Захар Петров - Муос: Чистилище
— Кем стать?
— Агентом-психологом. Так называется моя вторая работа, если её можно назвать работой. Поначалу всё было довольно безобидно и даже романтично. По их заданию я делала разные психологические эксперименты: влюбить в себя одного студента, подружиться с другой студенткой, рассорить друзей. Это я теперь понимаю, что меня просто сделали стукачкой: ведь для того, чтобы получить задание, мне нужно было рассказать, кто чем в Университете дышит. А кроме того, меня натаскивали перед настоящим заданием. И этим моим заданием стала ты. Предупредили, что легче головой стену пробить, чем манипулировать тобой; сообщили, что ты — человек без чувств и эмоций. И именно мне надо было в тебе эти чувства породить, для того, чтобы ты сделала то, что им надо. Для этого я должна была подружиться с тобой, стать близкой подругой, прикинувшись наивной деточкой, благо внешность моя к этому располагает. Короче говоря, ты должна была вовсю проникнуться ко мне старше-сестринскими чувствами. Насколько это у меня получилось — судить тебе…
— У тебя получилось.
— А уже потом мне сообщили задание. Объяснили, что скоро начнётся война с диггерами, что ты — бывший диггер, и без тебя эту войну выиграть невозможно. Повлиять на тебя напрямую, заставить делать то, что ты считаешь неправильным, — бесполезно, это даже я к тому времени понимала. Необходимо было, чтобы ты сама захотела этой войны. А захочешь ты её только тогда, когда враги ужалят кого-то из ставших близкими тебе людей — таков твой психотип. Этим обиженным диггерами человеком должна была стать я. Что-то в легенде о гибели нашего поселения придумали они, что-то подсказала я сама. Получилось довольно убедительно и трогательно — ты поверила и прониклась моей бедой. Они всё правильно рассчитали, они всегда всё правильно рассчитывают, и в этот раз угадали: ты пошла на эту войну.
Вера слушала Танюшу, обхватив голову руками. Вместить услышанное в себя было просто не возможно! Её использовали, использовали, как какой-то инструмент для достижения чудовищных целей. Опутав верёвками лжи, из неё сделали послушную марионетку. Танюша права — без Веры война с диггерами просто не началась бы; Республика никогда бы не вступила в бой с неведомым и невидимым врагом. Когда же у них появился преданный информатор и инструктор по борьбе с диггерами, который к тому же самоотверженно повёл в бой передовой отряд — баланс сил резко изменился. Для этого Инспекторату и Штабу ничего не было жалко: в жертву маниакальной идее они принесли несколько жизней на Верхней Степянке (Булыга сообщил ей, что это тоже дело Чёрной Пятёрки).
«Из-за меня началась война! Я начала эту войну! Из-за меня погибли десятки и сотни хороших людей, и с той, и с другой стороны!». Чувствуя приближение очередного приступа, Вера всеми силами себя успокаивала, незаметно для Танюши проводя аутотренинговые комбинации, но мысль «Война началась из-за тебя!» неумолимо вращалась в её голове. Танюша продолжала:
— Было ещё несколько мелких заданий, но в основном меня больше не задействовали. Как и обещали, перевели меня в Инспекторат; можно считать, что мечта моя исполнилась. Правда, не очень-то я тяну эту работу, не моё это — тут же тоже уйма бумажек и постоянно думать надо. На всякий случай вот Пашку охмурила. Теперь даже если из Инспектората выгонят, всё же в Улье оставят. Да беременностями и детьми прикрываюсь. Пока особо не трогают, недовольство мной высказывают, но всё же не трогают. В общем, всё было пока хорошо, и я бы с радостью с этими их заданиями завязала, но они ж не отвяжутся: агентом-психологом перестать быть нельзя (это мне потом уже объяснили), от этой неоплачиваемой работы освобождают только в связи со смертью. Потом снова по поводу тебя вызвали: говорят, так мол и так, подруга твоя Вера следователем стала и плохими делами занимается. И управы на неё никакой нет, и повлиять на неё никак невозможно, так как слабых мест она попросту не имеет, кроме одного — преподавателя вневедения из Университета. Это ж я сама им тогда про твои встречи с Вячеславом Максимовичем рассказывала, я ж не думала, что они и на этом как-то сыграть надумают. Он им очень был интересен — это же единственный ключик к тебе. Поэтому я по их заданию стала для него «своим человеком» в Инспекторате. Он всё с этой книжкой носился — «Начала» называются. Я этой его странности, если честно, так и не поняла: якобы он книжку писал для каких-то дикарей, которые придут сюда через сто или сколько там лет. Представь, как с моей «любовью» к чтению и наукам непросто было изображать «неподдельный интерес» к его труду, особенно к книжке, написанной не для обычных людей, а для каких-то дурачков. Даже с моими талантами убедительно сыграть не получилось бы, не будь твой возлюбленный таким наивным. А потом я, следуя их указаниями, проинструктировала Вячеслава, как и что надо говорить, чтоб убедить Инспекторат в издании книги. Я же не знала, что его арестуют за это и отправят на каторгу…
Вера привыкла к опасностям, к жестокости этой жизни, к смертям и потерям, к постоянному противостоянию с врагами. Но эти опасности она всегда видела перед собой; никогда сзади, сбоку или сверху, а именно перед собой. Рассказ Танюши в очередной раз переворачивал её мировоззрение: опасность исходила из самой Республики, опасным был близкий человек — Танюша, но самая большая опасность била из самой Веры — созданной Республикой хладнокровной машины смерти, которую направляли, куда кому-то надо, и которая послушно всё и всех перемалывала, особо ни над чем не задумываясь.
— Но им нужен был не Вячеслав Максимович, а им нужна была только ты. Я в деталях не поняла, что они задумали. Сказали, что тебя нужно протестировать на предмет полного разрыва личных отношений. Если ты пойдёшь к нему — значит, нарушишь присягу следователя. Я им говорю, что, сходив к нему, ты узнаешь, что он тебя не звал и вернёшься за объяснениями. Но они заверили, что если ты пойдёшь на каторгу, то уже не вернёшься, так как будешь сразу же арестована за нарушение присяги, а если не пойдёшь, то и не узнаешь ни про что. Пойми, Вера, у меня нет выхода — я словно муха, запутавшаяся в паутине. Лучше б я тогда сама в Верхней Степянке в воду с головой бухнулась, чтоб меня змеюги загрызли… А теперь — всё… Выхода у меня нет… Куда я с этим и этим? — она показала одной рукой на живот, а второй на люльку, в которой уже начал шевелиться просыпающийся ребёнок.
— И много вас таких, — безучастно спросила Вера, — агентов-психологов?
— Я не знаю никого, кроме тех, кого завербовала сама.
— Ты ещё и вербовала? Кого?
— В Университете ко мне в кубрик подселяли только тех, кого нужно было завербовать. Джессика до тебя была моей главной задачей. Резервация и так доставляет много хлопот Республике, поэтому иметь там агента-психолога — их давняя мечта. Но с Джессикой у меня ничего не получилось — это мой единственный прокол. Та — типа тебя, такая же замкнутая и неприступная, вся пропитанная непонятными идеями. И ещё хитрющая — только прикидывалась простушкой. Я к ней и так, и сяк, а она как будто и не понимает, о чём я; словарного запаса-де у неё маловато. Зато вот Лида уже давно работает на своей электростанции и по совместительству сливает, кто чем там дышит. Им без своих глаз и ушей на таком важном объекте — ну никак…
— Ты всё говоришь — «они», «им». О ком ты говоришь? Кто тебя вербовал? Кто даёт задания?
— Я имею в виду психологическую службу Инспектората. Там их человек шесть или семь. Но меня вербовала и постоянно со мной работала только инспектор-психолог Жанна…
9
— А что ты будешь делать, если я сейчас закричу? Тут же появится охрана — из этого бункера никто не уходил без разрешения, — со спокойной улыбкой спросила Жанна.
— Если ты закричишь, я для начала сверну тебе шею. А там буду думать дальше, — в тон Жанне ответила Вера.
Две сильных женщины, сидя на табуретках по обе стороны стола, сверлили друг друга глазами, но лица у них оставались такими любезными, что посторонний, не вслушиваясь в разговор, мог бы подумать, что это две закадычные подруги сошлись посплетничать о третьей товарке.
— Я так понимаю, ты сейчас начнёшь допрос? Признаться, очень интересно увидеть тебя в действии. Посмотрим, что ты усвоила из того, чему я тебя учила, — не переставала ерничать Жанна. — Или, может быть, допрос будет с пристрастием, с пытками? Тогда уж я, подруга, точно закричу — не люблю, когда мне больно. И тогда скручивай мне шею, а потом думай, что делать дальше.
— То есть, баш на баш: я не скручиваю тебе шею и не пытаю, а ты не кричишь. Мы просто работаем, как два цивилизованных специалиста. Так пойдёт? — невинно предложила Вера.
— Правила принимаются.
— Ну, тогда начнём с лирики. Расскажи-ка в двух словах, чем занимается психологическая служба Инспектората. Кое-что я и без тебя уже знаю, но что именно — не скажу, поэтому не старайся меня обманывать.
