Захар Петров - Муос: Чистилище
Намного тяжелее было тем сводным отрядам, которые сами шли вглубь Ареала. У них не было возможности избежать рукопашных схваток. Одна группа пропала без вести, две или три из-за больших потерь отступили за пределы Ареала. Только Верин отряд без потерь уничтожил бригаду диггеров, соединился с отрядом, ведомым самим Командиром спецназа, и беспрепятственно подошёл к Ментопитомнику. Минутного замешательства сидевших на входе диггеров, увидевших старую знакомую в диггерском обличье, хватило, чтобы они уже не смогли забаррикадировать дверь. Республиканцы ворвались в столичное поселение диггеров, которое было теперь больше похоже на детсад, дом престарелых и травмогоспиталь по совместительству. Все взрослые и здоровые диггеры были задействованы на поиске выходов из блокады, а дети, больные и раненые остались в Ментопитомнике, и они сопротивлялись отчаянно.
Республиканцы старались не подпустить к себе диггеров, ловя их в прицелы арбалетов. И всё же не очень старые старики, не очень малолетние дети и не слишком изувеченные раненые, избежав арбалетных стрел, волной накатились на выстроившихся у входной стены Ментопитомника республиканцев. Если бы не Командир, упрямо рубившийся с диггерами, левый фланг стал бы отступать. На правом фланге, костяком которого была Верина пятёрка, дела обстояли лучше. Справа от Стрелки стоял Саха, а с ним Фойер, только что устроивший в помещении несколько спиртовых костров, дав тем самым хорошее освещение нападавшим. Паук и Паха стояли слева. Вера, находясь в центре этого клина, приняла на себя основной удар. В боевом трансе она с ходу завалила молодую диггершу, которая с неожиданной ловкостью подпрыгнула к ней на одной ноге, подгибая назад вторую культю, обвязанную кровавыми тряпками. Потом рубанула парнишку, только учившегося владеть секачами. Вообще-то сначала она его ударила ногой в солнечное сплетение, надеясь, что тот вырубится. Но парень, упав, тут же вскочил на ноги и бесстрашно бросился на Веру. И как-то так получилось, что Верин секач вспорол этому отроку живот. Вера приняла это как должное — она ещё на подступах к Ментопитомнику настраивала себя к тому, с чем ей придётся столкнуться и с кем ей придётся драться. И перед нею были враги; враги, которые не хотят сдаваться, а значит, подлежат уничтожению.
Вскоре всё было кончено: два десятка диггеров погибло. Полегло несколько армейцев и ополченцев. Но это не стало поводом к мести. Никого «лишнего» из числа диггеров не убили — только тех, кто оказал сопротивление и отказывался сдать оружие. Потом подошли несколько рабочих с инструментами. Всех взрослых диггеров, которые могли идти или даже прыгать на одной ноге, заковали по рукам и ногам и взяли на одну большую цепь. Их сопровождали во временный лагерь только несколько ополченцев. Для большого конвоя не хватало людей, да и необходимости особой не было, благодаря ещё одному творению республиканских изобретателей. На ноге каждого конвоируемого был закреплён не очень сложный механизм, состоящий из обруча и взведённого упругой пружиной острого лезвия. От фиксатора пружины к общей цепи шёл тросик. Если диггер попробует отойти от цепи, тросик натянется и сдёрнет фиксатор, а мощи пружины хватит, чтобы перерубить кость на ноге, у некоторых — уже единственной. В случае нападения извне одному из конвоиров нужно было только дёрнуть цепь. Или даже просто упасть, потянув эту цепь за собой, безвозвратно калеча пленников.
Теперь в Ментопитомнике оставались две спецназовские пятёрки, три десятка армейцев и ополченцев и столько же детей и инвалидов, которые не могли передвигаться. Их тоже сковали общей цепью, правда без хитроумных механизмов на ногах.
И вот так они сидели безвылазно уже неделю. Они не знали, как идёт война и что происходит вокруг. Скорее всего, успешное начало сменилось затяжной осадой двух других крупных диггерских поселений — Ангарки и Дражни. Иначе бы высвободившиеся отряды направились к Ментопитомнику. А может быть, и осады уже никакой нет — может быть, всех перерезали диггеры, и гарнизон Ментопитомника — это последний остаток Сил Безопасности Республики.
Вера не была суеверна, но ей не давала покоя встреча с незнакомцем в тесном коридоре на подступах к Ментопитомнику. Вера спрашивала про него у Паука, Фойера и братьев, и никто из её пятёрки его не видел. Хотелось бы верить, что это был мираж или галлюцинация. Но то, что сказал ей человек, постоянно крутилось в мозгу, как назойливая муха. Эти непонятные фразы — «кто ты, Вера», «живёшь отдельно от своего имени», «свою дорогу знаешь» — сами по себе ничего не значили, но вызывали необъяснимую тревогу. И ещё её не могли не тревожить армейцы и ополченцы, особенно ополченцы. Они почти в открытую начинали ныть и проситься домой.
Диггеры, большинство из которых были дети, наоборот, вели себя с завидным мужеством. Они отказывались от предложенной им еды, изредка питаясь из небольшого запаса сушёной картошки и вяленого мяса. Казалось, им было всё равно, что происходит вокруг. Они, как и обычно, в полголоса повторяли свою Поэму Знаний, раскачиваясь на одном месте и закрыв глаза, читали Библию, делали упражнения на концентрацию или отрешённо сидели в позе лотоса. В какой-то момент Вере нестерпимо захотелось делать то, что делают они. После схватки в Ментопитомнике Вера оделась в спецназовскую форму, и её юбка лежала в заплечном рюкзаке. Но всё же она не совсем соврала Копылу, что диггеры остаются диггерами навсегда. И Вере стало тоскливо от того, что диггеры развязали эту войну и обрекли себя на истребление и ассимиляцию. А пока что эти дети уверены, что они в начале диггерского пути, который им кажется таким прямым и правильным.
На четвёртый или пятый день диггеры запели песнь. Не было ясно, почему они решили петь эту песню именно сейчас и почему начали петь её вообще. Просто сразу несколько голосов стали издавать гортанный тянущийся разноголосый звук, не громкий и не навязчивый, ставший аккомпанементом будущему пению. Потом девочка лет шести запела удивительно чистым и глубоким голосом:
Изгнал из рая древних за грехи Господь
И на Поверхность свёл их научить добру.
Послал к ним Сына Своего указывать им путь,
Искали правду чтоб они, живя в своём миру.
Несколько диггеров повторили последнюю строку:
Искали правду чтоб они, живя в своём миру.
То, что эту фразу повторили диггеры, было понятно лишь потому, что никто другой здесь петь не мог. Диггеры даже не шелохнулись, и этот короткий припев, казалось, выдохнули стены Ментопитомника. Все республиканцы, которым никогда впредь ничего подобного слышать не приходилось, отвлеклись от своих дел и разговоров и завороженно вслушивались в пение этого колдовского хора. А маленькая солистка продолжала петь:
Но возгордились люди: «Нам не нужен Бог!
И без Него великие мы чудеса творим!
Богами сами скоро станем, и у наших ног
Мы нами покорённую Вселенную узрим».
Её звонкий нежный голос на фоне мычащего аккомпанемента остальных диггеров звучал как пение Ангела с кротостью и болью упрекающего людей в их грехах. И бэк-вокал единым голосом, как будто сама выстрадавшая Земля, выдохнул припев:
Мы нами покорённую Вселенную узрим.
Вера присмотревшись к певунье и узнала её. Это Инга, родившаяся слепой, с бирюзовыми глазами, в которых не было зрачков. У диггеров, игнорирующих Поверхность, мутации случались реже, но случались. Когда Вера покидала Ментопитомник, Инга была совсем малюткой. Теперь же в отблеске светляков её лицо с этими неземными глазами, казалось не принадлежащим этому миру.
И обрели те древние невиданную мощь,
Но нет любви в них, только ненависть и зло.
Безумие гордыни в их души заползло,
И вместо рая низвели на землю смерти ночь.
В угоду сатане предали мир огню,
Сгорели мириады живших в нём.
Взрыдал остаток, осознав вину свою,
В Муос они сошли тем страшным днём.
Магический голос подхватил Веру и вынес наверх и на много десятилетий назад. Обезумевшие правители и генералы, сидя в своих бункерах, отдавали чудовищные приказы. Тысячи зловещих цилиндров взмыли в небо, неся в себе смерть. Миллионы перепуганных людей метаются по городам в поисках укрытий или просто стенают от ужаса в ожидании неминуемой смерти. Гигантские вспышки озарили небосвод, превращая города и их обитателей в пыль и дым. А те, кто пережил тот смертный день, завидовали сгоревшим в ядерной вспышке. Радиация, ядерная зима и самое страшное — тысячи смертельных вирусов и мутагенных агентов — превратили отсрочившуюся кончину выживших в сплошное мучение. Лишь жалкому остатку многомиллиардного человечества, битком набившемуся в убогие подземные убежища, удалось временно укрыться от ужасов истерзанной Поверхности. Но через несколько лет большая часть этих укрытий, атакованных голодом, вирусами и безумством их обитателей, стали братскими могилами. Одним из чудом выживших поселений стал Муос. Но на этом полная трагизма баллада не закончилась.
