, бросающие арбалеты и мечи и становящиеся на колени… Антончик, с криком «Она — моя!» внезапно оказавшийся рядом с Верой, и его секачи, вертящиеся по причудливым траекториям с невероятной частотой… Паук, рванувший ей на выручку, и диггер, удачно резанувший секачами по его дополнительным рукам, превратив их в кровоточащие обрубки… Антончик, загнавший Веру в угол, омерзительный хруст и взрыв боли под левой грудью… Истошный крик Паука, ловкое движение Антончика, снесшего секачом полголовы мутанту, но на мгновение повернувшегося к Вере боком… Верин меч, по самую рукоять вошедший в спину Антончика…. Последний взгляд бригадира, не выражающий ничего конкретного: ни боли, ни сожаления, ни ненависти… Маленькая диггерша Инга, запевшая своим неземным голосом древнюю песню:
